- Меня Антон зовут, но не думаю что мое имя о чем-то скажет Веронике.
- Но все же. Приятно познакомиться, Антон. Знайте, вы всегда будете желанным гостем не только здесь, а и в нашем доме.
Если бы не Никина мама, я бы не покинул больницу так скоро и дождался бы пока она придет в себя. Мне безумно хотелось увидеть синеву ее глаз и лишний раз убедиться что с ней теперь будет все в порядке. Я бы не уходил из больницы и неделю и две, сколько было бы нужно. Но, во-первых - меня никто к ней пустит так как я не являюсь родственником; а во-вторых - рядом с благодарной Надеждой Васильевной, я чувствовал себя таким подонком, которых еще стоит поискать. С каждым ее «спасибо» я обливался холодным потом зная что причиной всему дурацкие игры в МАЧО, а не плохое воспитание.
21
В школе о происшествии узнали быстро, но друзей среди одноклассников Ника не успела завести, так что ее падение было просто очередной темой для обсуждения, не больше.
Заходя на школьный двор, я издалека заметил Быкова на нашем обычном месте. Он с кем-то болтал по телефону. Сначала я решил полностью игнорировать его, как будто бы он стал невидимкой. Но с каждым шагом приближаясь к нему и не видя на его лице даже намека на боль или хотя-бы тревогу, я понимал что будет трудно не замечать вполне себе счастливой рожи.
С каждым шагом сокращающим между нами расстояние я чувствовал как в моем теле нарастает гнев. Мое сердце начало биться учащенно и с такой силой, будто передо мной стояла Златовласка, а не Быков. Я каждой клеточкой ощущал прилив адреналина, меня просто накрыло волной ярости.
Сам не понимая как это произошло, в следующее мгновенье я уже сидел верхом на Руслане и что есть силы рихтовал ему лицо. Я видел ужас в его глазах, видел как его смазливая рожа превращается в кровавую кашу, но не мог остановиться. В голове яркими вспышками возникала картинка лежащей в куче мусора девушки с переломанными ногами и поломанной судьбой. Сила моих ударов росла с каждой новой вспышкой.
Окровавленное лицо Руслана Быкова не вызывало во мне никаких эмоций кроме желания изуродовать его до такой степени, что б ни одна, даже самая тупая телка, не повелась на этого урода. Мне хотелось вырвать его язык, что б он онемел и не смог больше произнести ни единого лживого слова. Я бы с удовольствием лишил его глаз, что б они больше никого не смогли заворожить своей фальшивой красотой. Моя ненависть к бывшему другу была такой сильной, что и представить страшно, чем бы это все могло закончиться.
Не знаю кто именно стащил меня с Руслана, знаю только что это был не один человек, а три. Дальше были разборки в кабинете директора, вызов родителей в школу, угрозы о передаче моего личного дела в кабинет полиции. Было много пустого трепа, но все обошлось.
На этом наша с Быковым многолетняя дружба прекратила свое существование.
Каждый день перед школой и после, я навещал Веронику. Хотя «навещал» это, наверное, не совсем подходящее слово. Я приходил в больницу, разыскивал дежурную медсестру, а если везло, то лечащего врача, и наводил все нужные справки. Через неделю ее из реанимационного отделения перевели в обычное и стали пускать всех желающий.
- Антон, ты бы зашел к Любимовой, а то все тайком да тайком, - как-то заботливо предложила пожилая медсестра Тамара Петровна, бабушка - божий одуванчик. - О тебе уже легенды среди нас ходют - ухажер - не ухажер, а каждый божий день часы по тебе сверять можно.
- Нет, Тамара Петровна, я пока не решил с чем идти к ней.
- А чего ж тут думать. Любишь ты девку, разве не понятно. - Бабуля удивленно развела руками. - Вот с этим иди. Вряд ли ей чего большего надо.
- Мне надо это большее.
Я реально сходил с ума, не имея возможности видеть Златовласку. Несколько раз я решился было, но у ее палатной двери давал задний ход. Я часто видел Надежду Васильевну в больничных коридорах, но всегда издалека, старательно избегая личной встречи. Я знал что Ника сказала маме будто хотела просто сделать панорамное фото и оступилась. Вопроса «а где же твой фотоаппарат», ни у кого не возникло. Ее падение никак не связано с любовной историей, это то, что хотела услышать мама и Ника произнесла именно это.
Я знал что первое время Ника не спешила выздоравливать пребывая в депрессивном психическом состоянии, но это длилось пару недель, а потом она ожила. Медсестры сообщили мне что выздоравливать ей помогают книги, много книг. Еще мне сказали что кроме меня и Надежды Васильевны ее навещало всего пару-тройку человек и то по одному разу.
Быков порывался сходить к ней, о чем я случайно узнал от одноклассников. Я культурно предупредил - если он осмелится перешагнуть порог больницы, он там же и поселится; если повезет и после того что я с ним сделаю он не окажется в соседнем заведении - морге. Он, естественно очень сильно возмущался, обозвал меня предателем, но соваться в больницу не стал. Подобным заявлением я поставил в нашей с ним дружбе жирную точку, будто и не было этих двенадцати лет. Быков просто умер для меня. Мужская дружба это святое, но у всего есть предел. Ничего общего с человеком для которого чужая жизнь не имеет никакой ценности, мне иметь не хотелось.
Боря хотел, но не решился показываться на глаза Нике, опасаясь неумышленно растревожить память о Быкове.
То, что случилось с Никой, искоренило мой страх и любые опасения по поводу ее отказа. Один мой страх убил другой - оказаться на похоронах Ники было намного страшнее, чем просто быть посланным ею. Я больше ничего не боялся, но выжидал удобного случая. Больница, не самое удачное место для начала отношений. Тем более причиной ее нахождения здесь были именно отношения, пусть и с другим.
Я знал, Нике нужно какое-то время чтобы заново научиться верить людям, не говоря уже о парнях. Я дал ей это время, да и себе тоже. Но это просто отсрочка, не более того. Я больше не трушу. Самое страшное это не успеть сказать, в этом я теперь уверен.
Иногда местные медсестры служили мне почтовыми голубями. На обычных тетрадных листах, без тупых плюшевых мишек и раздражающего розового, я писал Нике стихи. Если бы мне кто несколько месяцев назад сказал, что я променяю свой рэп на поэзию, я бы однозначно по этому поводу позагонялся, поржал. Но так подействовала на меня Ника. На уроках, в трамвае, в беседке, посреди ночи, слова сами складывались в строки самым странным образом рифмуясь и переплетаясь друг с другом. Первые пару писем она порвала не читая, как мне потом рассказывали. Только когда узнала, что их поставляет не «высокий брюнет с карими глазами», а далеко не брюнет, не имеющий ничего общего с карим цветом, она сменила гнев на милость.
***
- Это был ты?
Я впервые за долгое время услышал самый нежный на свете голос. Это было неожиданно, но я едва сдерживал себя, что б от радости не наброситься на его обладательницу.
Это произошло в больнице. Ника уже передвигалась самостоятельно, хоть и с помощью кресла. Я в очередной раз стоял у ее палаты размышляя «быть или не быть», когда дверь распахнулась.
Она была еще прекраснее, чем я ее запомнил. Запах лета ворвался в больничные коридоры поглощая все на своем пути. В ее глазах я видел блеск, ее губы были такими же желанными для меня, как и в первую встречу. Все в ней было идеальным, кроме кресла. Нет, с точки зрения внешнего вида оно было нормальным, вот только одним своим присутствием напоминало мне о том, какой жестокой может быть любовь и какими скотами могут быть люди.
- Ты о чем?
- Ты знаешь о чем.
- Я много чего знаю. - Ответ прозвучал слишком заносчиво и я тут же поспешил исправиться. - В смысле, у меня в голове куча вариантов, не знаю, что именно тебя интересует.
Я спрятал руки в карманы и неловко переминался с ноги на ногу. От моей уверенности не осталось и следа. Рядом с Никой я превращался в робкого неуверенного в себе подростка. А еще этот ее пристальный взгляд…
- Это всегда был ты. - Ника смотрела на меня снизу вверх, не отводя глаз. Она изучала мое лицо, оценивала мое поведение, пыталась разобраться в собственных ощущениях и самостоятельно отыскать ответы. - Ты был тем парнем, который постелил мне мягчайшую постель из отходов. Ты был тем, кто провел в больнице первые сутки после моего в ней появления. Ты тот, кого мама сотни раз видела издалека в этих коридорах. Ты шлешь мне прекрасные стихи и…
