К тому времени полк сильно поредел в результате многодневных наступательных боев. В роте Бесхлебного осталось только двадцать семь человек. Но они горели решимостью выполнить приказ. Овладев высотой, рота целый день отбивала натиск гитлеровцев.
Трудно пришлось защитникам высоты. Вражеские контратаки следовали одна за другой. Подступы к высоте были завалены трупами солдат и офицеров противника. А новые цепи все лезли и лезли.
Один за другим падали сраженные воины, остальные дрались с удвоенной силой. Вот пал смертью храбрых пулеметчик Степан Пятибрат. Лейтенант Бесхлебный сам лег за пулемет и строчил из него до тех пор, пока разорвавшаяся рядом мина не оборвала его жизнь. Как богатыри дрались два приятеля - Николай Машенков и Григорий Мазур. Тяжело раненные, они поддерживали плечами друг друга, чтобы не упасть, и вели огонь. Из четырех рук у них целой была лишь одна, ею они бросали гранаты, пока не упали замертво. Руководивший боем после гибели командира парторг Павел Владимиров перебегал от одного пулемета к другому и бил по фашистам. Он дрался, пока не кончились патроны, а потом гранатой взорвал себя и окруживших его гитлеровцев.
Армейская газета «Сын Родины» писала в январе 1944 года об этом подвиге:
Так бились герои на славном посту.
На землю спустилась темь…
И отстояли в бою высоту
Бессмертные двадцать семь.
Приказом командира 84-го стрелкового корпуса от 26 февраля 1944 года все двадцать семь героев боя на Безымянной были награждены орденами Отечественной войны I степени.
Это еще одна страница славы советских воинов - защитников безымянных высот. А сколько их было, таких высот, на пути наступления нашей армии от Москвы, Сталинграда и Северного Кавказа до Берлина и Праги!
* * *
В послевоенные годы был открыт памятник еще на одной высоте - близ города Белая Калитва, на берегу Северного Донца. Здесь в январе 1943 года произошел жестокий бой. Группа воинов 112-й башкирской кавалерийской дивизии под командованием лейтенанта Анна-клыча Атаева захватила эту высоту стремительным броском, закрепив тем самым плацдарм на правом берегу реки. Фашисты так и не смогли сбить храбрецов с занятых позиций. Все тридцать советских воинов погибли, но не оставили высоту. Указом Президиума Верховного Совета СССР они были награждены орденами Отечественной войны I степени, а их командиру лейтенанту А. Атаеву посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Народ по праву назвал все эти высоты, на которых героически сражались с врагом советские воины, высотами бессмертия.
Огонек
Однажды, находясь в командировке в Ленинграде, я попал на концерт. Когда конферансье объявил, что выступает заслуженная артистка республики Тамара Богданова, подумал: «Уж не наша ли это Тамара?» И песня была наша, фронтовая, которую мы так любили, - «Огонек».
И лишь Богданова вышла на сцену, я сразу узнал ее. Мне невольно вспомнилась одна фронтовая зима. Мои друзья. И тот солдатский концерт перед боем. Организовал тогда концерт артиллерист капитан Дашко - он не мог жить без песни и сам всегда участвовал в концертах. Пела в том концерте и Тамара. Пела, как и сейчас, «Огонек».
Передо мной тогда в просторном крестьянском сарае сидели два бойца, два закадычных дружка и земляка - связисты Саша Балуев и Леонид Тиунов. Они зашикали на шумевших соседей: потише, мол, слушать мешаете.
Тамара Богданова - совсем еще юная. В сорок втором году ее вывезли из блокадного Ленинграда. Пела она задушевно, с какой-то особой теплотой в голосе. Слушая ее, многие вспоминали, как их провожали любимые и близкие на фронт. Вспомнил и Саша Балуев свою Лилю. Поклялась она ждать его, сколько бы ни пришлось.
Саша вздохнул, посмотрел на бойцов. Слишком дорогими и близкими были слова песни:
И пока за туманами
Видеть мог паренек,
На окошке на девичьем
Все горел огонек.
Эту песню знали все фронтовики. Они даже переписывали ее. Саше вспомнилось и то, как он сам переписал ее и отослал Лиле. Письма от нее, правда, приходили не так часто. И не потому, что Лиля редко писала, - время было такое. Иногда он получал по несколько писем сразу. Один раз не удалось даже прочесть. Пошли в атаку. Письмо лежало у сердца, как бы оберегая его…
А Тамара пела о том, что в бой шел паренек
За любимую девушку,
За родной огонек.
Когда она кончила петь, ее долго не отпускали, просили повторить. И она опять пела. Балуев и Тиунов хлопали в ладоши громче всех. А сидевший рядом с ними солдат, схватив Сашу за руку, грустно сказал:
- Ну, хватит вам! Подумаешь, песня. Не верю я…
- Да ты что, Черняк? Это же такая песня - душевная, правдивая, - возразил Саша.
- Не верю, - стоял на своем Черняк. - Придем к себе, я вам другие стихи прочитаю.
Вернувшись в подразделение, солдаты еще долго обменивались впечатлениями о концерте. Только Черняк был мрачен.
- Ну что тебе не понравилось? - спросил его Балуев.
- Да «Огонек» этот, - отозвался Черняк. - Не верю я, что так могут ждать.
- Ну, нет. Я своей Лиле верю… Как же иначе? - и Саша стал напевать:
За любимую девушку,
За родной огонек…
- А я могу тебе другой «Огонек» прочитать - о том, как некоторые девушки, обещавшие ждать, выходят замуж за других. Там, в этом ответе на «Огонек», есть такие слова:
На позицию девушка
Провожала бойца,
Темной ночью простилася
На ступеньках крыльца:
«Поезжай без сомнения
И громи там врага.
Что б с тобой ни случилося,
Я навеки твоя».
Не успел за туманами
Промелькнуть огонек -
На ступеньках у девушки
Уж другой паренек…
- Пасквиль это, а не стихи, - произнес Саша Балуев.
- А может, и такое было, - сказал, подумав, старшина. - Девушки они, конечно, всякие встречаются.
- Вот-вот, - подхватил Черняк. - Не верю я им!
- «Не верю, не верю…» Ты факты давай, - заявил Тиунов.
- И дам, - огрызнулся Черняк. - За ними далеко ходить не надо. Из личного опыта могу привести.
- Ну, ну, давай, приводи, - хихикнул Леонид.
И Черняк рассказал, что у него в деревне на Алтае осталась девушка, которая, провожая на фронт, тоже клялась ждать, но сначала перестала писать, а потом вышла замуж за другого.
- Вот вам и «любовь ее девичья никогда не умрет…» Любовь-то не умрет, только к кому? Разве можно после этого верить им? - и Черняк зло выругался.
- Бедняга, - съязвил Балуез, - По одной девушке нельзя судить обо всех. А потом, если она так поступила, то, значит, и не любила по-настоящему.
- Может, ты и прав… Но клясться-то зачем? Ее никто за язык не тянул.
- А я уверен в своей… Она любит! Ждет меня! Быстрее бы этого проклятого Гитлера прикончить и - домой.
- Гитлера мы и так прикончим, - хмуро сказал Черняк. - Мы его, гада, где бы ни спрятался, - достанем. Только любовь свою не примешивайте сюда.
- Без любви, Черняк, не было бы и ненависти, - снова возразил ему Балуев.
А на следующий день бои разгорелись с новой силой. Связисты Саша Балуев и Леонид Тиунов все время находились на линии от командного пункта батальона к ротам, исправляя повреждения, восстанавливая связь. И вот, возвращаясь в батальон, они попали под сильный обстрел. Друзья залегли. Вокруг рвались мины. Густо они падали и там, где пролегала линия связи.
- Опять, наверное, перебило провод, - сказал Саша. - Надо проверить линию.
- Голову ведь поднять нельзя. Может, переждем немного?
- Ты что, Леня! В бою без связи… - и Балуев пополз по снегу туда, где была линия связи.
Леонид стал продвигаться за ним следом. Внезапно среди разрывов послышался голос Балуева. Леонид, не обращая внимания на обстрел, вскочил и побежал туда, куда уполз Саша. Увидел его у сосенки, иссеченной осколками. Саша лежал неподвижно, держа в руках провод. Леонид стал трясти Балуева.
