Еще была открыта книжная лавка «Афина», принадлежащая моему знакомому Томеку Ходорку. У Томека я бывал часто, покупал из-под прилавка всякую книжную контрабанду, самиздат и нелегальную литературу, запрещенную Курией. Помимо книгопродажи Томек Ходорек долбался с изданием весьма читабельного и популярного журнала «Ухажер», местной мутации «Плейбоя».
Томек как раз стоял перед лавкой и смывал растворителем с витрины надпись «МЫ ТЕБЯ ПОВЕСИМ, ЖИД».
– Сервус, Томек.
– Сальве, Ярек. Кам инсайд! Есть «Мастер и Маргарита» издательства «Север». Еще «Жестяной барабан» Грасса.
– У меня есть и то, и другое. Еще старые издания. Когда палили, так пахан спрятал. Вот Салман Рушди у тебя имеется?
– Через пару недель получу. Отложить?
– Спрашиваешь. Ну, пока. Бегу в школу.
– А не боишься сегодня? – Томек показал в сторону Маневки, откуда доносился все более громкий обмен залпами. – Плюнь на школу, возвращайся домой, санни бой. Inter arma silent musae.
– Audaces fortuna juvat, – отвечал я без особой уверенности.
– Ер бизнес. – Томек вынул из кармана чистую тряпку, сплюнул на нее и протер витрину до глянца. – Бай.
– Бай.
Перед зданием масонской ложи «Гладиус», рядом с памятником Марии Конопницкой, стоял полицейский броневик с установленным на башенке пулеметом М-60. На цоколе памятника красной краской кто-то намалевал: «УНЗЕРЕ КОБЫЛА», а чуть пониже – «НЕ ССЫ ПРОХОЖИЙ КОБЫЛА НАШ ПРОРОК». Неподалеку от памятника была установлена пропагандистская витрина, а на ней под стеклом – фотографии, изображающие осквернение могилы писательницы на Лычаковском кладбище.
Джули
Ты так чудесна
Так чудесна…
Я пошел по улице Элигиуша Невядомского, бывшей Нарутовича, пробежал вдоль стены неработающей фабрики химволокна. К стене был прикреплен огромный плакат, где-то девять на девять, изображающий покойную мать Терезу. На плакате огромными каракулями из баллончика кто-то намалевал «ГЕНОВЕФА ДУРА». Потом я свернул на улицу, ведущую к Черной Ганче.
И там наткнулся на Белых Крестоносцев.
Их было человек двадцать, все наголо обритые, в кожаных куртках, оливковых футболках, мешковатых серо-зеленых камуфляжных штанах и тяжелых десантных ботинках. Человек пять, вооруженные «Узи» и контрабандными полицейскими «Геклер-Кохами», охраняли мотоциклы. Один малевал звезду Давида на витрине бутика Малгоськи Замойской. Другой, стоящий посреди улицы, держал на плече комбайн «Шарп» и дергался в ритм «Спасителю», хита группы «Мегадет» из альбома «Потерявшиеся в вагине». И песня, и сам альбом были в черных списках.
Остальные Белые Крестоносцы занимались тем, что вешали какого-то типа в лиловой рубахе. Тот выл, вырывался и дергал связанными за спиной руками, а Крестоносцы пинали и били его куда попало, волоча в сторону каштана, где с ветки уже свисала элегантная петля из телефонного провода. На тротуаре валялся звездно-полосатый пластиковый мешок, тут же были раскиданы разноцветные блузки, леггинсы, свитера, упаковки колготок, видеокассеты и камкордер «Панасоник».
Хватит лжи, хватит дерьма
С меня довольно
Меня воротит
От твоих хитрых, ничего не значащих слов
Никогда
Не пробуй меня спасать
Я сделан не по твоему образу…
Белый Крестоносец с «Шарпом» на плече сделал ко мне несколько шагов, загородив путь. Из высокого ботинка выглядывала рукоять тяжелого ножа «Сервайвл». Другие отрезали мне путь к отступлению.
«Прощай, Джули, – подумал я. – Прощай, уокмен. Прощайте, милые мои передние зубы».
– Хей, – заорал вдруг один из Крестоносцев. – Красавчик, ты?
Я узнал его, несмотря на бритую голову и пестрые цирковые тряпки. Это был Мариуш Здун, прозванный Лисой, сын гинеколога, одного из самых богатых людей в городе. О старом Здуне поговаривали, что он состоял в совете «Арт-В Интернешнл АГ», и что ему принадлежат акции в «Четырех Сестрах».
– Отцепись от него, Менда, – сказал Лиса типу с «Шарпом». – Я его знаю, это мой дружбан, нормальный поляк. Вместе в школу ходили.
Это правда, какое-то время Лиса ходил в нашу школу. Я давал ему сдирать. Но без особого эффекта, потому что Лиса еле читал.
Мужик в лиловой рубахе, которого за ноги подтянули к петле, дико заорал, дернулся и вырвавшись из рук, упал на тротуар. Сбившись вокруг, Белые Крестоносцы попинали его ногами и снова подняли.
– Эй! – крикнул один из них, с распятием на шее. – Лиса! Лучше бы помог, вместо того, чтоб базарить с этим чучелом.
Этого я тоже знал. Его прозвали Великий Гонзо, потому что его нос напоминал кран умывальника и был такой же блестящий.
– Ты уж лучше вали, Ярек, – Лиса почесал стриженое темечко. – Лучше свали отсюда.
О да, молитвы и ярость
Ничего, лишь молитвы и ярость
Слишком поздно
Черные псы кружат вокруг
Брызжут слюной
Никогда
Не пробуй меня спасать…
На первом этаже открылось окно.
– Тише! – взвизгнул, высунувшись, старикан с блестящей лысиной. Над его ушами висели две седые прядки, придавая ему вид филина. – А ну тихо! Что за шум? Тут люди спят!
– Отъебись, дед! – прорычал Лиса, размахивая «Узи». – Ну! Заткни хлебало и не пизди!
– Эй, Лиса, повежливей, – одернул его Великий Гонзо, одевая петлю на шею типа в лиловой рубахе. – А вы, земляк, закрывайте окно и идите смотреть телевизор, как положено порядочному земляку! А если что не так, то я сейчас подымусь и оторву вам задницу, так-то.
Филин еще сильнее высунулся из окна.
– Да что же это вы творите, ребята? – крикнул он. – Что это вы делаете? Это что еще за суд Линча? Как так можно? Да разве можно быть такими жестокими? Это же не по-человечески! Не по-христиански это! Ну что он вам такого сделал?
– Магазины он грабил! – зарычал Большой Гонзо. – Спикуль он, роббер, мать его еб!
– Но ведь для этого есть полиция, Городская Стража, опять же Греншутц! Закон…
– Пааамааагитеее! – заорал тип в лиловой рубашке. – Да ради Бога, па-ма-ги-тееее! Спаситеее!
– А-а, русский, – сказал Филин и печально покачал головой. – Ясно.
И он закрыл окно.
– Ты бы шел, Ярек, – повторил Лиса, вытирая ладони об штаны.
Я побежал, не оглядываясь. С северной окраины нарастала канонада. Слышались глухие выстрелы танковых пушек.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru