- Служи! Бери пример с Викторовича. Ведь тоже с ничтожества начинал, а гляди как возрос!
За что получил от Помазка толчок в спину.
Мы вошли в дом, прошли через мизантропическую галерею, Викторович отпер запретную дверь. На это раз я был проворней и успел в нее проскользнуть. Вот что открылось моему изумленному зрению.
Помещение за дверью было размером с наш обеденный зал. Только какое-то безуглое, почти что овальное. В нем было полно расставленных в произвольных позах, недвижных, но думается, все же живых организмов - подобно музею восковых фигур или складу скульптур.
Большинство было в том же карикатурном виде, что и Каспар, то есть, стопроцентные и несомненные чмо. Некоторые имели шаржированные черты известных в прошлом - по крайней мере, мне - личностей, словно они сошли с картин в предыдущем зале. Как, например, композитор Мусоргский. Другие напоминали существ мифических: Горыныча, бабу Ягу и прочую небывальщину. Иногда черты тех и других объединялись в одном. Несколько тел было вполне нормальных. Эти, одетые по моде тридцатых годов, стояли отдельной группой, напоминая немую сцену из "Ревизора".
Несомненно, под одеждой фигуры были облечены в сетчатые либо нитяные корсеты, какие используют в медицине и телопроизводстве, в лазаретах, а чаще всего в местах заключения для укрощения буйствующих челомутов. При нажатии на пульт в руках надзирателя такой смирительный корсет сковывает тело, не давая ему двигаться, а заодно и упасть, если вдобавок отключается и сознание бедолаги.
Всего здесь было около полусотни фигур. Фоном для этих форм были убранные зеленью стены. Пушкина нигде не было видно, из чего я заключил, что он пока что в бегах.
Викторович подтолкнул Каспара к стене и поднял пульт. Прежде чем замереть подобно прочим, Каспар успел принять непринужденную позу.
Тут же был затерявшийся среди чмо Джус. Он сидел, прислонившись к стене и свесив на грудь голову. Очевидно, отрубленный электронной дубинкой Викторовича.
Я попытался привести его в чувство. Потрясенный лавиной информации, я даже не мог с надлежащей яростью прореагировать на плачевное состояние моего друга. Он тем временем приходил в себя. Когда ж я собрался устроить Викторовичу разнос, его и Гартамонова в помещении уже не было.
- Я, как папа Карло над буратинами, над этими чмо тружусь!
Голос Гарта звенел в галерее. Викторович виновато оправдывался, причем на устаревшем сленге, что вернуло меня к представлению о Гарте как о Ваваке.
- Да что я, в натуре, как пёс какой...
Дверей за собой они не заперли. К чему? Все равно мы уже в курсе.
Официально генетическое моделирование все еще под запретом. Однако если есть свой лазарет, то почему б и не заиметь личный чмольный? Тайно от всех. И даже такие экзотические экземпляры в нем завести, как Черномор или Живая Голова из поэмы Пушкина.
Считая отсутствовавшего поэта, всех челомутов я насчитал сорок девять. Не хватало кого-то одного для круглого счета. Интересно, кого?
- Оказывается, этот пьянчуга, - сказал, придя в себя, Джус, - вчера поздно вечером к ним поболтать зашел. Активировал троих собеседников. И то ли уснул, то ли оплошал как-то иначе. Только они его самого дезактивировали и разбежались, конечно. К тому же не кормлены были, пока он бухал. А он только наутро, очнувшись и протрезвев, спохватился.
- Это он тебе так сказал?
- Частично. Но больше я сам догадался.
Я, наконец, внимательно осмотрел помещение, выглядевшее живописно. Было, во-первых, много зелени, вьющейся по выступам и барельефам, украшавшим стены, замыкавшиеся в овал. Из-под зелени выглядывали фигурки зверьков и леших, черепа, скелеты, атрибуты алхимии и ведовства, проступали стволы и корни деревьев, порой похожие на куриную лапу, как будто избушка из моих трипов и снов пыталась войти. Очевидно, это и была та самая Зеленая Комната (ЗК), о которой то и дело упоминал кто-либо из туземцев. Надо отдать справедливость - выглядело волшебно. Автоматическая подпитка, замаскированная под элементы конструкции, подвала к корням органику и минералы. Кое-где распустились цветы.
Свод был набран из темно-зеленых чешуек, более крупных по краям и уменьшавшихся к центру, создавая иллюзию купола. Зал имел овальную форму. С четырех сторон, в вершинах овала, располагались ложные окна. Одно представляло собой зеркало. В ближайшее фальш-окно заглядывал месяц рогат.
Одна из разновидностей безобразного - безобразное исполнение. Можно прекрасно изобразить отвратительное, а можно скверно - прекрасное. Эти безобразные существа были выполнены превосходно.
Искаженные, искореженные, уродливые, словно тролли; горбатые злые гномы; тощие и двухметровые, как дон Кихот или Кощей. С хвостом, как у рептилии, с хвостом, как у кота, с жабьей мордой или личиком херувима; с копытами, рогами и свиным пятаком; человек-цветок, человек-червяк; обезьяна; застывший Каспар с птичьей лапкой; руки-ножницы из Вадимовых грёз; трехглавый Горыныч, весь в буграх и бородавках; баба Яга, с открытым ртом, как бывает в задумчивости; борода профессора Доуэля на штативе и прочие образцы безумия. К счастью, наиболее вопиющие уродства были скрыты одеждой. Впрочем, были и вполне нормальные, как я уже говорил. А если всю эту биомассу активировать? То-то будет переполох. Я спросил себя, ибо больше некого, если эти растения, вьющиеся по стенам, существа безотходные, то кто за челомутами убирает дерьмо? Ведь они бывают, как показала ночь, очень прожорливы. Неужели Викторович справляется? Впрочем, вероятно параллельно предусмотрено и внутривенное питание, а иначе как быть?
Я остановился перед Менделеевым - тем самым, эскиз которого, где он сопряжен в марьяже с ослом, находится в галерее. Это издевательское изделие примерно соответствовало своему живописному изображению, то есть было с хвостом, копытом, и ушами осла. Только здесь этот химик был - по Вадиму - синий. Сколько себя помню, всегда находились желающие извратить прошлое, опустить гения, нагадить в руки ему. Подобная смердяковщина мне претит. Я решил, что так просто это Ваваке с рук не сойдет. Это была уже вторая причина, чтобы по-своему - как именно, я пока что не знал - разобраться с ним. Мне уже не хотелось бежать из замка сломя голову. Да, я сыграю с ним, но по своим правилам.
Джус осматривал паноптикум с другого краю и почему-то кряхтел.
Гарт вернулся через полчаса - один, без Викторовича. Приветливый, переодевшийся, посвежевший. И возможно, позавтракавший тем, что осталось в разоренной кухне.
- Здравствуйте, человечки! - поприветствовал он свои изделия. - Если ты с человечками по-человечески, то и человечки к тебе со всей душой. - Он небрежно потрепал ближайшего по щеке.
Я осторожно дотронулся до Менделеева - и тут же отдернул руку: он мне показался холоднее льда. Во всяком случае, не соответствовал температуре живого тела.
- Здесь не все еще снабжены биотелами, - сказал Гарт. - Это муляж. Я называю его Серко, что значит Серебряное Копытце.
Не все присутствующие фигуры были воплощены в белок, а из тех, что были - не все оказались загружены, многие оставались пустыми, ждали, возможно, меня. Не знаю почему, но я почувствовал некоторое разочарование, хотя еще минуту назад негодовал против генных экспериментов
- Эти уже разумны, - комментировал Гарт, обходя ряды и группы. - Этот - лучший мой живописец. - Он ткнул пальцем в одного из горбатых. - Этот - собеседник толковый. - Кажется, в качестве собеседника был мяукающий субъект из-под лестницы. - Пустые болванки. - Он небрежно кивнул на группу фигур. - Бунтовщик, - обронил он, проходя мимо Каспара.
Что касается их истинной принадлежности, то наверняка все они - осужденные из подвластных Гарту учреждений.
Я спросил:
- Кто они были в реале? Почему они чмо?
- Это люди из моего прошлого окружения. - Он указал на группу нормальных, стоявших особняком. Впрочем, нормальность их тоже была относительна, ибо выглядели они, как в доброе старое время, то есть не без природных недостатков и даже уродств. Нынешние тела чересчур правильные, за редким исключением, вроде Мункара. - Это Гоша Донских, наш лучший сыскарь и мой личный друг. - Гоша был слегка лопоух. - А это мой зам. - Заместитель был горбонос и чересчур волосат. - Когда он умер, я места себе не находил. Сорок восемь чтецов сорок восемь часов читали над ним псалтирь.
