Литмир - Электронная Библиотека

- Рад видеть. Как дела, старина?

- Хвастать нечем. Живем, воюем.

И принялся рассказывать о команде, которая под его руководством совершила немало боевых походов. Отведя глаза в сторону, он с горечью добавил:

- Я ведь не этим, другим кораблем командовал. Да знаете, люди подводят. Черт дернул матроса вылезти на палубу во время шторма, смыло за борт, а мне отвечать пришлось. Комдив ухватился и поднял трамтарарам. А тут еще послал он на меня представление к званию капитана третьего ранга, по всем инстанциям прошло, вот-вот должен приказ быть. Я поторопился малость, надел погоны с двумя просветами и поехал в Мурманск к дружкам спрыснуть это дело. Приезжаю обратно, он и давай меня распекать: нескромность, самозванство! Чего только не наговорил!

«Вот так же Максимов и ко мне будет придираться», - подумал Зайцев и, нахмурив брови, сказал:

- Я не могу с вами согласиться. Ведь вы действительно поторопились надеть погоны.

Трофимов махнул рукой:

- Было бы желание, а нашего брата всегда есть за что продраить.

И опять Зайцев подумал: «По себе знаю». А вслух предложил:

- Давайте посмотрим корабль.

Они уже поднялись, чтобы идти, но тут раздался стук, и в дверях показалась круглая розовая физиономия инженера-механика Анисимова. Догадавшись, что перед ним новый командир, Анисимов представился и застыл, смущаясь оттого, что у него замасленный комбинезон. Грязные брезентовые рукавицы он спрятал за спину.

- Что у вас? Анисимов замялся.

- Я по партийным делам к помощнику, за членскими взносами.

- Вы так вот и ходите к каждому коммунисту?

- Никак нет. Только к командиру да к помощнику.

- К вашему сведению, - строго сказал Зайцев, - командир и помощник - такие же коммунисты, как и все остальные.

- Это верно, - согласился Анисимов. - Только у нас так заведено.

- Плохо, что так заведено. Думаю, этот порядок надо изменить.

Все трое отправились осматривать корабль, обошли боевые посты, кубрики, спустились в машинное отделение. Трофимов и Анисимов давали подробные объяснения. Зайцев больше молчал. Потом по сигналу «большой сбор» весь личный состав построился в кормовой части корабля.

Зайцев пытливо вглядывался в лица моряков, стараясь представить себе, как будет командовать этими людьми. Затем вышел на середину. Еще накануне он подумал, о чем скажет морякам в первый день своего знакомства с ними: о повышении боевой подготовки и дисциплине, о чистоте и порядке на корабле, о взыскательном к себе отношении. Сейчас все это казалось чересчур обыденным.

- Товарищи, друзья! - начал он. - Еще вчера мы не знали друг друга, а сегодня уже связаны самым большим, что есть в нашей жизни: общей службой! Эта служба будет требовать от нас напряжения всех сил.

Моряки слушали внимательно. Зайцев пожалел, что нет рядом Максимова, но тут же вспомнил, как в свое время рассказывал об Испании и его тоже внимательно слушали. А рассказы-то были не его, а Максимова. Нет, не отделаться ему от назойливых мыслей о прошлом. Он говорил о задачах, а думал о Максимове, и, когда закончил, матросы прокричали:

- Ур-а-а!

Трофимов понял, что новый командир понравился: его выправка, волевой напор, красноречие. «Умеет пыль в глаза пустить», - подумал он, но, разделяя общее оживление и энтузиазм, заулыбался.

Зайцев, заметив это, тоже ответил ему улыбкой.

2

Максимов не жаждал частых встреч с Зайцевым. Но если люди служат в одной части, да к тому же один из них начальник, а другой подчиненный, они неизбежно соприкасаются, и ничего тут не поделаешь… Вот и сегодня, направляясь в гости к сослуживцу, Максимов наперед знал, что наверняка встретит там Зайцева. Мало ему одного Трофимова, этого благоухающего кавалера!

Не пойти на торжество - значит обидеть хорошего человека. Сегодня пятилетие семейной жизни Виктора Васильевича Проскурова, командира корабля, на котором держит свой флаг комдив Максимов.

По- отцовски снисходительно относился Максимов к этому молодому офицеру. Между ними была разница в двенадцать лет, и это сдерживало Максимова в его порыве завязать дружбу. Ему нравилась и жена Проскурова -Надюша, очаровательная молодая женщина с открытым, простодушным лицом подростка. Иногда, встречая Проскуровых, молодых, жизнерадостных, упоенных своим счастьем, Максимов тосковал об Анне, тревожился о ребенке. Если бы хоть маленькое письмишко получить от нее! Кажется, сразу бы силы прибавилось. Сам он готов перенести что угодно, лишь бы Анна не страдала, лишь бы ей было хорошо.

Гости уже собрались, командиры кораблей, механики, флагманские специалисты и несколько знакомых подводников окружили Проскуровых.

Зайцев пристроился с краю стола, стараясь казаться неприступным, но Максимов, хорошо зная его, понимал: тот чувствует себя здесь лишним.

Угощение было скромное, а сервировка - на ресторанный лад. На широких блюдах во всех видах треска: жареная, заливная, в томате, «по-гречески».

Обязанности тамады добровольно взял на себя флагманский минер Чижов, обычно суховатый в обращении человек, с большой лысиной через всю голову. Здесь он разошелся, скомандовал: «Наполнить рюмки!» - и предложил тост за здоровье молодых. Со всех концов стола подхватили:

- За молодых! За Найденыша и Виктора Васильевича!

Зайцев сидел наискосок от Максимова, молча взирал по сторонам. После третьей рюмки он начал рассказывать об Америке, стараясь привлечь общее внимание. И хотя он говорил громко, почти кричал, его слушали не очень охотно.

- Там житуха, вы себе не представляете! - пьяно заявил он.

Максимов подумал: «По физиономии видно!»

- …У каждого квартира, а то и домик. Свой автомобиль. Да не какой-нибудь гроб на колесах, а самой новейшей марки! А как едят! На тушенку никто не посмотрит. Бифштекс из свежего мяса, цыплята на вертеле, вроде наших довоенных табака, и прочие шедевры кулинарии. Круглый год фрукты.

Зайцев почувствовал, что в своих гастрономических описаниях зашел слишком далеко, откинул ладонью рыжий чуб со лба, наморщил брови и как бы в оправдание добавил:

- Им что! Они не воюют! В американских газетах откровенно пишут: естественно, что англичане и американцы не хотят открывать второй фронт, и будет сверхъестественно, если они его откроют…

Надюша подвинула к Максимову рюмку.

- Михаил Александрович, что же вы за нас… - она улыбнулась. - Выпейте!

- Будьте счастливы, Надюша.

- Я предлагаю тост за представителей орлиного племени! - вставая и стараясь перекричать всех, предложил Зайцев. - Не будем кривить душой. Мы все хотим взлететь, да повыше, и парить в облаках, да так, чтобы люди смотрели на нас с завистью, с удивлением.

- Не все, - заметил кто-то.

- Неправда, все! Узнаю голоса тех, кому на роду написано кротами всю жизнь ползать и носом землю рыть. А я настаиваю на своем и пью за парящих птиц - альбатросов. Помните, как сказано у поэта:

Герои, скитальцы морей, альбатросы,

Застольные гости громовых пиров,

Орлиное племя, матросы, матросы,

Вам песнь огневая рубиновых слов…

- Позволь разобраться в твоей философии, - сказал Максимов. - Кого ты причисляешь к кротам и кого считаешь альбатросами?

Зайцев развел руками:

- Я удивлен, такие простые и ясные истины излишне комментировать. Вам персонально разъясняю, товарищ комдив. - Зайцев пьяно качнул головой. - У кого на груди Золотые Звезды Героев - вот они и есть представители орлиного племени.

- А у кого нет Золотых Звезд?

- Это уж вы сами судите! - отрезал Зайцев и, не дожидаясь остальных, крякнув, залпом выпил водку.

- Нет, не согласен! - резко возразил Максимов. - Я за кротов. Ты их зря презираешь. Как раз им больше всего достается. Если хочешь знать, они на войне самую черную работу делают. По-моему, достойны славы все, кто честно живет, храбро воюет и, если нужно, умирает, выполняя долг. Вот Миша Лобанов. Достоин славы! Он был всегда работягой, как ты говоришь, носом землю рыл… А попал на корабле в пиковое положение, приказал команде спасаться на шлюпках, сбросил шинель, отдал военфельдшеру, сказал: «Носи. И помни меня». А сам вместе с кораблем пошел на дно. Вот это человек!

3
{"b":"241657","o":1}