- Что с тобой происходит?
- И сам не знаю... Кажется, я впадаю в депрессию. Ереван депрессивный город. А жизнь… по-моему просто симулякр.
- С этим я согласен - и жизнь, и войны, да и машины, небоскребы, супермаркеты. Да, самый большой симулякр - наши отношения. Но Ереван все равно навевает депрессию.
- Что-то изменилось в наших отношениях?
- Ты о чем это?
- Спрашиваю. Может я чего-то не знаю? Говори открыто.
- Ты становишься параноиком. Ничего не изменилось, и не могло.
- Но твой голос не такой как всегда. Я чувствую, что что-то не так.
- У меня умерла тетя. Я ее очень любил.
- У тебя была тетя в Ереване?
- Да. Наша материнская сторона из Ехегнадзора.
- Даже не знаю что сказать…
- Можешь ничего не говорить. Тетя Сирушо очень помогла нам, когда мы бежали из Баку. Она и без нас жила тяжелой жизнью. Так и не вышла замуж. С восьмого класса работала с бабушкой на ферме дояркой. Была лауреатом премии Ленинского Комсомола. Сгноила жизнь в совхозе имени «Сорокалетия Советской Армении».
- Я понимаю тебя, Артуш.
- Я вижу, ты хочешь меня утешить, но вряд ли ты меня понимаешь.
- Ты прав…
- Обиделся?
- Нет, нет. Просто не думал, что все будет так сложно.
- Что именно?
- Что все так сложится – что не встретимся, и даже говоря по телефону, будем следить за каждым словом. Я понимаю твое горе, но я совершенно по-другому представлял свою поездку в Ереван. Мои надежды не оправдались.
- Думал, что прогуляемся по Еревану, съездим вместе на природу, даже в гостинице будем жить в одном номере, а платить за все будет Борис?
- Да, примерно так и думал. Ты прав.
- Зря… Мы можем увидеться в Тифлисе. Примерно через месяц я закончу все свои дела, и могу приехать в Тифлис аж на целых две недели. А ты?
- Может быть. Значит, до следующего свидания мне надо ждать целый месяц?
- Ты и сам знаешь, что если бы у меня была возможность приехать раньше, я бы это сделал.
- Хорошо, Артуш. Да будет так. Аминь!
Заур раздраженно бросил трубку и подошел к окну. Он смотрел на свет фар проносившихся мимо гостиницы машин и громко рыдал. Вдруг вытащил из кармана мел, захваченный в Баку, в школе № 2, раскрошил его и высыпал на пол.
Ереван не принес ему облегчения.
***
Утром, в восемь часов его разбудил стук в дверь. Колотивший с завидным упорством Артур, будил гостя из Азербайджана к завтраку. Заур, который после разговора с Артушем плохо спал и видел всю ночь кошмары, про себя проклинал Артура, но был рад тому, что тот избавил его от мучений. Он приоткрыл дверь, и посмотрел на охранника воспаленными глазами:
- Максимум через полчаса буду в ресторане. Сам спущусь, не беспокойтесь. Убегать никуда не собираюсь.
Артур иронично улыбнулся.
- Отсюда невозможно убежать. У нас и на улице люди.
Сказав это, он гордой походкой направился к лестнице.
Заур обругал себя, затем Бориса за то, что приехал в Ереван и захлопнул дверь.
«В самом деле, зачем я приехал. В жизни еще не было более нелепой поездки. Еще Артуш из себя неизвестно что строит. Если на него так повлияла смерть тетки-доярки Сирушо, значит все еще хуже, чем я думал».
Он принял душ и оделся. Торопиться было некуда. Он даже вышел на балкон, посмотреть на утренний Ереван. Вершина армянского вожделения – гора Арарат, во весь рост поднималась над горизонтом. Слова Сталина: «Армяне будут видеть Арарат, но никогда до него не прикоснуться» продолжали быть актуальными. Заур еще раз посмотрел в зеркало, размял шею, вышел из комнаты и не торопясь, спустился в ресторан.
Кроме него, все, включая не живших в гостинице Паруйра, Сергея, Бориса и Георгия, сидели за большим столом на двадцать персон, и с аппетитом ели. Артур, увидев Заура, довольно кивнул два раза головой и продолжил беседу со своим напарником. Сидевшая между Степаном и Борисом Гюлай засмеялась:
- Почему это мой переводчик так опаздывает?
Заур даже не посмотрев в сторону Гюлай, подошел к столу, сказал всем «приятного аппетита» и сел на свободное место рядом с Давидом. Лицо Гюлай посерело, но она промолчала. Турчанка была обескуражена. Опустив голову, стала ковыряться в сливках на своей тарелке. Как только официант принес Зауру чай, Давид, слегка нагнувшись в его сторону, прошептал:
- Я положил травку на балкон, на солнце. До вечера высохнет. В крайнем случае, завтра покурим.
- Может не стоит. Это рискованно.
- Не говори глупостей. Что еще делать в Ереване, как не курить? Не видишь как здесь скучно. С ума схожу со вчерашнего дня. А вот и жертва геноцида идет! Готовься переводить, - и Давид мотнул головой в сторону двери. Заур посмотрел в этом направлении и увидел вчерашнего повествователя, Ару.
- Только его не хватало. Теперь будет отравлять нам завтрак. И охота же ему с утра, пораньше тащиться в ресторан.
Борис понял, о чем они перешептываются и подмигнул:
- Не беспокойтесь. Сегодня не дадим ему так долго говорить. Если что, переводить буду я.
Сказав «посмотрим», Давид принялся за фруктовый йогурт.
Ара, не успев еще подойти к столу, поздоровался со всеми, и, не спрашивая разрешения, присел. Он был бледен и без настроения. Ара подозвал официанта и попросил чай с молоком. Гюлай с состраданием, исходившим от досады за проделанное ее дедами с армянами в 1915-ом году, попросила Бориса перевести следующее:
- Ара, что-то произошло? Вы выглядите очень расстроенным.
Ара вздохнул и посмотрел на Гюлай:
- Что я могу сказать, ей богу… Позавчера я потерял очень дорогого, близкого мне человека, женщину всей моей жизни. Я узнал об этом вчера вечером, после того, как расстался с вами.
Давид, мельком взглянув на Заура, тихо проговорил: «видишь, очередная трагедия произошла». Тем временем, Ара продолжал рассказ, размешивая сахар в чае.
- Сирушо была добродушная женщина. Со дня нашего знакомства в семидесятых годах, она всегда была дояркой. Была лауреатом премии Ленинского Комсомола. Если скажу, что понимала язык коров, не совру.
В тот момент, когда все внимательно слушали Ару, Заур внезапно поперхнулся. Из глаз потекли слезы, он обхватил руками горло и начал громко кашлять. Давид тут же огрел соседа тремя ударами кулака по спине. Заур слегка пришел в себя, поблагодарил его и извинился перед остальными: