– Впечатляет, да? – спросил снова оказавшийся рядом лысый.

– Что это? – взглядом указал на дома-кирпичи Онер.

– Город, – ответил лысый. – Там живут бездуховники.

– Кто? – не понял Онер.

– Бездуховники, – повторил лысый. – Тоже люди, только в отличие от нас у них нет духовности.

– Совсем нет? – удивился Онер.

– Абсолютно, – улыбнулся почему-то лысый. – Ну, то есть ни капельки. Странно, да?

– Как же они так? – покачал головой Онер.

– Ну, не знаю, – пожал плечами лысый. – Привыкли, наверное.

– А колючка и мины?..

– Ну, это чтобы бездуховники к нам не забрались и нас своей бездуховностью не заразили.

– А можно заразиться?

– От одного – нет. Он, скорее, сам нашу духовность впитает. А вот если их много – это уже опасно.

Онер сунул руки в карманы. В правом кармане пальцы нащупали сложенную в несколько раз бумажку. Ту, что дала мать. «Уходи, – сказала она ему. – Уходи, пока есть молодость и силы». Почему она хотела, чтобы он убежал к бездуховникам? Она сказала, что там настоящая жизнь. А что такое настоящая жизнь?

– У вас пятьдесят минут? – спросил Онер у лысого.

– Пятьдесят! – гордо улыбнулся тот. – А еще через десять лет будет час! Целый час! Прикинь, а!

Онер представил себя выходящим на эту самую площадку еще через тридцать лет. И он так же будет радоваться тому, что его на целых пятьдесят минут выпустили на обнесенный бетонными блоками пятачок, чтобы он посмотрел на серое, пасмурное небо, ряды колючей проволоки и Город бездуховников вдали.

Онеру стало противно. До тошноты.

И почему-то вдруг подумалось: что, если вся эта колючка и мины вовсе не для того, чтобы городские не смогли пробраться в Цитадель и заразить здесь всех своей бездуховностью? Что, если они здесь затем, чтобы никто из Цитадели не смог убежать в Город?

От таких мыслей у Онера аж голова закружилась.

Он осторожно начал разворачивать бумажку в кармане.

А лысый стоял рядом и что-то нудно бубнил.

Бумажка была очень тонкая и очень плотно сложена. Должно быть, мать долго ужимала этот крошечный квадратик, чтобы можно было спрятать его между пальцами. Но Онеру все же удалось полностью развернуть ее, не вынимая из кармана. Записка была меньше ладони.

Лысый все еще что-то говорил, указывая пальцем на дома Города.

– Слушай, я хочу побыть один, – довольно резко осадил его Онер.

Лысый обиделся. Оттопырил нижнюю губу. Провел пальцем под носом.

– Вот когда тебе самому полтинник стукнет…

Не договорив, лысый махнул рукой и потопал в другой конец площадки.

Онер бросил настороженный взгляд по сторонам.

Слева метрах в трех от него стоял высокий, худой мужчина тридцати лет. Сложившись, как уголок, он опирался локтями о бетонный парапет. Голова его была опущена, лицо лежало в ладонях.

Справа, примерно на таком же расстоянии, стоял стрелец. Но он смотрел не на Онера, а на тех, что жались у стены.

Онер прижал записку большим пальцем к ладони, вынул руку из кармана и положил на парапет.

Его охватило такое волнение, что он не сразу смог сфокусировать взгляд. Закрыв глаза, Онер собрал всю свою волю в кулак, медленно сосчитал да пяти и поднял веки.

Но даже увидев, что было нарисовано на маленьком клочке бумаги, он не сразу сообразил, что это такое. Какие-то полосы, линии, кружочки…

И вдруг он все понял!

На бумаге, что лежала у него на ладони, был нарисован защитный периметр, на который он сейчас смотрел!

Неровный полуовал на самом краешке клочка бумаги – это площадка, на которой он стоял. Огибающие ее четыре дуги – линии колючей проволоки. Помеченные цифрами кружки – столбы. Нарисованы не все – только те, что важны. Изломанная линия, пересекающая дуги, – это, надо понимать, безопасный путь на ту сторону. В Город.

Значит, первую линию колючки нужно перелезть справа от столба номер одиннадцать. Где он? Ага, вот.

Перемещаясь взглядом от одной реперной точки к другой, Онер мысленно проделал весь маршрут от Цитадели до Города. Номера на столбах третьей линии колючки можно было только угадывать, а на четвертой они так и вовсе были не видны. Но если запомнить все номера, направления движения и повороты – а память у Онера была отличная, – то можно будет сориентироваться на месте.

Онер усмехнулся и смял записку в кулаке. Он рассуждал так, будто собрался бежать. Да, но только как это сделать? И самое главное – когда? До конца прогулки осталось несколько минут. Следующая – через десять лет. К тому времени карта, что сжимал в кулаке Онер, уже устареет.

А что, если она и сейчас ведет в никуда?

Что, если мать сошла с ума и, думая все время о побеге сына, сама ее нарисовала?..

За спиной раздался надрывный скрип двери, ведущей в Цитадель.

Вздрогнув, Онер обернулся.

В открытом дверном проеме стоял стрелец, охранявший дверь изнутри. В руке у него была дубинка. Которой он принялся методично стучать по двери. На каждый удар дверь отзывалась протяжным металлическим гулом. От которого Онеру делалось не по себе.

Стукнув раз восемь или десять – к этому моменту взгляды всех находящихся на площадке были устремлены на него, – стрелец положил конец дубинки на открытую ладонь.

– Двадцать минут! – громко крикнул он.

И, повернувшись боком, указал дубинкой в глубь помещения.

Двадцатилетние, ровесники Онера, медленно, будто с неохотой, потянулись в сторону двери.

Стрелец в дверях ждал, беззвучно похлопывая концом дубинки по тыльной стороне ладони.

Внезапно один из двадцатилетних крикнул: «Нет!» – вскинул руки над головой и побежал в сторону парапета.

На полпути его перехватил дежуривший на площадке стрелец. С оттяжкой он ударил парня дубинкой по животу.

Тот согнулся вдвое, но продолжал бежать. Тогда двое стрельцов повалили его на пол, завернули руки за спину и рывком поставили на ноги. Но парень все еще продолжал сопротивляться – упирался ногами в пол и даже пару раз лягнул стрельца.

На подмогу подоспели двое других стрельцов. Вчетвером они схватили бунтаря за руки и за ноги и потащили к двери.

Онер стоял в двух шагах от парапета, и рядом с ним никого не было. Стрельцы заняты работником, у которого сдали нервы.

Идеальный момент для побега, подумал Онер.

В следующий момент – Онер и сам не понял, как это произошло, – он перемахнул через парапет и мягко приземлился на красноватый, рассыпающийся под ногами песок. Вскочив на ноги, Онер бросил быстрый взгляд по сторонам, не увидел ничего, что могло бы его напугать и остановить, и сломя голову побежал к столбу с номером «одиннадцать» наверху.

Добежав до столба, он отогнул две верхние лопнувшие линии колючки, поставил ногу на одну из еще держащихся проволок, ухватился руками за столб, поднял другую ногу еще выше и, оттолкнувшись посильнее, кинулся на другую сторону заграждения.

Больше всего Онер боялся что-нибудь сломать или растянуть. Тогда он так и остался бы лежать на песке, дожидаясь, когда за ним явятся стрельцы. Но все прошло удачно – он только спецовку на локте порвал.

Вскочив на ноги, Онер отыскал взглядом столб номер четырнадцать и побежал.

Делая каждый новый шаг, он ожидал, что вот сейчас раздастся взрыв… Что будет после этого, Онер даже представить боялся. Но пока все шло хорошо. Онер приободрился и даже улыбнулся.

Добежав до середины полосы, Онер развернулся и побежал в другую сторону – упершись взглядом в столб номер восемь.

И только сейчас позади него раздались крики.

– Эй! Стой!

– Стой, дурак!

– Вернись!

– Там кругом мины!

– Остановись! Не двигайся с места! Мы тебя вытащим!

«Да! Сейчас! – подумал на бегу Онер. – Я за тем сюда побежал, чтобы вернуться! Ступайте, братцы, огородом!»

Смысл последней фразы была Онеру неясен. Он просто где-то ее услышал и запомнил. Сейчас, как ему казалось, она была очень к месту.

Поравнявшись с десятым столбом, Онер, не снижая скорости, развернулся к нему лицом.