«Так вот кто был у меня ночью; как это я не догадался! – подумал Марамбалль. – Но у Метаксы нет бороды. Или он был загримирован?»

– Дело есть, большое дело! – продолжал Метакса.

– А какой номер вашего дела? – шутливо спросил Лайль. Он уже был спокоен, как всегда.

– Хо-хо, вы угадали. Дело номер сто семьдесят четыре.

– Что-о? Не может быть. Дело номер сто семьдесят четыре у меня, то есть у Лайля.

– Не может быть, дело номер сто семьдесят четыре у меня, – ответил Метакса.

– О тайном соглашении между Германией и Советской Россией?

– О соглашении между этими странами, – ответил Метакса.

– Но ведь это дело я собственными руками взял со стола Леера, – не удержался Марамбалль.

– Значит, вы впопыхах взяли «призрак» этого дела. Вернее, вы взяли какое-то другое дело, которое лежало под папкой номер сто семьдесят четыре, а эту папку я взял за две-три минуты до вас. Уходя, я даже слышал, как вы вошли в кабинет, и догадался, что это вы. Вы сами наказали себя. Я предлагал вам сделку, помните, в театре? Вы отказались, пожалели тысячи марок; тогда я решил действовать сам.

– Надеюсь, теперь вы извинитесь передо мною? – спросил Лайль.

– Да, простите! Но кто бы мог думать? Какой я был осел! Мне нужно было поднести папку к самым глазам… Но где она, покажите мне ее!

Метакса улыбнулся грустной улыбкой глаз и хитрой – румяных губ.

– Пять тысяч марок! «Имера» – очень хорошая газета, но она не заплатит мне и шестисот. А мне надо жить и закончить образование.

– Пять тысяч! – возмутился Марамбалль. – Но это грабеж! Это нечестно, Метакса, вы выкрали у меня дело из-под рук.

Метакса улыбался все так же грустно и хитро.

– Это очень дешево. За дело номер сто семьдесят четыре можно получить двадцать, тридцать, сорок тысяч.

– Две, ну, три тысячи марок я могу вам дать, Метакса. А если вы не согласитесь, то я… я донесу на вас!

– Ну и что же? – невозмутимо ответил Метакса. – Вы – на меня, я – на вас; оба отсидим в тюрьме, и вы не получите даже за донос.

– Я даю пять тысяч марок, – небрежно процедил Лайль сквозь клубы дыма.

– Нет, нет, – завопил Марамбалль, – я первый покупатель! Вы, Лайль, ничего не сделали для этого дела, а я ставил на него очень многое. Я даю пять тысяч, где дело? – поспешно обратился он к Метаксе.

– Десять тысяч марок, – так же спокойно продолжал Лайль.

– Стойте, подождите: ведь это же бессовестно! – Лайль нахмурился. – То есть бессмысленно, хотел я сказать. Зачем мы будем набивать цену? Не надо больше! Пусть он подавится, я дам ему десять тысяч, но не будем устраивать аукциона. – Марамбалль вдруг схватил Лайля за плечи и, чуть не плача, заговорил: – Ведь вы же мой друг. Ну, умоляю вас! Давайте мы порешим так. Пусть у вас останется дело, которое раздобыл я. Я ничего не возьму с вас за него, а вы уступите мне дело номер сто семьдесят четыре. Согласны?

– Йес, – коротко ответил Лайль, высвобождаясь от объятий француза.

Марамбалль вздохнул и вынул чековую книжку и «вечное» перо.

Он испытывал такое чувство, как будто должен был засесть за самый трудный фельетон. Он вздыхал, вертелся на стуле, наконец поднялся и зашагал по комнате.

Метакса терпеливо ожидал, как паук, наблюдая за жертвой, которая уже попалась в паутину, но еще может сорваться.

– Скажите, Лайль, – спросил он, – вы ознакомились с делом номер сто семьдесят шесть?

– Да. В нем есть кое-что пикантное. Оно вскрывает – мягко выражаясь – влияние одного концерна на правительство при издании закона о пошлинах на иностранные товары. Но, конечно, десять тысяч марок на этом деле не заработаешь, – скромно ответил Лайль.

Марамбалль шумно вздохнул.

– Десять тысяч марок! Это почти весь мой аккредитив. Может быть, вы уступите хоть несколько тысяч? – Метакса многозначительно посмотрел на Лайля. – Ну, пусть будет по-вашему, кровопивец!

И с таким видом, как будто он подписывал собственный смертный приговор, Марамбалль заполнил чек, оторвал его и, подавая Метаксе, сказал:

– С рук на руки.

Метакса не спеша расстегнул пиджак, белый жилет и рубашку и извлек из-под рубашки папку, на которой крупным шрифтом было напечатано: «Дело № 174».

Документы перешли из рук в руки. Метакса, сладко улыбнувшись своими черными, как маслины, глазами, ушел.

Но, прежде чем Марамбалль успел раскрыть заветную папку, Метакса неожиданно вернулся. Он приоткрыл дверь и, заглядывая в комнату одним глазом, похожим на маслину, сладко пропел:

– Господин Марамбалль, вы хотите вернуть свои десять тысяч марок?

– Ну, разумеется! В чем дело, Метакса?

– Дайте мне еще две тысячи, и через полчаса у вас будут назад ваши десять. Ну, через час, не больше.

Марамбалль недоверчиво посмотрел на Метаксу.

– Обманете!

– Господин Лайль будет свидетелем. Хорошее дело, верное дело! Вы ему дайте две тысячи марок. Когда получите назад десять, он мне отдаст. Идет?

– Хорошо! Что я должен делать?

– Написать еще чек на две тысячи.

Марамбалль подумал, вздохнул и, как зарвавшийся игрок, решил идти ва-банк. Он написал чек на две тысячи и передал его Лайлю, который спокойно положил чек в карман.

– Теперь что я должен делать?

– Идти, бежать, ехать, лететь домой и взять с собою негативы, где снят барон, который стрелял в вас!

– Ну и дальше что?

– Барон Блиттерсдорф купит у вас эти негативы. Вы идите за негативами, а я – за бароном. Хорошо? – И, не ожидая ответа, Метакса закончил: – Очень хорошо!

Марамбалль нашел, что сделка действительно подходящая. У него есть в запасе несколько снимков, с которых он может сделать новый негатив, если понадобится, а негатив почему бы не продать за хорошую сумму?

– Хорошо! Я согласен. Отправляйтесь за бароном, а я иду за негативами. – Марамбалль засунул дело номер 174 под жилет и отправился к себе. Лайль согласился на то, чтобы встреча произошла у него – «на нейтральной почве».

Таксомотор быстро доставил Марамбалля туда и обратно. Когда Марамбалль вернулся, Метаксы и барона еще не было. Однако скоро явились и они. Барон был в штатском и держался так, как будто он явился во вражеский лагерь подписывать мирный договор.

– Надеюсь, вы уведомлены о причине моего визита, – сказал он, чинно раскланиваясь и не протягивая руки.

– Да, да, – быстро ответил Марамбалль.

– Господин Метакса говорил мне, что вы, барон, интересуетесь фотографией и скупаете негативы. У меня есть три очень интересных негатива.

– Цена?

– Двадцать тысяч марок.

Блиттерсдорф с недоумением посмотрел на Метаксу. Тот изобразил на своем лице еще большее недоумение и посмотрел на Марамбалля.

– Этой суммы я не могу дать вам.

– Пятнадцать – крайняя цена!

– Десять!

– Пятнадцать!

– До свидания!

– Четырнадцать! Тринадцать! Двенадцать!! Больше не могу уступить. Это очень дешево!

Барон вернулся от двери.

– Двенадцать тысяч я, пожалуй, дам, но с одним непременным условием… Вы могли сделать копии с этих фотографий…

Марамбалль взмахнул руками, чтобы показать, что он и не думал делать этого. Папка, которую он продолжал держать под жилетом, начала выскальзывать от этого резкого движения. Марамбалль подхватил ее, но – увы! – барон уже успел заметить мелькнувший на момент номер 174.

«Интересное открытие!» – подумал барон, но не подал виду.

– Итак, вот мое непременное условие, – сказал барон, – вы не должны в дальнейшем шантажировать меня и не пустите больше в оборот ваши гнусные снимки.

– На них изображены вы, господин барон!

– На них изображены вы, господин Марамбалль! И если вы не выполните обещания, то…

– То?

– То я убью вас. Второй раз я не промахнусь. Светопреставление окончилось.

– Хорошо! Я принимаю ваши условия, – ответил Марамбалль. – Я даю торжественное обещание никогда не опубликовывать снимков. Но со своей стороны требую от вас обязательства не заключать против меня никаких агрессивных сделок.