К неудовольствию Кристианы на ее постели лежала собака. Довольная, она повернулась на спину, показывая свой пятнистый живот. Ее длинные уши лежали на подушке.

Глупое животное открыло один глаз, затем быстро закрыло его, притворяясь, что не видит Кристиану.

— Мне ты тоже не нравишься, — резко сказала Кристиана и столкнула тяжелую собаку на пол.

Собака обиженно взглянула на нее своими печальными карими глазами и уныло поплелась из комнаты.

Было темно, Кристиана сидела у узкого окна. Она вслушивалась в мягкие ночные звуки деревни: ржание лошади в конюшне, отдаленный лай собаки. Прохладный ветерок шелестел листвой. Когда раздался стук в дверь, первой ее мыслью было отослать любого, кто бы там ни был. Но она позволила войти.

Это был Даниэль. Очки его сползли на нос, его темные волосы были аккуратно связаны на затылке.

— Я принес тебе вот это, — сказал он и протянул ей книгу и блокнот с записями.

«Учебник английской ботаники. Цветы и травы в саду». Таково было название замасленной книги. В толстом блокноте выцветшими чернилами давались описания различных растений и цветов, написанные аккуратным женским почерком.

«Monarda Didyma или пчелиный бальзам, — говорилось в одной из заметок. — Запах мяты привлекает пчел, она также полезна для качества меда.»

«Asperula Oderata, — было написано под растением со множеством листьев и крошечными, как звездочки, цветочками, — Или душистый ясменник. Используется для плетения венков и гирлянд, очищает воздух. Применяется при порезах, останавливает кровотечение.»

Кристиана смущенно посмотрела на Даниэля.

— Гэрет рассказал мне, что случилось сегодня. Он сказал, что ты пыталась чем-то заняться. Мне кажется, тебе может понравиться работа в саду. Ты можешь там привести в порядок цветы и травы. Моя мама занималась этим. Я знаю, что многие знатные женщины любят разводить цветы.

Кристиана взглянула на подробные иллюстрации: пушистые пионы, стебли лаванды, желтые нарциссы, укроп. Надписи были сделаны аккуратным девичьим почерком.

— Ты сможешь заниматься этим столько, сколько захочешь. Можешь уделять этому совсем немного времени. И миссис Хэттон не будет стоять у тебя над душой. А свежий воздух и солнце пойдут тебе на пользу.

«Огуречник, — прочитала Кристиана, — Borago Oficinalis. Цветы в форме звездочек, переливчатого голубого цвета. Лечит от лихорадки. Полезно настаивать на спирту.»

— Это вредно, весь день сидеть дома, — подчеркнул Даниэль. — Неудивительно, что ты упала в обморок, целый день находясь на кухне, там было очень жарко, потому что пекся хлеб.

— О, это совсем не поэтому, — поспешно заверила его Кристиана, оторвавшись от книги. — Я совсем не такая уж слабая. Не обращай внимания на то, что они говорят. Я просто… видишь ли, я увидела кое-что, что напомнило мне о… революции.

Даниэль ничего не сказал, а только посмотрел на нее своими ясными светлыми глазами. Кристиана подумала, что он очень похож на Гэрета, и все же совсем другой. Черты лица его были немного тоньше, глаза с серым оттенком. Его спокойное доброе лицо кого-то напоминало ей… Она вдруг поняла, кого. Брата Джозефа, который давным-давно в древнем замке учил ее играть на скрипке.

— Видишь ли, это все из-за крови, — слова полились у нее, как давно сдерживаемый поток воды. — Моя подруга Габриэль была такой глупой… Я так скучаю по ней, потому что ее нет в живых. Ей отрубили голову, прикрепили к шесту и размахивали ею, как флагом перед нашими окнами. Ее волосы были в крови. И поэтому я вынуждена была бежать. И когда я убежала, со мной произошло нечто ужасное. Мне пришлось… убить одного человека, было много крови. Я вся была в крови. И затем я заблудилась, не знала, куда идти. Иногда я и сейчас чувствую себя так, как будто я заблудилась. А теперь Филипп уехал, и я не знаю, где теперь Артуа. Может быть его тоже убили. Я очень скучаю без него. У тебя был когда-нибудь большой друг, который искренне тебя любил и всегда заставлял тебя смеяться? Вот почему я упала в обморок. Это совсем не из-за кухни.

Она перевела дыхание и поднесла дрожащую руку к губам, как будто хотела взять свои слова обратно. Ей было больно говорить об этом, воспоминания снова нахлынули на нее.

Даниэль был поражен и растерян.

— Извини меня, — быстро сказала Кристиана, — мне очень жаль. Пожалуйста, не рассказывай никому. Я прошу тебя. Я не хочу больше вспоминать об этом.

Даниэль кивнул и неожиданно произнес по латыни:

«Curae leves lpquuntur ingentes stupent», — ТИХО сказал он.

Взволнованная, Кристиана на минуту задумалась.

— О малых бедах говорят… — перевела она неуверенно.

— О больших молчат, — закончил Даниэль. — Труднее всего говорить о вещах, которые действительно печалят нас.

— Да, именно так, — согласилась она, довольная, что он понял ее. — Мне действительно не хочется обсуждать это ни с кем. Я ужасно не хочу, чтобы меня жалели и еще хуже того, осуждали. Я делюсь этим только с богом.

Прижимая книгу к груди, она дотронулась до его руки.

— Спасибо тебе за книгу, Даниэль. Ты очень добр ко мне. Я прочту ее и посмотрю, смогу ли я заняться этим.

Даниэль вздохнул.

— Как ты пожелаешь, — мягко сказал он, используя ту же фразу, которую сказал Гэрет сегодня днем, и Кристиана знала, что он никому не расскажет об их разговоре. — Если у тебя появятся какие-то вопросы или тебе нужна будет помощь, спрашивай у меня. И что касается цветов и всего остального.

— Спокойной ночи, Даниэль, и тебе.

Она быстро закрыла за ним дверь, все еще прижимая к груди книгу и блокнот с записями.

Кристиана легла на пахнущую лавандой пуховую постель и перелистала старые страницы книги. Она читала о пчелином бальзаме и пионах, фиалках и шпорнике до тех пор, пока иллюстрации не стали расплываться у нее перед глазами, и она заснула глубоким сном без сновидений.

На следующее утро она проснулась с первыми лучами солнца от уже привычного кукареканья петуха. Кристиана быстро оделась, провела расческой по волосам, умылась холодной водой, спустилась вниз и вышла из дома, держа под мышкой свою новую книгу.

Только глупая собака не спала, ее хвост весело тарабанил о пол кухни, глаза были полузакрыты. Она поднялась на ноги и последовала за Кристианой.

Некоторое время Кристиана внимательно осматривала сад.

Заросшие цветочные клумбы были полны сорняков. Трудно было разобрать, что там растет. Настоящие джунгли вьющихся растений плелись по стволам деревьев и по каменной изгороди.

Не обращая внимания на свое новое платье, Кристиана опустилась на колени и начала рассматривать растение. Собака тоже сунула свой нос, но она прогнала ее прочь. Кристиана открыла старую книгу, сравнивая рисунки с вытянутыми, забитыми сорняками растениями наяву.

— Anthemis Nobilis, — бормотала она, с удовольствием узнавая цветы, похожие на маргаритки. Она изучала поблекшие записи, которые Элизабет Ларкин делала много лет назад своим красивым девичьим почерком.

«Очень успокаивает, если заваривать, как чай. Используется для ополаскивания волос. Разрастается по всему саду, если за ним не следить.»

— Действительно, так и есть, — согласилась Кристиана.

Она пошла по тропинке, листья и ветки цеплялись за ее юбки. Она находила купырь садовый и пижму, перетрум девичий и фенхель. Она получала большое удовольствие, узнавая каждое растение.

Она чувствовала почти то же самое, что пережила в детстве, когда впервые открывала для себя звуки и училась распознавать их по нотам; когда, казалось бы, беспорядочные черные знаки нот на листе внезапно превращались во что-то осмысленное. Это был свой особый язык.

Этому растению нужно больше солнца; этому нужен тщательный полив, этот нужно обязательно прореживать. Вот здесь нужно вырвать люпин, чтобы пионы могли расти. Надо освободить от сорняков цветы, чтобы у них было место для роста. Она вырвет колючую ежевику, которая обвила своими ветвями розу. А дельфиниум надо получше удобрить.