Я показал на Дунай за Воеводиной, который предстоит форсировать нашей армии, спросил:

- Почему на том берегу так мало немецких частей и соединений?

- Они уже идут из Греции, Франции, северной части Югославии. Оставляю тебя наедине с картой. Смотри и запоминай, а дороги в особенности. Должен знать их, как улицы своего села или города, где ты жил. - Он вышел.

Воеводина. В селах и городах небольшие наши гарнизоны. Линии фронта как таковой нет. Лишь на стыке Дуная с Дравой и севернее, на том берегу, замечены разрозненные немецкие полки и отдельные венгерские батальоны. Много населенных пунктов, густо пересеченных дорогами. Нет никакой возможности запомнить их названия: Пюшпекпуста, Багсентдьердь… Стараюсь запечатлеть в памяти дороги. Вот влажно-грунтовые. Их больше ближе к той части Дуная, которую нам предстоит форсировать. Между крупными населенными пунктами - дороги с твердым покрытием. На венгерский город Байя тянется отличная магистральная трасса… Главные силы нашей армии - в районе Белграда. Они сейчас тайно сосредоточиваются у сербского городка Гроцка. Здесь намечена их переправа на Воеводину, отсюда летят красные стрелы на Баню, Апатино, Батину…

Валович вошел и полотном накрыл карту.

- Сколько на твоих?

- Семнадцать тридцать три.

- На минуту отстают. Завтра в шестнадцать ноль-ноль быть на переправе у Гроцка. У тебя будут «виллис», «студебеккер», группа офицеров и отделение автоматчиков. Задач много, но главная: за неделю переправить все части и соединения, и так, чтобы не только вражеский самолет, но и птица ничего не засекла. Ваш день - ночь, только ночь. Идеальный порядок, движение строго по графику, абсолютная маскировка. Ты понимаешь, какую ответственность несешь?

- Командиры соединений выше меня по званиям, товарищ генерал.

- Они не менее тебя обеспокоены секретностью марша. Комендант переправы, оперативная инженерно-саперная группа, начальники гарнизонов тоже в твоем подчинении. Со мной связываться только по ВЧ.

…Дождь начался внезапно. За ночь оголил деревья, смыл с лица земли осенние краски. В кюветах бурлила рыжая вода.

Гроцк набит войсками, однако улицы пусты, разве пробуксует одинокая полуторка, поверх кузова заляпанная грязью. В домах - солдаты, под деревьями - замаскированные пушки, машины крыты брезентом, обсыпанным палой листвой. Не так-то легко догадаться, что в городке затаился стрелковый корпус со всеми своими дивизиями, приданными частями и подразделениями.

Дорога круто падала к Дунаю. «Виллис» доскользил до закрытого шлагбаума, тут стояли строгие автоматчики.

- Стой, из какой части, куда?

- Ответственный порученец штаба армии. Что на переправе, где комендант?

- Правее шлагбаума, метрах в ста его землянка.

Над головой раскачиваются под ветром высокие раскидистые ветлы. Меж толстыми стволами - землянка. Вошел - тепло. На столе, сбитом из двух неструганых дюймовых досок, положив русую голову на руки, сладко спал лейтенант в полевых погонах. В углу топчан, на нем тоже кто-то спал.

- Эй, хозяева!

Лейтенант вскочил, будто и не спал:

- Здравия желаю. Вам кого?

- Я порученец из штаарма.

- Мы вас ждем, Товарищ комендант! - гаркнул на всю землянку.

С топчана скатился подполковник, протер глаза, уставился на меня и замахал руками:

- На этот раз не пройдет!…

- Здравствуй! Вижу, узнал меня…

- А, иди ты!… Нет твоего полка в графике - на переправу ногой не вступишь, так и знай, - Он сел на топчан, почесал спину.

- Я на этот раз ответственный порученец штаарма, Комендант вскочил.

- Господи, пропала моя голова!

- Почему же?

- Накавардачишь, мать честная…

- Лейтенант, выйди на минуту, - приказал я. Подождал, пока закрылась за ним дверь. - Дай руку! Подполковник Тимаков.

- Да знаю я тебя… И надо же - моим начальником оказался. Не застрелишь насмерть, а? Филипп Казимирович, от роду сорок два. - Сунул теплую руку в мою холодную как лед.

- Константин Николаевич. А «накавардачишь» - это ты здорово сказал! Произвел впечатление, поэтому обещаю сохранить тебя для будущего, до дней, когда будешь качать внука. А пока угости чайком, Филипп Казимирович.

- А покрепче?

- Начнем не с этого. Кто сегодня по графику и когда начнется марш?

- Эх, недоспал! Ты уж сегодня все маты на себя бери, ага?

- Матов не будет, Филипп.

- Тю на тебя, перекрестись! Знаешь, у русского мужика дурацкое упрямство. Решил раньше всех быть на том берегу - график не график, а прет как сатана. Вот тебе и вся обстановка. - Короткие пальцы его то сжимались, то разжимались. Он сам это заметил, сунул руки в карманы. - Баба домой не примет - на хрен ей такой псих?

* * *

Меня потребовал к себе командир дивизии. Он жил в ближайшем от переправы доме. Немолодой генерал с детскими глазами и суровыми складками морщин, расходящимися от ноздрей к уголкам рта. Я представился.

- Ладно уж, садись, чайком побалую. - Он подкладывал мне удивительно вкусные шаньги, и я их умял, наверное, с дюжину.

- Начнем переправляться на два часа раньше. Так, подполковник?

- Это невозможно, товарищ генерал. Только по графику, утвержденному начштаарма.

- Слепой, что ли? График, график, но и голова на плечах. Небо шашкой не проткнешь!

- Километрах в девяти севернее на небе голубые окна.

- Ерунда. Имей в виду: приказ командирам частей мною уже отдан.

- На переправе до семи вечера будет обычное движение.

- Смотри, я, брат, могу и руки скрутить, ежели нужда заставит!…

Небо и вправду низкое, чуть ли не за береговые кручи цепляется. Может, генерал и прав, желая выгадать по крайней мере часа два времени?

Я послал дежурного офицера на разведку. Полчаса спустя его мотоцикл затормозил возле меня.

- В районе Херхецсанто небо высокое. С поста воздушного наблюдения есть рапорт: над поселком четыре часа висела немецкая «рама».

- Действовать по боевому расписанию. Всем по местам.

Филипп Казимирович, широко зевая, спросил:

- Ты, брат, не успокоился ли? Погляди повыше. Замечаешь?

- Колонна грузовиков с пушками! - ахнул я.

- То-то!… Ты уж сам сегодня, лады?

Между деревьями я увидел первый «студебеккер». В кузове - солдаты, на прицепе - тяжелая гаубица. Все это, тормозя, ползет к нам. Из-за левого борта тягача выскочил «виллис», скользнул по склону. Высокий худощавый полковник крикнул из машины:

- Эй, как переправа?

- В полном порядке.

- Поднимай шлагбаум, ручаюсь, в один заход часть моя будет за рекой.

- Здравия желаю, товарищ полковник. Ваша часть будет переправляться согласно графику в четыре часа утра. Прошу убрать колонну с дороги.

Он спрыгнул на землю, дернул головой точно от удара.

- Сроду такого сукиного сына не видел! Я старший по званию и действую по приказу комдива.

- А я - по приказанию начштаарма генерала Валовича.

Полковник щелкнул пальцами, отвернувшись от меня, махнул рукой - колонна загудела мощными моторами, заглушив ревущий бег Дуная.

- Группа оперативная, к бою! - скомандовал я. - Предупреждаю: буду стрелять по скатам!

Полковник задыхался от бешенства.

- Ты, мать твою… - Его словно вылинявшее на глазах лицо передернуло судорогой.

- Освободите дорогу, и немедленно, - потребовал я.

Не знаю, что подействовало - то ли моя сдержанность, то ли решительный вид автоматчиков, готовых исполнить приказ, но полковник перекрестил над головой руки, и машины, разворачиваясь, стали удаляться от переправы.

Ну и ну! Сколько же будет таких наскоков, и хватит ли у меня выдержки?

Нещадно сек нас дождь, вымокли, грелись неразбавленным спиртом. Я ни на минуту не отлучался от шлагбаума. Из ночи вдруг выныривали какие-то подразделения, о которых в графике не было ни единого слова, и прорывались на переправу. На середине реки неожиданно застряла машина-фургон. Техник-лейтенант божился и клялся, что через десять минут он тронется с места и - аллюр три креста - будет за Дунаем. Филипп Казимирович залез под кузов. Выскочил с такой поспешностью, будто вытолкнули его.