27 июля 1942 года
Французы любили говорить об «ame slave» - они ссылались на эту как бы загадочную «славянскую душу», когда того требовали политические или моральные затруднения. Они объясняли «ame slave» и социальную революцию, и систему коллективной безопасности, и пятилетки, и даже подвиги исследователей Арктики. Теперь теория «славянской души» воскресла в мировом масштабе. Дружеские и вражеские газеты любят философствовать над «тайной русского сопротивления». Об этом говорят американцы. Об этом пишут газеты немногих нейтральных стран. Об этом рассуждает даже Геббельс. Причем удивляет иностранцев не столько вооружение Красной Армии, сколько мужество русских.
Возникает множество заманчивых и хитрых объяснений. Один, например, утверждает, что русские не привязаны к жизни, другой говорит, что они не существуют как индивидуумы, человека в России нет, а есть анонимная масса, которая легко идет на смерть, третий доходит до эксцентрических заявлений, что «русских чересчур много» и поэтому русские могут себе позволить роскошь храбро умирать, четвертый, напротив, оспаривает храбрость русских, уверяя, что русских «гонят под огонь комиссары», пятый объясняет русское сопротивление темнотой и отсталостью русского народа.
Позволительно высмеять всех этих «философов» и «психологов». Человечество должно испытывать глубокий моральный кризис, чтобы считать естественным позор маршала Петэна, существование Квислинга, капитуляцию Тобрука и неестественным отвагу народа, который защищает свое право на существование.
Русские отнюдь не презирают жизнь. Культ смерти не находил и не находит в нашей стране последователей. Начиная с Киевской Руси, с икон Рублева, в которых сохранилось утверждение жизни Эллады, до светлой аполлонической поэзии Пушкина, до Толстого, до наших дней, русская культура была одушевлена пафосом жизни. Революция была не только жестокой борьбой и суровым строительством, революция была также глобусом в руках вчерашнего кочевника, тульскими крестьянами в санаториях Крыма, парками культуры, библиотеками и стадионами, молодостью, бодростью, смехом. Наши люди глубоко привязаны к жизни. Если они идут бесстрашно на смерть, то потому, что они хотят жизни, достойной быть прожитой. Можно так сильно, так страстно любить жизнь, что ради ее торжества пожертвовать своей личной жизнью.
Только слепец может сказать, что русские - это масса, что в России нет человека. За тридевять земель, конечно, трудно разглядеть каждого отдельного бойца многомиллионной армии. Но у каждого бойца свое лицо, у него позади своя жизнь, свой дом, свое любимое дело. Наши противники жестоки и сентиментальны. Они режут наших детей, как цыплят, и обливаются слезами, говоря о своих детях. Русский человек по природе стыдлив, он не любит раскрывать перед непрошеным соглядатаем свою душу. Но у него есть дети, и он их любит. Горе и тревога захлестнули наши семьи. Возвращаясь с работы, миллионы женщин в тоске спрашивают: «Письма не приносили?»… У одного бойца дома осталась молоденькая жена, у другого мать, один оторвался от любимой яблони, другой - от микроскопа, третий - от недописанной партитуры. Нужно ли отвечать на соображение, что храбрость русских рождена их многочисленностью? «Гнать под огонь» никого нельзя. На войне насилие бесполезно. Вооруженный народ знает, что он делает. Мы, например, не думаем, что СС «гонят под огонь» немецких солдат. Мы считаем, что молодежь Германии, воспитанная на идее расового превосходства и на культе насилия, идет вперед за «жизненным пространством» для немецкого народа, за русской шубенкой или за трофейной колбасой для себя. Столь же смешно приписывать несознательности отпор, который дает наш народ немецкому вторжению. «Несознательными», если угодно, были французы, в июне 1940 года решившие, что можно прожить под немецким игом. Эти слепцы быстро прозрели, но они прозрели, увы, слишком поздно: теперь им остается надеяться на героизм маленькой армии де Голля, на чужую сознательность, на мужество русских или на ресурсы англосаксов.
«Тайна русского сопротивления» проста: наш народ знает, что именно ему несут немцы. Никогда не было войны столь ясной, столь справедливой. Почему даже русские эмигранты, непримиримые враги советского строя, отказались примкнуть к «крестовому походу» Германии? Почему священники молятся за победу Красной Армии? Над этим стоит задуматься. Наш народ понимает, что на карту поставлено существование России, и он защищает то, что искони защищали народы и люди, - Родину.
В мирное время у людей и народов сотни выходов. Бывают войны, где мыслимы два выхода, компромисс, некоторое перемещение границ или доходов казначейства. Но в той войне, которая навязана нашему народу, у нас нет выбора: мы должны или победить, или умереть. Наши «цели войны» чрезвычайно просты: отстоять нашу территорию и нашу независимость.
Мы знаем, что нельзя победить, ничем не рискуя, ничем не жертвуя. Мы видели, что стало с Францией, которая хотела одержать победу со страховым полисом в кармане. Мы знаем, что капитуляция Тобрука ошеломила наших союзников и позволила немцам неожиданно вторгнуться в Египет. Мы знаем, что так называемая «бессмысленная оборона Севастополя» дала нам несколько недель драгоценного времени, ослабила подготовлявшийся удар Гитлера. Калькуляция на войне хорошее дело, но она бесплодна, не будучи связанной с дерзанием. Наш народ это понимает, и неудивительно, что наше сопротивление возмущает Геббельса: легче иметь дело с Лавалем, нежели с красноармейцем, который, израсходовав все патроны, идет взрывать немецкий танк гранатами и гибнет, чтобы уничтожить вражескую машину. Нельзя все сохранить, ничего не потеряв, - это старая истина. О ней напоминают миру наши бойцы на берегах ставшего красным от крови Дона.
28 июля 1942 года
Пленный немецкий летчик-лейтенант на самолете «Юнкерс-88» неоднократно бомбил английские города. В июне 1941 года самолет был подбит английской зенитной артиллерией. Резиновая лодка оказалась пробитой осколком. Немецкий летчик продержался в море двадцать один час на спасательном круге, пока его не подобрала рыбацкая шхуна. На Восточный фронт он прибыл в июне 1942 года и недавно попал в плен.
Пленный летчик почтительно отзывался об английских истребителях: «Спитфайеры» - страшное оружие, и немецким бомбардировщикам приказано избегать с ними боя…» Англичан немецкий летчик не любит: «Я прямо скажу, что у немцев, в частности у нас, летчиков, какая-то нутряная ненависть к англичанам». Пленный - типичный немец новой формации: туп, самодоволен, жесток и труслив. Ненависть такого может только обрадовать каждого англичанина. Пленный продолжает: «У нас никто не принимает всерьез разговоров о втором фронте. Не потому, что второй фронт не опасен для Германии, напротив, он очень опасен, но потому, что никто больше не верит, что англичане действительно хотят помочь своему союзнику».
Можно, конечно, с полным равнодушием отнестись к рассуждениям немецкого летчика. Однако последние события показывают, что германское командование рассуждает, как этот пленный: продолжается переброска немецких дивизий из Франции в Россию. Недавно я видел пленных из 323-й пехотной дивизии. Это молодые немцы, еще недавно распивавшие кальвадос в кафе города Кан. 337-ю пехотную дивизию привезли из Мулен, 25-ю танковую дивизию - из окрестностей Парижа. Вчера отмечено присутствие на Дону трех новых дивизий, также переброшенных из Франции, а именно 315, 326 и 709-й пехотных дивизий. Итак, Гитлер перебросил из Франции за последнее время две танковых и пятнадцать пехотных дивизий.
В апреле пленные немцы с опаской говорили о возможности второго фронта. Письма из Германии, написанные весной, полны тревожных вопросов: «Неужели нам придется воевать на два фронта?», «Что будет, когда англичане высадятся, а с ними американцы? Как бы не повторился 1918-й!…» Теперь немцы успокоились. На трупе обер-лейтенанта Рихарда Ульриха найдено письмо его брата коммерцарта: «Англичане думали сковать наши силы газетной шумихой, но фюрер умеет рисковать. Если мы до осени сможем занять Кавказ и укрепиться на Волге, англичанам придется плохо…»
