Вероятно, с берега мы сейчас кажемся вместе с своим аппаратом не больше стрекозы.
Позади нас итальянская Вентимилья, впереди французская Ницца, а посреди маленькое княжество Монако…»
Правда, на берег Ривьеры, на Ниццу и Монако он смотрит с меньшей высоты, чем смотрел на Капри с Везувия, но и 75 метров над уровнем моря в 1913 году было не так уж плохо.
Но не только красоты Италии интересовали молодого юриста. В Риме он посещает «злополучный квартал Сан-Лоренцо, населенный беднотой, – царство бесприютных детей», квартал, поставлявший Риму самое большое количество преступников.
И когда мы знакомимся с мисс Кингман из «Острова Погибших Кораблей», рассказывающей Гатлингу о заплесневелых узких каналах Венеции и детях, с недетской тоской глядящих на проезжающую гондолу, это рассказывает сам Беляев, часто вспоминавший не только Палаццо Дожей и бальдассаровские виллы, но и рахитичных детей и нищету Италии.
Уезжая во Францию, Беляев писал об итальянцах: «Удивительный народ эти итальянцы! Неряшливость они умеют соединять с глубоким пониманием прекрасного, жадность – с добротой, мелкие страстишки – с истинно великим порывом души…»
В Марселе Беляев посещает Chateau d’If – замок Иф.
В камере, где был заключен Мирабо, он тихо снимает шляпу, думая об одиноком страдании. Вот и темница Фариа и камень в перегородке, отделяющей камеру Эдмона Дантеса… Будь прокляты места, подобные этому!..
…Мыс Антиб, любимый Мопассаном, Тулон, Париж…
Он вернулся, истратив все деньги. Кроме открыток с видами Италии и Франции и сувениров, он привез кое-что более ценное: яркие впечатления и богатый опыт.
Всю дальнейшую жизнь Беляев будет мечтать о новых путешествиях – в Америку, в Африку, в Японию, но их он уже не сможет совершить и туда будут добираться только его герои…
В предвоенные месяцы 1914 года Беляев оставил юриспруденцию. Его снова серьезно интересуют театр и литература.
Как режиссер он участвует в постановке оперы Григорьева «Спящая царевна». Беляев – деятельный член Смоленского симфонического общества, глинкинского музыкального кружка, Общества любителей изящных искусств.
К этому же времени относятся его поездки в Москву и актерские пробы у К. С. Станиславского.
В московском детском журнале «Проталинка» появляется первое литературное произведение Беляева – пьеса-сказка в четырех действиях «Бабушка Мойра», а сам Беляев еще с марта 1914 года значится в числе сотрудников журнала.
Беляев всерьез подумывает о том, чтобы перебраться в Москву. Ему уже тридцать лет. Нужно как-то окончательно определять свою жизнь.
В Москве – большая литература, театры. Кроме того, Беляев – юрист, а здесь, в Москве, «под занавес» царства Николая II, накануне первой мировой войны, идут шумные уголовные и скандальные политические процессы.
15 июля 1914 года полуголодный гимназист Гаврило Принцип стреляет в эрцгерцога Фердинанда.
Слово «война» на газетных страницах становится все жирнее, а списки убитых и раненых в «Русском инвалиде» – все длиннее.
В это время мы застаем Беляева сотрудником газеты «Смоленский вестник», а годом позже – ее редактором.
В конце 1915 года Беляев внезапно заболевает, и врачи долго (до 1916 года) не могут определить, что с ним. Еще во время давней болезни плевритом в Ярцеве врач, делая Беляеву пункцию, задел иглой восьмой позвонок. Теперь это дало тяжелый рецидив: туберкулез позвоночника.
Рухнуло все сразу. Нет здоровья. Уходит жена. Врачи, друзья, близкие считают, что Беляев обречен. Надежда Васильевна, мать Александра Романовича, оставив дом, увозит сына в Ялту. Почти все время Беляев вынужден проводить в постели, а с 1917 года по 1921-й – в гипсе.
А время тревожное. В Крыму одна власть сменяет другую.
Январь 1918 – Советы; через три месяца – немцы; затем – генерал Сулькевич; конец 1918 года – правительство кадета Соломона Крыма; весной 1919-го – снова Советы; в июне – десант генерала Слащева, открытие батькой Махно Донецкого фронта. И снова белые.
Только в конце 1920 года, после Перекопа, советская власть утверждается в Крыму окончательно.
Об этих днях спустя десять лет Александр Беляев напишет в рассказе «Среди одичавших коней», а сейчас он лежит и думает, думает и читает. Он читает «Жизнь Скаррона».
Что ж, пока он может мыслить, он будет жить, как жила голова Скаррона – умнейшего человека, не имевшего сил отогнать муху, севшую на нос. Голова… О, если бы можно было написать что-нибудь фантастическое… Голова Вирца, голова Скаррона, голова Беляева.
Он очень много читает. Медицина, техника, история – все, что можно выписать на четыре библиотечных абонемента, один свой и три – его знакомых, в числе которых и его будущая жена, друг и помощник на всю нелегкую жизнь, Магнушевская Маргарита Константиновна.
Он совершенствует свой французский язык, принимается за английский и немецкий.
В 1919 году умирает его мать. Беляев лежит в гипсе, с высокой температурой и не может проводить ее на кладбище.
Только в 1921 году Александр Романович делает первые шаги. Его подняли на ноги воля к жизни и любовь девушки, которой он, подобно Доуэлю, предложит в зеркале увидеть его, Беляева, невесту, на которой он, Беляев, женится, если получит согласие.
Согласие получено.
И хотя болезнь не ушла окончательно, сегодня он победил ее, как будет побеждать много раз.
Беляев начинает работать в уголовном розыске. Затем он инспектор в детском доме в семи километрах от Ялты. В 1923 году Беляев уезжает вместе с женой Маргаритой Константиновной Магнушевской в Москву.
В Москве все трудно: и с жильем и с работой.
Первые два года Александр Романович работает в Наркомпочтеле (НКПТ). Как будто бы от писательства очень далеко. Совершеннейшая проза – почтовый конверт. Но Беляев пишет книгу, снабжает ее семьюдесятью иллюстрациями, вкладывая в это дело всю страсть, весь талант, все умение обобщать факты, увлекать. И вот «Современная почта за границей» готова. Пускай тираж ее невелик, но это его первая книга, на синей простой обложке которой стоит: «А. Беляев».
1925 год – счастливый год. В Лялином переулке у Беляевых своя комната. Темная, сырая, но своя, где можно думать, писать.
В 1925 году родилась первая дочь – Людмила. В этом же году «родился» Александр Беляев – фантаст: он обдумал и закончил первый вариант «Головы профессора Доуэля», а только что организованный журнал «Всемирный следопыт» принял и напечатал рассказ. До 1926 года Александр Романович работает юрисконсультом в Наркомпросе, вечерами пишет. О чем? В мире так много чудес, мир полон невероятных, фантастических приключений. У Александра Романовича целая папка интересных вырезок, каждая из которых – готовый сюжет. Вот вырезка из «Фигаро»: «В Париже организовано общество по изучению и эксплуатации (финансовой) Атлантиды»; вот старинная карта доктора Шлимана. Не они ли послужили первым толчком к замыслу «Последнего человека из Атлантиды»?
Вот заметка в «Известиях» о первобытном человеке, обнаруженном в Гималаях. И вскоре появляется рассказ А. Беляева «Белый дикарь».
Из такой же газетной вырезки родился роман, сделавший имя Беляева всемирно известным, – вырезки с заметкой о профессоре Сальваторе, чудо-хирурге.
В мартовском номере «Всемирного следопыта» за 1926 год читатель знакомится с кинорассказом Беляева «Остров Погибших Кораблей». Через год Беляев напишет продолжение, рассказ «Остров Погибших Кораблей», и затем переработает его для издательства «Земля и фабрика», которое он в шутку называл «Труба и могила», в киноповесть. Это уже будет настоящая книга, в превосходной обложке, книга, которую можно преподнести с дарственной надписью жене, перепечатывающей на машинке его первые произведения.
Новые интересы, новые знакомые. Владимир Дуров, Бернард Кажинский, Леонтович, гипнотизер Орнальдо.
Дуров и Кажинский проводят опыты с передачей мыслей на расстояние[32], а Беляев, познакомившись с результатами опытов, пишет роман «Властелин мира», где Кажинский превращается в Качинского, а Дуров – в Дугова.
