— Ладно, уговорил, — согласился Хитлер, — засылай на диверсию своего абрека Раскольникова.

А тем временем, Родион Раскольников занимался своим любимым хобби — точил топор. Надо сказать, что рамки шелленг-бековских заданий были для него тесны. Родион любил творчество и простор, — чтобы было где криволинейно размахнуться. Шелленг-бек же… Тьфу! У этих нацистов нет куража, нет нахрапа! Примитив! Неандерталь! Никакого творчества — одни голые цифры! Бр-р-р-р-р!

В досье АМТ-IV указывалось, что Раскольников является натурой начитанной, утонченной и мечтательной. Вот-вот — меч-та-тель-ной!

Полируя топор, он настолько заблудился в лабиринтах своих мыслей, что, казалось, грёзы начинали принимать реальные формы…

…Он видел себя атакующим стойбище вражеских индейцев. Вот он размахивает огромным томагавком и виртуозно снимая скальпы, приторачивает их к поясу. В этих диких краях, Раскольников имеет авторитет и популярность. От его боевого рыка шарахаются белые волки на Аляске. Родиона боится вся Канада и Северная Америка, а свирепые ирокезы даже приносят перед его фотографией кровавые жертвы.

Итак, накосив полтора десятка скальпов, Раскольников идет сдавать их в заготконтору Потребкооперации. Скальп — это твердая валюта Нового Света. И стоит он 20 копеек. Бабка-приёмщица нагло дурит простодушного Родиона, и вместо положенных трех рублей выдает герою Бостонского чаепития всего лишь два с полтиной.

Раскольников, казалось, и этому рад, потому что сражается не корысти ради, а токмо из-за идеи. Плюс ко всему, наш герой — личность пьющая. А трубы горят, и их тушить как-то надо. Однако, и бабка и Раскольников знают, что пляшка водки стоит в гастрономе, как раз 2–50 рэ. Так что — волки вроде бы довольны, что овцы сыты.

Но, на этот раз, Родион взмахивает топором и снимает с пенсионерки скальп.

— Жидковат, однако! — говорит он, брезгливо вертя в руках старушечьи космы, — Но, ничего, на плавленый сырок обменяю, бо без закуси не пью!

Вот блин! — досадно сплюнул Раскольников. Погруженный в свои грезы он не заметил, что сточил лезвие топора до самой ручки. Эх, испортил дорогую сердцу вещь!

В этот момент, в юрту заполз нарочный от Шелленг-бека. Значит, есть дело…

Больше всего на свете (кроме Хитлера и тещи), Штирлиц-Сингх ненавидел пирожки с капустой из столовой рейхканцелярии. Он выведал, что повариха Рита (толстозадая и горластая тевтонская баба) использует для начинки этих пирожков гущу от вчерашнего борща и жарит их на машинном масле марки МТ-16.

Однажды, не успев позавтракать дома, Штирлиц опрометчиво купил один такой пирожочек и осторожно надкусил его… Сначала началась изжога, затем к горлу подступила сладкая тошнота, а потом ошалевший организм стал пытаться в разные дырки выпихнуть из себя это чудо кулинарии.

Что бы окончательно провести полную детоксикацию Штирлиц-Сингху пришлось взять больничный. Дома он провел комплексную терапию — водкой, клизмой и касторкой. Вообще-то наш разведчик притворялся человеком скромным. И, как всякий скромняга, он всегда завидовал нахалам и горлохватам, типа Мюллiра.

Несмотря на то, что желудок шефа гестапо мог не напрягаясь переваривать камни, шерсть и ржавые гвозди, — «ритины пирожки» он тоже презирал. Однако, Мюллiр, как носитель высокой арийской культуры, не желал принижать поварские способности кухарки. Он старался, время от времени, мягко подшутить над ней. Выглядело это примерно так:

— Сколько у вас пирожков осталось? — интересовался оберст-гестаповец.

— Хи-хи! Я не знаю! — кокетничала в ответ Ритуля.

— А вот вы посчитайте и доложите! — настаивал Мюллiр.

Не избалованная мужским вниманием, Рита долго перебирала грязными ручищами свои деликатесы.

— 55 штук! — наконец-то гордо подвела итог кухарка.

— А вот теперь возьми и засунь их себе в жопу! — игриво рявкнул Мюллiр, — Ха-ха-ха!

Тетка Рита не обижалась, а лишь глупо ржала в ответ. Она-то знала, что её пирожки — это мина замедленного действия… Еще пару лет — и персонал рейхсканцелярии — или загнется от язвы, или будет страдать заворотом кишок.

P.S. Рита Кронненфлюгер — работала резидентом китайской разведки.

Р.S.S. Рита Кронненфлюгер — была настолько не привлекательна, что Мюллiр даже не смог совершить над ней развратные действия!

— Какие же все-таки вы зануды! — оглядев соратников сказал Сталинс, — Козлищи вы старые! Скучно мне с вами!

В ответ первые лица государства одобрительно закивали чалмами. Эти людишки привыкли к хамству и оскорблениям Йосипа Виссарионыча.

И если бы он, к примеру, вместо обычных матюгов, сказал при встрече: Здравствуйте товарищи! то… элитные больницы были бы переполнены инфартниками.

— Сколько лет вокруг меня увиваетесь, сволочи — продолжил Сталинс, — а дельного совета от вас ни одного еще не услышал! Зато, как спецбуфет обжирать — здесь вы все стахановцы.

— Вот, я купил себе в советники попугая! — Сталинс показал рукой на громадную клетку, прикрытую с верху хорасанским ковром, — Отзывается эта пичуга на кличку МЕРФИ.

— А теперь смотрите сюда, негодяи! Оп! — Виссарионыч сдернул ковер и все присутствующие узрели, сидящего в клетке немолодого носастого человека. Который прокашлявшись, сакраментально пропел: Попка — дурак!

…Чтобы все как-то прояснить, надо подробнее рассказать историю этого псевдо-папугая Мерфи. Поначалу он был обычным человеком: в меру выпивал, в меру эрегировал и когда требовалось ходил в туалет. Но, однажды, услышав отдаленное ржание Пегаса, Мерфи схватил перо и стал что-то ожесточенно писать в коленкоровую тетрадку. Так появились на свет законы Мерфи.

Коротко говоря, эти законы объясняли проявление жизни в конкретных ситуациях. Едва дав подсохнуть чернилам, новоявленный законовед понес их по редакциям. Но в тех редакциях заседали то марксисты, то дарвинисты, то поклонники теорий Адама Смита. Типичный негатив. Везде отказ.

Тогда Мерфи попытался вещать свои законы на митингах оппозиции, у привокзальной площади. Но, увы, обладая слабым голосом он не мог конкурировать с лужеными ораторами, типа Троицкого и Зиновьевой.

Совсем отчаявшись он пошел в секту к кришнаитам. Те, вроде бы и согласны были его слушать, но в замен потребовали от писателя то, что, в принципе, было неприемлемо интеллигентному человеку, а именно — обриться налысо, бегать в оранжевом халате по городу и колотить в бубен.

Мыкался, он мыкался. А затем плюнул на условности и стал жить по своим законам. Один из которых гласил: Никто в толпе людей не слушает друг друга, но все слушают попугая!

Мерфи заказал себе просторную клетку, крепкую жердочку, купил мешок не лущенного пшена и… прикинулся экзотической птицей…

Здесь надо отметить, что законотворец во всем любил основательность и творческий подход. И справку о том, что он папугай, он получил не в какой-то затрапезной психушке хутора Верхняя Кундрючка, а непосредственно в Центральной Московской клинике психихиатрии. И, между прочим, профессора Павлов и Пирогов ставили над ним свои эксперименты еще задолго до опытов над своими знаменитыми собаками.

Но этой справкой тоже занимательная история приключилась. Ведь, чтобы поднабраться специфического жизненного опыта Мерфи необходимо было войти в непосредственный контакт с опытными психами. Поэтому, наступив на горло своей интеллигентно-инженерной гордости, Мерфи решительно зашагал по направлению к желтому дому. Переступив порог заведения, он преставился классически: Наполеон!

Эта новость вызвала гомерический хохот у персонала психлечебници. Нащёлкав щелбанов по глупому лбу Мерфи, они обьяснили ему два простых правила:

— Наполеоны никогда сами в плен не сдаются (это стратегия полководца!); и их всегда привозят в наглухо застёгнутых безразмерных рубашках (это тактика полководца!).