Тофик завершил свой рассказ, утер слезы тыльной стороной ладони и сделал глоток Колы. Заур смотрел на него с жалостью. Рушвия тоже растерла скатывающиеся по щекам слезы жирными руками и спросила:

- А что случилось потом, Тофик? Ты ее больше не видел?

- Я через десять лет женился, - сказал Тофик, смотря на Рушвию исподлобья. Его голос дрожал. - Случилось так, что Хумар ханум тоже была родом из Кубы. Но я никогда не рассказывал ей о своей первой любви, потому что она была очень ревнивая. Спустя год после смерти Хумар ханум я поделился с сестрами историей своей первой любви. Хотя с тех пор прошло 48 лет, каждый раз, вспоминая ее, я прихожу в волнение. Невольно погружаюсь в грезы. Уже свыше сорока лет я работаю на заводе холодильников, но все еще не встретил девушку похожую на Алмаз, с длинными косами. Да и дочки у меня нет, чтобы попросить ее отпустить длинные косы. Порой я думаю, почему же наши девушки не отпускают длинные косы? Ведь красота длиннокосой девушки притягательней для сердца.

Тофик не удержался и разрыдался, Рушвия присоединилась к нему. Джейран плакала тихо и скупо, ибо растратила все свои слезы на собственные переживания. Заур смотрел на них, и ему становилось тошно. Тофик продолжил:

- В последнее время я часто вспоминаю свою первую любовь, и не могу заснуть. Однажды я увидел во сне длинноволосую женщину в белоснежном свадебном платье. Ее волосы были такими же белоснежными, как ее платье, но они также были заплетены в две косы. Она приблизилась ко мне, и я увидел, что она похожа на ту самую девушку. Я сказал: «Неужели ты почувствовала, что в последнее время я все чаще вспоминаю свою первую любовь? Это судьба привела тебя ко мне». Она подошла ко мне и сказала: «Знаешь, тогда я не ответила на твою любовь, однако потом очень жалела. Хотя сейчас уже поздно, но хочу сказать, что тогда я безумно тебя любила, но как азербайджанская девушка, соблюдающая честь и достоинство, я стеснялась выразить свою любовь словами. Я и сейчас тебя люблю, но принадлежу другому». Я растерялся во сне, но взял себя в руки и сказал: «Ты хочешь завладеть моим сердцем потому, что скончалась Хумар ханум? Я доживаю свою жизнь вместе с детьми, невестками и внуками, я ни в ком не нуждаюсь». «Я не хотела тебя обижать, у меня тоже есть дети и внуки, пусть все они будут счастливы. Теперь я должна уходить», - сказала она и протянула мне правую руку. Я пожал ей руку, ее рука дрожала. Я проснулся весь в поту. С тех пор спать спокойно не могу.

Рушвия приложила салфетку к покрасневшим от слез глазам и сказала:

- Ах, Тофик, ах! Как ты меня растрогал. Ты говоришь, что ты пожилой, но ты все еще мужчина. А я - женщина, и с каждым годом теряю свою молодость. Меня так огорчает прибавление лет и так огорчает видеть свою родину в таком вот состоянии.

Джейран растрогалась. Присела к плачущей Рушвие, обвила ее шею рукой и поцеловала в щеку. Женщины обнялись, поцеловались. Тофик обрадовался их примирению.

- Вот так! Выпьем за женщин! Если б не они, не было бы и нас!

Он хотел налить и Зауру, но тот отказался.

- Сынок, не будь таким пассивным. Это не выпивка, а бальзам на душу.

- Мне не хочется, дядя. Я достаточно выпил в Тифлисе.

- Как хочешь, - сказал Тофик, и теряя интерес к Зауру, протянул стакан Рушвие.

- Выпьем, сестра! И посмотрим, что будет дальше.

Рушвия взяла стакан дрожащими пальцами, поднесла к дрожащим губам, выпила залпом и сразу же закашлялась. Джейран три раза слегка ударила ее по спине, и Рушвия сделала ей знак рукой остановиться:

- Спасибо, сестра, спасибо. Не видать бы тебе горя. Рассказ Тофика меня опечалил. Вообще, в особенности осенью, мое сердце становится ранимым и плаксивым, как избалованный ребенок. Я делаю все возможное, чтобы утешить его, но оно остается безутешным. В прошлом году осень была такой же, как мое сердце. Все пожелтело от тоски, облака печально ползли в небесах, готовые пролиться дождем.

Рушвия вздохнула, почему-то уставилась на Заура и, не переставая на него смотреть, сказала сдавленным голосом:

-В один из дней, когда я хотела заплакать вместе с облаками, я вдруг собралась и уехала в деревню. В такие минуты ничто не способно меня умиротворить, кроме деревни. Чтобы не растеряться в холодных осенних ветрах, я должна была врасти ногами в землю и ухватиться руками за ветки деревьев. Деревня прижала меня к груди, как мать, истосковавшаяся по своему чаду. Разлученные встретились. Небо тоже перестало хмуриться. В садах еще были гранаты, на деревьях за пожелтевшими листьями еще прятались плоды айвы. Последний плод на деревьях всегда бывает вкуснее и слаще. Я ни на что не поменяю наслаждение, которое получаю, гуляя по саду и целуя с любовью каждое деревце, каждый кустик. Осень в наших краях прекрасна. Нежная прохлада после знойного лета окрашивает природу в золотисто-желтый цвет, оседает вся пыль на дорогах, люди, уставшие от тяжелого труда и зноя, отдыхают и их глаза улыбаются, и все это воодушевляет человека. Я еще не говорю о наших свадьбах. После лета, после труда в деревне начинаются свадьбы. Городские свадьбы отличаются богатым столом, а сельские – богатыми празднествами, прекрасными обычаями.

Рушвия закончила, неожиданно приподняла правую ягодицу и с грохотом испустила газы. Все переполошились. Джейран вскочила с места, побежала к двери, прижалась к стенке и с ужасом в глазах посмотрела на Рушвию. Заур проявил сообразительность и быстро открыл дверь. А Тофик, не обращая внимания на отвратительное зловоние, сказал тоном аксакала:

- Чача дарит легкость не только сердцам, но и другим органам, например, кишкам. Продолжай, сестра, здесь нет ничего зазорного.

Рушвия посмотрела на присутствующих в купе с удовлетворением, рыгнула и сказала:

- Спасибо, друзья. Я вам благодарна. В молодости я побывала во всех социалистических странах Европы. Там вот такие вещи не считаются постыдными. У нас есть такое высказывание - надо отбросить плохие качества европейцев и взять хорошие. А я считаю испускание газов в общественном месте хорошим качеством европейцев. Ну ладно, где я остановилась?

- Ты говорила, что сельские свадьбы прекрасны, - помог ей Тофик.

- Да, да. К счастью, каждый день в деревне устраивались свадьбы. Меня приглашали почти на все. И просили благословить молодых. А я старалась не обидеть людей, исполнить их желания. Совру, если скажу, что всегда получала удовольствие от этих свадеб, да и вы в это не поверите. Чаще всего я устаю от шумихи, от сутолоки, утомляюсь. Но мне не хотелось никого обижать, я приходила на свадьбы, выступала и танцевала – хотя и не задерживалась до конца. Как-никак, мне нравится быть среди своего народа, делиться с ним.

Очередная свадьба была свадьбой моего родственника, и потому я должна была присутствовать там с самого начала и хочешь - не хочешь, остаться до самого конца. Я не могла усидеть в палатке и поэтому часто выходила, заходила на кухню, беседовала с родственниками. Женщины, засучив рукава, готовили всякие блюда, изо всех сил стараясь услужить гостям. То, что я попала из сухой, официальной жизни города в теплую, близкую, родную мне жизнь села, вызвало в моей душе такие сладкие, такие нежные чувства, что мне казалось, будто я в раю. Вдруг мое внимание привлекла шумиха в палатке. Я последовала туда. Высокий молодой парень метался, как разъяренный тигр, расталкивал всех, кто пытался его успокоить, и кричал музыкантам: