Баденков спросил Тома Нила, можно ли нам сегодняшний день провести на его острове. Том ничего не имел против. В свою очередь я попросил Тома дать интервью советскому журналисту в любое удобное для него время.
— Конечно, — ответил Том, — с удовольствием, но, к сожалению, сегодня у меня очень много работы, и если вас не затруднит, то отложим интервью до завтра.
— Наверное, вы начнете отвечать на полученные письма? — сказал я, кивнув на груду конвертов с разноцветными марками разных стран, занявших половину площади колченогого столика, стоявшего на веранде.
— Нет, — равнодушно произнес Том, — Письма меня не интересуют. — Взяв несколько штук, он просмотрел адреса и снова бросил в общую кучу. — Посмотрю, если есть деловые, отвечу попозже, когда ваше судно уйдет. У меня каждый день уйма дел, и все нужно решать по порядку, а я же не знал о вашем приходе. Вот завтра освобожу время с утра, тогда мы с вами поговорим, и, может быть, нарушу свой распорядок дня и завтра же отвечу на деловые письма, если вы согласитесь переправить их на Большую землю.
Мы пояснили, что на Большую землю попадем не скоро, и следующая остановка «Каллисто» будет на Пукапука.
— Пукапука, — назидательным тоном произнес Том, — по сравнению с Суворовым, также Большая земля.
Итак, интервью мне будет дано лишь завтра. Завтра так завтра. И я с интересом стал смотреть, чем будет заниматься наш герой.
Первым делом он пошел на кухню растапливать печурку. Топлива было достаточно, так как вокруг валялось много сухих листьев кокосовых пальм и хвороста — старых ветвей, колючих кустарников. Растопив печку, Том размолол ручной мельницей горсточку зерен и принялся варить кофе. На эти процедуры ушло немногим более часа. Том угостил и нас кофе. Баденков поинтересовался, правда ли, что у Тома Нила есть персональный почтовый штемпель атолла Суворова. Получив утвердительный ответ, Юрий Петрович спросил, не может ли Том проштемпелевать нам несколько открыток.
— Знаете что, — сказал Том, — я вам принесу штемпель и подушечку, вы сами и штемпелюйте, потому что подошло время кормить моих кур и, если я не приду, они станут волноваться. Обычно после полудня я ложусь отдыхать часа на два-три, но в связи с вашим приездом послеобеденным сном можно пренебречь. Вероятно, я все-таки займусь просмотром полученной почты.
Том ушел к курам, а мы с Юрием Петровичем принялись штемпелевать захваченные с «Каллисто» открытки для наших друзей-филателистов. Думаю, можно по пальцам сосчитать, сколько коллекционеров марок на земном шаре имеет такие редкие открытки со штемпелем атолла Суворова.
Вскоре Том Нил вернулся и взялся за сортировку почты. Большинство из полученных писем он, не читая, бросал в корзинку для мусора. Заметив мой недоуменный взгляд, Том пояснил: филателисты пишут, а зачем я, например, стану ставить свой штемпель на конверт с канадской маркой. С атолла Суворова можно отправлять письма только с марками Островов Кука.
Ольга Григорьевна, относившаяся с полным безразличием к заботам и тревогам филателистов, зато, как все женщины, любознательная, разглядела в глубине комнатки, служившей, видимо, спальней, толстый альбом на небольшой полочке и поинтересовалась, не фамильные ли там фотографий Тома Нила.
— Это, — ответил Том, — альбом для тех, кто посещает атолл Суворова. В нем собраны фотографии яхт, заплывавших на Анкоридж, и автографы экипажей. В последние годы яхтсмены очень мне досаждают. За прошлый год сюда приходили тридцать восемь яхт. Большое беспокойство с ними. Шум от них и гам. Отдохнуть некогда. Чаще всего приходят парочками: на яхте он и она. Бывают и одиночки. Почти все с Папеэтэ, с Таити.
Том еще долго ворчал насчет молодых богатых бездельников, разгуливающих на яхтах по Тихому океану. Заметив, что Нил раскрыл письмо, переданное его дочкой через Климчука, я спросил, что ему пишет дочка и давно ли они виделись.
Старик удивленно посмотрел на меня:
— У меня нет никаких родственников на Раротонге. Дочь Стелла живет в Новой Зеландии, в Окленде, а сын Артур — в Австралии. Жена же моя давным-давно умерла.
— Нам говорили в Аваруа, что там работал ваш сын.
— Это был мой приемный сын, а не родной, — пояснил Том. — Он погиб два года назад.
Вот и полагайся на «рассказы очевидцев» и сведения, полученные из вторых рук! Олег Климчук был обескуражен, да и Баденков, признаться, тоже, зато я торжествовал, припомнив им ехидное замечание в мой адрес, когда они хвастались, что «взяли интервью» у дочки Тома Нила.
Разобрав половину почты и бросив почти все прочитанные письма в корзинку, Том пошел добывать себе пищу, прихватив длинный, метров шесть, тонкий шест с прикрепленным на конце под прямым углом острым ножом. Подойдя к одной из пальм, ловким движением перерезал ножку, связывающую кокосовый орех со стволом, и плод упал к нашим ногам. Таким же образом срезал еще несколько орехов. Ударами большого ножа Нил вскрыл оболочку и предложил нам попробовать молоко его кокосовых пальм.
Приспособление Нила годилось только для невысоких пальм, а их насчитывалось на острове не больше сотни. Том пояснил, что урожая с этих пальм вполне хватает для пропитания, а когда переспелые орехи сами надают с высоких пальм, он их тоже пускает в дело, так как вкус копры молодого кокосового ореха отличается от старого и из каждого сорта блюда готовят по-разному.
Угостив нас кокосовым молоком, Том все же удалился в спальню подремать часик-другой, сказав, что мы можем ходить где пожелаем и смотреть все, что нам хочется.
Откровенно говоря, смотреть было практически нечего. Мы познакомились с двумя петухами и дюжиной кур, сидевших в тени под навесом на площадке, огороженной ржавой железной сеткой. На площадке были разбросаны расколотые орехи и стояло несколько плошек с водой. Воду пили куры, а ели они ту же пищу, что и Том, — копру.
В двух десятках метров от дома набрели на маленький огород, размером не больше двух соток. Приусадебный участок зарос местным атолловым бурьяном, и, видно, к земле уже давно не прикасалась рука человека.
Недалеко от тропинки я увидел двух кошек. Других зверей на острове Анкоридж не было. Потом мы посидели на скамеечке у берега возле лагуны, но солнце так нещадно жарило, что никто не рискнул высидеть под его лучами свыше пяти минут. Пошли к другой скамеечке на противоположном берегу, но разницы не почувствовали, а больше идти было некуда. Попробовали выкупаться в лагуне, но когда зашли по щиколотку в горячую воду, заметили круживших вокруг нас небольших, размером до полуметра, молодых акул. Шуганули их раз-другой без особого успеха. Очень нахальные акулята упрямо пытались познакомиться с нами. А подальше, метрах в пятидесяти, заметили стремительно разрезавшие гладь лагуны плавники особей значительно больших размеров, вероятно, родителей вертевшихся возле нас детенышей. Выбравшись на сушу, устроились под самыми тенистыми пальмами, предварительно рассчитав, куда могут упасть орехи, гроздьями висевшие метрах в десяти от земли. Трехкилограммовый шар, свалившись на голову с такой высоты, доставил бы любому из нас крупные неприятности.
Лежа под кокосовой пальмой на плащ-палатке и рассматривая проплывавшие по синему небу маленькие белые облака, я думал, сколько может выдержать в таком режиме обычный человек, если ему предложат поселиться одному на острове, подобном Анкориджу? Будто угадав мои мысли, лежавший рядом Баденков произнес:
— Как ухитряется Том Нил годами жить здесь? Я бы продержался максимум неделю.
Я ничего не ответил. Все-таки у Тома Нила есть какая-то работа, какие-то занятия. Наверняка они в значительной степени скрашивают монотонность жизни отшельника. Впрочем, нужно самому хотя бы сутки-двое прожить на Суворове жизнью Тома Нила и уже после этого делать какие-то выводы.
Завтра мы с Виктором Бабаевым будем лишь вдвоем (не считая Тома Нила) работать на Анкоридже, снимая сюжет для «Клуба кинопутешествий». После вторых суток пребывания на Суворове я, конечно, смогу ответить на вопрос, сколько бы дней я смог продержаться на таком островке.
