Том взял книжку, попросил у меня ручку и на титульном листе, тщательно выводя каждую букву, написал: «Том Нил. Анкоридж. Февраль 1977 года».
...Солнце немного передвинулось в сторону горизонта. Жара чуть спала. Магнитофонная лента с записанной беседой, завернутая в пластиковый мешок, лежала на дне кофра. Виктор Бабаев отснял последние метры пленки и сейчас томился, не зная, куда себя деть. Он уже несколько раз пересек остров поперек по тропинке, попытался пройти его и вдоль, но отказался от своего намерения, потому что дорогу преграждал кустарник с такими большими колючками, пробираться через которые было бы бессмысленно. Виктор сел рядом со мной на песок и глубоко вздохнул.
— Догадываюсь, что означает ваш глубокий вздох, Виктор. Вы, конечно, хотели бы использовать свободное время, надеть маску, ласты и понырять в лагуне, но не уверены, как к этому поступку отнесется назначенный руководителем информационной группы журналист Олег Игнатьев? Прав я или не прав?
— Безусловно, мне хотелось бы посмотреть, что там на дне. Обещаю, что как только увижу первый плавник акулы, то сразу же вернусь на берег.
— А если акула увидит вас раньше, чем вы ее?
— Но я далеко заходить не стану, предельная глубина — полтора метра.
Конечно, можно было понять Виктора, страстного любителя подводного плавания, но, говоря серьезно, риск был немалый.
— Хорошо, Виктор, — с неохотой произнес я. — Но мы с вами, как и остальные члены экспедиции, ознакомились с правилами проведения подводных работ и вообще с порядком, который нужно соблюдать при работах на островах и атоллах. Там сказано черным по белому, что любые подводные экскурсии совершаются с разрешения старшего руководителя и при обязательной подстраховке. На Анкоридже из состава экспедиции никого, кроме нас с вами, сейчас нет, поэтому я своей властью могу, конечно, разрешить вам поплавать в лагуне. Но инструкцию нарушать мы не станем, поэтому беру на себя функции подстраховщика. Надевайте ласты и маску, зайдем оба по пояс в воду, и вы будете плавать вокруг меня.
Дисциплина есть дисциплина, и Виктор, как человек сугубо положительный, понимал, что нарушать ее нельзя. Прицепив на пояс перочинный нож и внутренне кляня Виктора за его неудержимую тягу к морским купаниям, я побрел за ним по ужасно противной горячей воде лагуны. Мелкие рыбешки лениво отплывали от наших ног, кеды скользили по кораллам, и пришлось пройти около ста метров, прежде чем вода дошла нам до пояса. Я остановился и решительно произнес:
— Дальше не пойдем. Вы будете нырять здесь, а я вас начну охранять.
Ничего не ответив, Виктор натянул маску, и вот уже из воды торчат его ноги в ластах. Зачем ему потребовалось нырять? Вода прозрачная, дно видно прекрасно, и, чтобы полюбоваться красотами дна лагуны, совершенно незачем принимать несвойственное человеку положение, когда голова находится внизу, а ноги болтаются наверху.
Бабаев все нырял и нырял, а мне делать было совершенно нечего. К тому же, хотя солнце стало постепенно сползать вниз, сказать, что близилась прохлада, было нельзя. А попробуйте проторчать на тропическом солнцепеке с непокрытой головой.
Когда Виктор в очередной раз высунул голову из воды, я крикнул ему:
— Быстрее выходите на берег, я видел, как в том конце лагуны мелькнули три акульих плавника!
В таких случаях переспрашивать абсолютно некогда, и Бабаев, тяжело передвигая обутые в ласты ноги, нехотя направился к берегу.
Представьте себе, как только мы вышли на песчаную косу и повернулись к лагуне, то в самом деле увидели совсем неподалеку от нас несколько ходивших кругами акул.
— Видите, Виктор, — менторским тоном произнес я, — если бы не подстраховка...
Вскоре подошел ботик, пора возвращаться на «Каллисто». А завтра заключительный день работы на атолле Суворова.
15 февраля
Сегодня в последний раз побывал на Суворове. Программа уже исчерпана, но мне хотелось вручить Тому небольшой подарок. Кроме того, вчера забыл записать его почтовый адрес, а Том Нил просил прислать ему фотографии.
Высадившись на Анкоридж, отправился разыскивать Тома. Нашел его на площадке для кур. Он рубил на куски полутораметровые сухие листья кокосовых пальм и бросал их в стоявшую на костре железную бочку без дна. По всему островку стелился дым от горящих листьев.
— Добрый день, мистер Том! — окликнул я старика. — Почему это вы бросаете листья в бездонную бочку? Не проще ли сложить их в кучу и поджечь?
— Нет, это опасно, — возразил Том Нил. — Лет пять назад чуть пожар не устроил, сгорело с десяток пальм. А в этом году дождей уже месяца три не было. Все сухое. Попадет искра, полыхнет, как порох. А оставлять листья нельзя, под гнилью разные паразиты заводятся, вредители пальмы губят. Вдруг кто-нибудь после меня захочет поселиться здесь, приедет, а кокосовые пальмы уже погибли. Что тогда делать?
Том разрубил еще пару веерообразных листьев, бросил в бочку и, держа в руке мачете, вышел с куриной площадки, тщательно закрыв за собой затянутую сеткой дверцу.
— Дама, которая с вами была вчера, сегодня опять приехала или же осталась на судне? — поинтересовался Том Нил.
— Нет, Ольга осталась на «Каллисто» и шлет вам большой привет. У вас к ней какое-нибудь дело?
— Какое может быть дело? Спросил так, для порядка. Когда заходит какое-нибудь судно, то я одеваюсь, чтобы прилично было. Обычно же мой костюм состоит из шляпы и вот этих шлепанцев, а уж когда приходят гости, то волей-неволей положено надевать шорты. Вот и спросил, приехала ли с вами дама, а то в шортах ходить жарко.
Воспользовавшись тем, что разговор зашел об экипировке, я протянул Тому привезенный с «Каллисто» сверток.
— Мистер Том, мне бы хотелось презентовать вам кеды. У нас с вами, кажется, одинаковый размер ноги. А еще, — добавил я, — мистер Баденков намеревается прислать вам с «Каллисто» несколько дюжин яиц. У нас есть запасы. Вы же очень любите яичницу.
— За подарок большое спасибо, — растроганно произнес отшельник. — Признаюсь, у меня последняя пара босоножек, да и те в очень плохом состоянии. Что же касается яиц, то я не только устрою для себя большой праздник. Часть из них попытаюсь положить в гнездо. Может быть, какая-нибудь из куриц выведет цыплят.
Я деликатно промолчал, не желая огорчать старика: хранившиеся у нас в холодильнике куриные яйца были диетические, стерилизованные и при всем старании всех кур острова Анкоридж цыплят из них высидеть невозможно.
Том поманил меня пальцем:
— Пойдемте, молодой человек, я хочу в свою очередь сделать вам маленький презент.
Польщенный тем, что меня назвали «молодым человеком», я двинулся вслед за Томом к его хижине. Покопавшись в рундучке, Том вынул из него какой-то завернутый в тряпку предмет. Это оказалась раковина каури, очень изящная по форме и необычной расцветки. Прекрасный подарок, хороший вклад в мою коллекцию!
Пока мы беседовали с Томом, группа моряков с «Каллисто» соорудила на каменистом участке берега бетонный куб и прикрепила сверху медную доску с надписью: «В память о посещении атолла Суворов, открытого русским мореплавателем Михаилом Лазаревым 27 сентября 1814 года.
Советская экспедиция НИС «Каллисто-6». 14 февраля 1977 года».
Правда, по нашему календарю было уже 15 февраля, но, как вы знаете, атолл Суворова лежит за линией смены дат, Том Нил жил еще вчерашним днем.
Пора было возвращаться на «Каллисто» Том обещал прийти проститься, но, видимо, закрутился по хозяйству и забыл про нас. В тот час, когда мы отходили от Анкориджа, Том всегда шел кормить своих кур копрой, и ничто не могло отвлечь его от такого серьезного занятия.
...Если случится забрести на атолл Суворова, взгляните на нашу мемориальную доску, она всего лишь метрах в ста от домика, где пятнадцать лет прожил Том Нил.
Вечером в дискуссионном клубе на корме разгорелся спор, как назвать Тома Нила — отшельником или Робинзоном.
