Васята толкнул Васю:

— Глянь, лягушевские пришли.

Около озера появилась группа лягушевских ребят. Многие из них были с палками. Лягушевские чувствовали себя хозяевами озера и чужаков с Сиротской слободы считали заклятыми врагами.

Несправедливости в этом не было, потому что сиротские тоже считали своим долгом валтузить лягушевских, если те пытались проникнуть в сиротский край Лягушевского оврага.

Лягушевские начали стращать:

— Эй, вы, «сироты»! Уходите с нашего озера, а то мы вам сейчас дадим! Дорогу покажем, по какой бежать лучше!

Вася поглядывал на наступающих и командовал:

— Давайте играть, будто мы не слышим. Пускай поближе подойдут. Санька с Гришкой и Колькой отойдите налево, а мы с Васятой, Мишкой и Ванькой тут их встретим. Как «лягушки» сюда подойдут, вы сзаду нажимайте...

— Глухие вы, что ли? — орали «лягушки». — Давайте мы вам ухи прочистим!

Размахивая палками, они скатывались на лед. Ледышки, комья снега полетели в «сиротских».

Подняв над головой биту, Вася бросился навстречу:

— В атаку, ура-а-а!

— Ура-а-а! — как гром прокатилось по рядам доблестного войска Сиротской слободы.

Не ожидавшие такого отпора, «лягушки» растерялись.

— Ура-а! Ура-а! — ужасающе взревел Васин отряд, врезаясь в расстроенные ряды ошалевшего неприятеля. «Лягушки» пустились наутек.

— Стойтя! Куда вы? Вертайтесь! — бесновался командир «лягушат», долговязый подросток по кличке Стропило. С помощью кулаков Стропиле удалось приостановить позорное бегство. Придерживая шапку, он бросился на Васю:

— А ну выходи один на один!

— Чур, никто не подходи! — крикнул Вася и принял бой.

Это был исторический поединок. Два полководца сражались не на живот, а на смерть, а два войска поочередно то замирали в молчании, то оглашали воздух торжествующими криками.

Силы противников оказались равными. Крепко обхватив друг друга, они пыхтели, ничего не видя от ослепившей их ярости.

В это время на дороге показался Иван Степанович. Сначала он молча наблюдал за сражением, потом крякнул, спустился на лед, и, схваченные за шиворот, два великих полководца повисли в воздухе, как кутята. Вася опешил, а Стропило перепугался, увидев здоровенного бородатого дядю.

Иван Степанович стукнул неприятелей лбами, раскидал их в стороны и, буркнув: «Васька, домой», — ушел.

Идя домой, Вася готовился к тому, что отец ему «пропишет». Васята, как мог, старался отвлечь приятеля от невеселых мыслей.

— Знаешь, Настька-то вчера на твоей скамейке три раза кряду скатилась, а потом ни с чего разозлилась и домой пошла. Скамейку на горе бросила. Я ее прибрал.

На сердце у Васи полегчало: «Значит, цела, не покалечилась, дура бешеная».

— Если тебе не попадет, выходи на большую гору, ладно?

Вася окрысился:

— Ты что, тятьки моего не знаешь? «Если не попадет», — передразнил он. — Как пить дать попадет. Только я все равно приду.

Но тут произошло чудо чудное: отец был в благодушном настроении.

— Драться не умеете, — попрекнул он Васю. — Обнялись и топчетесь. Рази это драка? Срамота!

Васята запечалился: вот уже третий день, как Наташа не появлялась в мастерской. Наконец он не стерпел:

— Кузьма Алексеевич, почему Наташа не приходит?

— Не знаю, девчонки к ней из школы бегают, танцы учат. Мать над ними там командует.

Васята вздохнул и с тоской поглядел на двор, где торчала покинутая Наташей горка.

Вдруг дверь распахнулась и, закутанная с головой в материн салоп, в мастерской появилась Наташа.

— Ты чего так вырядилась? — удивился Кузьма Алексеевич.

Лукавая девчонка молча вытащила ноги из большущих валенок и выскользнула из салопа, сбросив его на верстак. Сверкающая звездочка, белоснежная снежинка появилась перед парнишками в мешковинных фартуках. Блеснув плутоватым взглядом на обомлевшего Васяту, снежинка поднялась на пальчики и закружилась.

Большая колючая елочная звезда дрожала на волнистых рыжих волосах. Коротенькая пушистая юбочка взлетала и колыхалась, рассыпая сияющие искорки от нашитых на нее блесток. Разбросав в стороны руки, Наташа, кружась и приседая, приблизилась к отцу.

— Ловко! — залюбовался Кузьма Алексеевич и осторожно, указательными пальцами, взял Наташу за узенькие плечи.

— Эго мы на рождестве в школе будем танцевать! — Снежинка снова закружилась и тоненько запела:

— Ты поэтому и не приходила? — тихо спросил Васята, когда елочная звезда засияла перед его носом.

— Ну да. Мы с девочками репетируем... А потом костюмы шили.

— Красиво как! — наконец опомнился Вася.

Васята хвастливо поглядел на друга.

— Вот она какая у нас, Наташа!

...Истоптанная, изъезженная большая гора отдыхала. Ребята забыли ее. Все вечера они проводили у Новиковых в холодной половине дома. Наташин танец не прошел бесследно для Васи. Он загорелся мыслью тоже устроить представление.

Ребята упоенно репетировали постановку по песне о Степане Разине «Из-за острова на стрежень». Роль атамана со всеобщего согласия поручили Васе. Васята был Филькой. Исполнителей на остальные роли нашлось больше чем достаточно. Не хватало княжны. Посоветовавшись, ребята отрядили послов к девочкам.

С тех пор как мальчики перестали бывать на большой горе, девочки тоже не стали ходить туда и проводили вечера у Насти. Старик цыган забирался на печку с гитарой и как заведенный играл девочкам всякие танцы. Настя учила подруг танцевать.

Летом она часами простаивала в сторонке, неподалеку от танцующих барышень и молодых людей, и жадно следила за движениями танцоров.

— Так вприглядку и научилась! — смеясь, объясняла на подружкам.

Цыган любовался раскрасневшимися девочками.

— Самая сладкая ваша пора! — говорил он. — Из аленьких выросли, до больших не доросли. Нежные вы, как голубые цветы!

И вот в один из таких танцевальных вечеров в хибарку вошли Гриша Бумагин, Ваня Дружков и Васята Новиков.

Девочки удивленно уставились на незваных гостей, а гости, не зная с чего начать, бестолково переминались с ноги на ногу. Цыган пришел им на помощь. Он тихонько спросил у Насти имена мальчиков и, хлопнув в ладоши, запел:

Общее замешательство разрядилось взрывом веселого смеха.

Освоившиеся ребята рассказали о своей затее. К их удивлению, горячее всех отнесся к этому старый цыган.

— Тебе плясать надо будет? Да? А как плясать, ты знаешь? — допытывался он у Васяты.

— Спляшу! — самоуверенно ответил тот.

— Тогда покажи, прошу тебя, покажи свою пляску. Пусть цыган Яшка полюбуется!

Цыган взял гитару, на грифе которой голубой лентой была привязана бумажная роза. Ударив по струнам, спросил:

— Какую пляску играть?

— Русскую, — решительно сказал Васята.

— Давай русскую!

Васята считался хорошим плясуном. Вот и сейчас он, подбоченясь, прошел круг, потом подпрыгнул и, отбив лихую дробь, пустился вприсядку.

Ваня и Гриша, подбадривая приятеля, громко восхищались:

— Вот это да!

— Жми, Васята!

Красный и запыхавшийся Васята выкинул замысловатое коленце и остановился, победоносно поглядывая на цыгана.

— Нет! Так неладно! — вскочил Яшка. — Какая пляска, когда кровь спит? Дочка, на!

Он перебросил Насте гитару и вышел на середину. Перебирая струны, Настя вопросительно взглянула на отца:

— Какую?

— Ему русскую надо, русскую играй!

— Куда девался старый сухой старик? — крикнул Яшка. — Где он, старый цыган? Нету старого — молодой Яшка плясать пошел!

Вот это была пляска! В удалой русский мотив огнем влилась цыганская раздольная кровь. Распоясанная синяя рубаха то вздувалась пузырем, то облипала жилистое тело. И было похоже, что синее пламя металось по хибарке, то расстилаясь по земляному полу, то взвихриваясь до потолка. Наконец завертелось, закружилось и мгновенно погасло...