Когда чип на руке показал маме, что через девять месяцев у неё родится Натан, они ничего не смогли сделать для его будущего. Поэтому у него есть только микра. Когда же через четыре года они подкопили кредитов для моего появления, то решили проявить фантазию, так как на самое дорогое всё равно не хватало. В возрасте недели я получила общий и бесплатный для всех детей генный анализ, на основе которого были исправлены предрасположенности к смертельным болезням и выявлены мои склонности. И тут природа меня подвела.
Я была словно чистый лист, одинаково предрасположена ко всему. Поэтому родители, чувствуя полную свободу и осознавая, что из меня можно вылепить что угодно, подарили мне дорогостоящую высокую точность движений и очень дешевые вкусовые и обонятельные модификации. Сами по себе они практически бесполезны, но в сочетании с точностью делали меня гениальным кулинаром, что обеспечивало мне практически стопроцентное попадание в Кулинарный колледж. Мама всё равно переживала, а вдруг не получилось, но всё прошло как по маслу и меня зачислили.
На самом деле это был очень элегантный ход с их стороны, не многие до такого дошли бы. Подумать только: в век употребления практически одной искусственной пищи программировать ребенка на повара! Оригинально. Есть определенные категории людей, которые тратят огромное количество кредитов на еду из натуральных продуктов и на их приготовление человеческими руками по древним рецептам. Поэтому, как только мне исполнилось три года, родители стали покупать разные овощи и фрукты естественного происхождения, чтобы я на вкус могла их отличить от ненатуральных. И мне это удавалось.
Они вложили в меня так много, а я одним утром просто сбежала, выключив планшет. Им пришлось срочно связываться с отдыхающим Натаном, чтобы он, как специалист по безопасности, по каким-то своим каналам отыскал меня. И он отыскал. И срочно приехал. Дома он показал им мою историю посещений в системе домашней защиты, которую они крайне редко просматривали, доверяя мне. Как умные люди, мама с папой сложили два и два. И даже договорились не ругать меня, а успокаивать по приезду, списывая всё на подростковые метания и ощущение своей собственной исключительности. А Натан им поддакивал и убеждал, что всем в моем возрасте, только выпустившись из школы, хочется пойти против системы и попробовать что-нибудь эдакое. Они и не сомневались, что в лагерь меня не позовут. Каково же было их удивление, когда я попросила родительское одобрение на поездку! Клятвенно пообещав, что, если ничего не получится, в сентябре я непременно отправлюсь в колледж и не буду ничего выдумывать, я с чистой совестью и легким сердцем провела последние несколько дней перед отбытием в кругу семьи. А затем я полетела в Айхал, а родители - на Амазонку, каждый уверенный в своей правоте: я в том, что мечты имеют свойство сбываться, а они - что всё будет так, как ими запланировано, но пусть я проведу своё последнее лето перед взрослой жизнью, как мне заблагорассудится.
Меня разместили в одной из комнат маленького двухэтажного домика у северной границы квадрата. В нем было около двадцати комнат на обоих уровнях. На первом также располагалась довольно уютная гостиная с удобными диванчиками, креслами, "журнальными" столиками и одним большим столом у панорамного окна напротив входа, рядом с пищевыми автоматами. Наверное, это для того, чтобы мы все собирались и принимали пищу, но вряд ли кто-то будет в этом заинтересован. Хотя было бы наивно думать, что этот стол поставили только ради нас, наверняка приезжающие сюда сотрудники космофлота были здесь как в своей тарелке и получали удовольствие от общения между собой.
Судя по данным, предоставленным информационной панелью, все комнаты в итоге будут заселены абитуриентами разных направлений. Их имена мне, естественно, ни о чем не говорили. И кроме меня ни одного биолога в доме не было.
В комнате на кровати меня ждали два комбинезона голубого цвета. В этом просматривалась некая ирония: пока ещё не синий, но ещё чуть-чуть больше краски, и получится нужный оттенок. На нашивке, которая почему-то так называлась, хотя уже пару веков никто ничего никуда не нашивал, было написано моё имя и общее направление "биология". И то верно. Более узкую специализацию мы получим только после третьего курса и последующие четыре года посвятим её изучению.
Я не стала выходить в гостиную и наблюдать за прибывающими. Это было ни к чему. Не имеет никакого смысла пытаться заводить друзей, если около двадцати процентов желающих пройти испытание в итоге отсеются. Кто знает, сделаю ли я правильный выбор? Да и, уверена, другие подумают также и заранее отнесут меня в те самые двадцать, стоит им только узнать про мою модификацию. То, что у меня нет силы и скорости, видно невооруженным глазом: рост средний, телосложение худощавое, совершенно обычное для подростка, взросление замедленное, так что никакие внешние отличительные женские признаки ещё не проявились. А всего-то и есть - темно-русые кучерявые волосы да темные миндалевидные глаза и высокие скулы, выдающие моих индейских предков по матери.
Пребывание в одиночестве меня нисколько не угнетало. Тревожности больше не было, я была настроена на результат и планировала выложиться по максимуму. Такого шанса мне больше не предоставят, так что нужно мобилизовать все свои ресурсы и не размениваться по мелочам. Но так как план занятий ещё не пришел, я решила немного отдохнуть и посмотреть публичный видеоотчет с помещения новой космической базы в одну из точек Лангража вблизи Юпитера.
Поздно вечером, после ужина по старому маминому режиму, прислали расписание. На занятия-беседы отводилось семь недель и, судя по графику, мне предстояло по большей части посещать то, в чем у меня были существенные пробелы - утренние спортивные тренировки, общую космическую навигацию, строение космических аппаратов и основы их пилотирования, астрометрию, астрофизику и практическое трехмерное моделирование. По биологии было лишь три занятия в неделю, латинский язык я хорошо изучила и в школе, а лингву, искусственный международный язык, на котором негласно принято общаться в космосе, знала в совершенстве.
Расписание подтвердило мои подозрения: я была хороша в своей области, но этого недостаточно. Поэтому мне нужно доказать, что я могу учиться, что у меня получится освоить то, что не принято изучать в школе, вроде основ пилотирования. И что из своей физической формы я смогу выжать столько, сколько вообще возможно, и приму необходимость соответствовать международным стандартам. Я должна показать всю свою пластичность, стать глиной самого высокого качества, чтобы уже в академии из меня можно было слепить всё, что угодно космофлоту и что заложено в стандартах Космической доктрины.
Ещё вчера моё утро было наполнено напряженным ожиданием и желанием поскорее начать действовать, поскорее начать приближаться хотя бы малюсенькими шажками к конечной цели, поскорее прекратить это время неопределенности...
Сегодня я завидовала себе вчерашней. Полседьмого утра, а я не бегу по гладким дорожкам стадиона, а ежеминутно перескакиваю через камни не огороженного вышками плоскогорья за пределами лагеря. Кто сказал, что тренировки будут напоминать школьные? Почему окружающий пейзаж прежде не внушал мне такого опасения? Почему я ничего не подозревала, даже когда наше стадо из ста человек погрузили в многоместный флаер, который выше грузового первого сектора не взлетал? Я что, думала, мы на экскурсию летим?
Через двадцать минут бега ноги стали заплетаться, перепрыгивать камни становится всё сложнее, а подъем на невысокий холм превратился в пытку. Я плетусь почти в самом конце, но не последней. Самые первые счастливчики наверняка в модификациях имеют выносливость, и это садист Атон тоже. Зря я обрадовалась, когда его увидела, ох как зря. Единственное знакомое лицо оказалось маской мучителя, золотая макушка впереди не внушала оптимизма и тем более улыбки.