– О, круто. Так я это… может, позвоню тебе на выходных. Сходим куда-нибудь.

– Ага, давай, – отвечаю я и на беговой дорожке опять погружаюсь в радостные размышления. Если Эмми Ньюэлл и звала меня девять раз по имени, я этого не слышала.

Сегодня после уроков Софи осталась в художественной мастерской: рисует маслом абстрактное полотно к школьной выставке в следующем месяце. После моей тренировки мы прогуливаемся до недорогой аптеки, где Софи подбирает мне помаду какого-то особого оттенка.

– Я так рада, что в этом году будет после десятого мая. Уже потеплеет, и мне не придется надевать куртку. С платьем она смотрится отвратительно.

– Софи, я сомневаюсь, что ты сможешь выглядеть отвратительно, даже если сильно постараешься.

– Ой, Джози, заткнись! – говорит она с легкой улыбкой. И тут замечает то, что искала. Она протягивает мне тюбик бледно-розовой помады с названием «Конфетное блаженство»:

– Она подойдет к любому цвету платья, поверь мне. Стефан точно оценит.

У меня пока нет платья, и на поиски остался всего месяц с небольшим. Софи купила себе наряд, как только определилась с кавалером. Это, кстати, Адам Гибсон, старшекурсник. Мы с ним немного знакомы. Так же, как я знакома со всеми в школе, как все со всеми знакомы. В каждом потоке всего человек по двести, поэтому ученики знают друг друга в лицо, даже если и не дружат.

Софи составила сценарий того, как они проведут время, и даже распланировала, что вечер будет теплым и лунным. Она рассказала мне обо всем этом по пути домой. Когда я пытаюсь себе представить, как пройдет наше со Стефаном свидание, я не представляю никакого лунного света и не думаю, какая будет погода. Вместо этого я вижу, как спотыкаюсь на каблуках, падаю на пол, ломаю лодыжку и запястье и в своем падении чуть не увлекаю Стефана за собой. Он врезается в стол, и остатки его волос загораются от свечей. Мы заканчиваем вечер в медпункте: я – с гипсом на руке и ноге, он – с бинтом вокруг лысой головы. Медсестра подходит к его каталке, чтобы проверить состояние пациента, и я быстро мажу губы помадой «Конфетное блаженство». Позже, когда мы остаемся одни в реанимационном боксе под номером 8, он замечает и говорит: «Я оценил, тебе идет этот цвет». И я отвечу: «Я надеялась, что оценишь».

Думаю, в моей жизни романтические моменты будут именно такие. Скорей бы выпускной.

Сегодня на ужин приходят Вейгмейкеры: они хотят познакомиться с Джоффом и поздравить счастливую – брррр! – пару.

Как раз перед их приходом мама предупреждает меня:

– Дорогая, прошу тебя следить за языком сегодня вечером. А потом проследи, проследила ли ты.

Мне нравится лаконичность ее замечания, но это не мешает мне на нее дуться.

Когда Вейгмейкеры и Шериданы собираются вместе, вечер пролетает словно во сне: повсюду звучат торжественные (а иногда и громкие) речи, и у Джеффри Стивена Брилла почти не остается времени разглагольствовать после того, как ему задают обычные при знакомстве вопросы. Он слишком тихо говорит и не умеет быстро переключаться с темы на тему, чтобы заполнять паузы между чужими словами, а еще – и меня это удивляет – ему недостает смелости, чтобы вклиниваться в чужую беседу, как делаем все мы (за исключением моих родителей).

Вместо этого он ни на секунду не отходит от Кейт, вяло улыбается царящему вокруг шуму и порой напоминает картонную фигуру самого себя.

Сегодня у нас вечер самообслуживания: мы заказали разной еды в китайском ресторане, стараясь угодить вкусам всех присутствующих и взять достаточно, чтобы заполнить бездонный желудок Стью. Когда подходит к концу треть вечера, мы втроем с ним и Софи уединяемся на кухне. Стоя рядом с буфетом, я требую от них ответа:

– Ну, и как он вам?

Стью пожимает плечами и накладывает себе в тарелку все, что видит на столе. Только букет остался цел.

– Ничего, такой милый, – говорит Софи. – И Кейт так в него влюблена. Это сразу заметно.

– Что?! – Я обращаюсь к Стью: – Ты это слышал?

– Ты же отдаешь себе отчет, что я в метре от тебя и глухотой не страдаю.

– Ты согласен?

– Я не могу судить о внешности другого парня, потому что это другой парень, – он снова пожимает плечами. – Но вообще все не так плохо, как я ожидал.

– Это потому, что он молчит почти весь вечер.

Тут Софи прерывает меня жизнерадостным «Привет!», и я понимаю, что за моей спиной кто-то только что вошел на кухню. Оказывается, что это Кейт и ее самоклеящийся жених.

– Слушайте, Джофф, – начинает Стью фальшиво веселым тоном. О, я знаю эти интонации. Знаю и страшусь их. – Джози говорит, вы знаете уйму всего.

Нет, только не это.

– Как мило с ее стороны, – говорит он, слегка кивая в мою сторону.

– А про птиц что-нибудь знаете? – спрашивает Стью.

– Про птиц?

– Ага. В частности, про попугаев. Джози как раз рассказывала мне, как ее интересуют попугаи.

– Да, они и впрямь занятные, – подтверждает Джофф и смотрит на меня. – Но о них я знаю меньше, чем о скворцах, ну, вы знаете, говорящие скворцы… На самом деле скворцовых более двенадцати разновидностей, и сам скворец в них не входит. Официально не входит.

Джофф продолжает разглагольствовать, а Стью, запихав в рот пельмень со свининой и бросив мне коварную ухмылку, присоединяется к веселью в гостиной. Софи с моей сестрой воркуют над обручальным кольцом, а я слушаю про хохлатых майн. Мне так скучно, что я даже не уверена, не забываю ли моргать.

– Не планируй ничего на ближайшую субботу, – говорит мне Кейт в дверях, а Джофф, расплывшись в улыбке, все стоит позади нее и никак не может отлипнуть. Вейгмейкеры ушли минут двадцать назад, и мама едва успела схватить меня за локоть: я собиралась сбежать с ними.

– Я поведу тебя по магазинам, – продолжает Кейт. – Выберем тебе платье для выпускного. А потом решим, чем заняться вечером.

– Вдвоем, только ты и я?

– Только ты и я, – подтверждает она, смотрит через плечо на Джоффа и добавляет: – Ты же не против, да?

– Конечно, не против. Если бы у меня была сестра, я поступил бы так же.

– О, милый, у тебя будет сестра. Даже две, и очень скоро…

– Ладно, в следующую субботу. Только ты и я. – Мы чмокаем друг друга в щеку, я закрываю дверь и ловлю себя на мысли: В отличие от остальных представителей этого семейства у хохлатой мины клюв сероватый, а не оранжевый. Я ошарашенно трясу головой, чтобы убрать оттуда фразы на языке Джоффа. А то вдруг у меня внезапно парализует веки?

В выходные Стефан мне не звонит. Вместо этого он шлет тонны смс, и я стараюсь тут же на них отвечать. В одном из сообщений он пишет: «Ты даже ставишь знаки препинания! Круто».

В воскресенье днем в гостях у миссис Истердей я получаю от него три смс, но вежливо их игнорирую: общаться с соседкой мне нравится гораздо больше, чем переписываться, без разницы с кем. Я люблю говорить на языке старушек. Он удивительно похож на язык «Джози», а потому дается мне легко.

Истердеи шестнадцать лет жили в этом доме, до того как мои родители переехали в соседний. Я заглядываю сюда поздороваться, посидеть, поиграть в карты и поболтать. Если миссис Истердей не может найти дома ничего к чаю, мы вместе печем печенье, и она рассказывает мне длинные и связные истории про свое детство в сороковых, а я – об учебе в Кэпе и в школе и о том, чем отличаются «Боже мой» и «Боже мой 2.0».

Она больше двадцати лет работала учительницей в четвертом классе и не разрешала своим ученикам говорить «ага» вместо «да».

Мистер Истердей умер за три года до моего рождения. Когда миссис Истердей говорит о нем, под конец беседы ее глаза с тяжелыми веками приобретают мечтательное выражение, а по лицу расплывается неопределенная улыбка. Если я не нарушаю молчания, она может просидеть так целую минуту. А у меня всегда получается сидеть тихо.

Миссис Истердей познакомилась с Джоффом в пятницу. Мы пригласили ее на коктейль перед ужином (в ее случае – на клюквенный сок), и она пообещала Кейт, что непременно придет на свадьбу. Которая, кстати говоря, назначена на субботу, восьмое ноября. Времени у меня в обрез.