— Ну, милый? Никак, признал? — нежный голосок окрасился неприкрытой иронией.
— Мэри-Эн?…— неуверенно произнес он.
— Мери-Ен! — язвительно передразнила девушка, и насмешка на ее лице сменилась маской гнева.— Вы поглядите, люди добрые! — неизвестно к кому апеллировала она.— Я его охраняю денно и нощно, а он меня — под замок. Надо понимать — это такая благодарность с твоей стороны,— пришла она к однозначному, хотя и малоприятному выводу.— Мужлан!
— Мэри-Эн…— не обращая внимания на ее эскападу, повторил Аксель. Он никак не мог прийти в себя от изумления. Да, конечно, он попросил Мтомбу оснастить Сукомп гравитато-ром. Попросил и забыл…
— Она самая! — Она яростно тряхнула золотыми кудрями.— Выпивку мне предложь!
Прекрасное лицо ее пылало гневом, обыкновенно сияющие глаза, казалось, искрились от избытка эмоций.
— Так это ты ударила одного из медбратьев в солнечное сплетение?
— Кто ж, кроме меня? Ведь просила дать мне пушку! — Она с вызовом посмотрела на Акселя.— Нет, говорят, Сукомпу не положено! Слово-то какое измыслили — Су-компффф! — с отвращение выговорила она.— Нет, ты скажи! — Она вновь обратилась к Акселю.— Я что, похожа на мыслящую тачку?! Защищай, говорят, Соломона Хука! Да я всю жизнь только тем и занимаюсь! А чем защищать-то? — Она просверлила Соломона гневным взглядом, словно подозревала, что запрет исходит непосредственно от него. М-да, тогда она, пожалуй, сделала единственное, что смогла, но сейчас Аксель невольно порадовался, что взбалмошной Мэри-Эн не дали пистолета…
— Ты извини, замотался,— честно признался он, опускаясь в только что покинутое кресло.— И спасибо за все.
— Я думала, и не догадаешься,— проворчала Сукомп и, к немалому удивлению Акселя, уселась в кресло напротив.— Мог бы сделать это и раньше.
— Да я ведь не знал, что ты рядом. Мтомба сказал, что подгонка гравитатора займет несколько дней…— Он посмотрел на собеседницу, но та хранила молчание. Лицо ее приняло умиротворенное выражение, и Аксель решил, что она по крайней мере больше не сердится на него.
— Они подобрали модель с гравитационным эмиттером, позволяющим мне становиться невидимой. Конечно, это не тело, но все-таки.— Она придирчиво осмотрела себя — словно прихорашивающаяся перед первым своим балом девочка-подросток.
— Ты прекрасно выглядишь! — решил «прогнуться» Хук.— Без твоей подсказки я бы не отличил тебя от Анны.
— Спасибо, милый! — мгновенно просияла она, но тут же вновь посерьезнела.— К сожалению, это,— она окинула взглядом свое тело,— всего лишь картинка, хоть и искусно выполненная. Первое же прикосновение разрушит иллюзию,— с грустью пояснила она.
Именно в этот момент в дверь постучали. Аксель хотел попросить Мэри-Эн укрыться в спальне, но, обернувшись, обнаружил, что девушки в кресле нет.
— Войдите! — крикнул Соломон и поднялся, чтобы встретить в дверях гостя, к которому испытывал довольно необычное сочетание чувств. Сквозь закрывающийся дверной проем он увидел занявшего свое место у двери Гризли. Похоже, памятуя об их предыдущей встрече, Стенсен все необходимые инструкции дал телохранителю заранее. Вот и славно. Бо не тот человек, с которым приятно общаться.
— Желаете выпить? Сигару? — Аксель жестом предложил гостю садиться.— К сожалению, не могу предложить вам настоящую «Гавану», но мои также неплохи.
— Нет, благодарю,— опускаясь в кресло, сказал Стенсен.— Собственно, я мог бы переговорить с вами и по телефону, но тема…— Он явно испытывал проблемы с формулировками.— Так или иначе, но я предпочел переговорить лично.
— И о чем же пойдет речь? — Фраза прозвучала не вопросительно, а, скорее, учтиво.
— Я думаю, вы понимаете…— Похоже, сегодня привычным однозначным формулировкам Стенсен предпочитал намеки, что выглядело несколько странно.
— Об Анне,— уточнил Аксель, и гость подтвердил «попадание» кивком.
— Вы знаете, в тот день, когда мы с вами беседовали…— Он избрал именно такую формулировку и вопросительно посмотрел на Хука. Тот, в свою очередь, кивнул.— Так вот, в тот же день Анна сбежала. Мне сообщили, что ее похитили и держат взаперти. Я попытался освободить ее, используя свои…— он вновь запнулся, формулируя окончание фразы,— связи, но очень скоро узнал, что в клинике произошли странные события, свидетелем которых неожиданно стали и вы. Я вас очень прошу…
Соломон видел, с каким трудом этому сильному человеку даются его слова. Что ни говори, а нелегко просить, когда привык брать, причем брать, не спрашивая. Брать по праву сильного.
— Анна жива и здорова. Вам не о чем беспокоиться,— произнес Аксель.— Что же касается остального, то увольте. Она давно не ребенок, и ей решать, видеться с вами или нет.
Каких бы взглядов ни придерживался Стенсен, но он оставался отцом, а для отца самое дорогое — его дитя. Соломон понимал, что вряд ли его слова прозвучали утешительно, но не знал, что добавить к сказанному, ведь, кроме родственных уз, этих двух человек связывали и иные, не слишком понятные ему отношения любви-противостояния.
— Я бы хотел, чтобы дочь вернулась домой,— тихо произнес швед, и Аксель мгновенно понял, что так или иначе тот намерен добиваться своего. Даже силой, если того потребуют обстоятельства.
— Я понимаю, что не мне давать вам советы, мистер Стенсен, и все-таки…
— Прежде чем обмениваться поверхностными мыслями, быть может, стоит прислушаться и к моему мнению? — Неожиданно для обоих мужчин Мэри-Эн появилась в двери спальни и смерила их насмешливо-возмущенным взглядом.
— Анна? — Стенсен вскочил с кресла и изумленно уставился на неожиданно вступившую в разговор дочь.
— Сядь, папа, и не волнуйся — со мной все в порядке. Я вижу, ты удивлен моим появлением? — спросила она.— Напрасно. Мистер Хук сообщил мне о предстоящем разговоре, и я поспешила сюда.
— Как… как ты себя чувствуешь? — опускаясь в кресло, спросил Стенсен.
— Вполне прилично, если ты имеешь в виду мое ранение,— ровным, без оттенка эмоций, голосом сообщила она.— Так вот, я поспешила сюда, потому что хотела лично избавить тебя от иллюзий.
— Что ты имеешь в виду, дочка?
— Сейчас объясню.— Мэри-Эн скрестила на груди руки и в упор посмотрела на «отца».— Так вот, слишком часто за последнее время мне на пути попадались мужчины, пытавшиеся посадить меня под замок.— Она подарила каждому по возмущенному взгляду, показав тем самым, что недовольна обоими, хотя полностью ее понял только один из двоих.— Я поразмыслила над этим и пришла к выводу, что ситуация меня не устраивает. Мне не нравится, когда мой собственный отец, не спросив моего согласия, пытается выдать меня замуж. Мне не нравится, когда меня против воли помещают в охраняемую клинику. Мне не нравится, когда врачи насильно принайтовливают меня к больничной койке…— Ее взгляд потемнел от сдерживаемой пока ярости.— Надеюсь, перечисленного достаточно?
— Анна…— Стенсен явно испытывал чувство вины. Как бы там ни было, но его люди — или его сообщники — ранили его собственную дочь, и осознание этого факта связывало его по рукам и ногам.— Раньше ты вела себя сдержанней, и что это за матросский жаргон? Принайтовливают… Не нравится мне все это.
— Не нравится? — С тихой яростью переспросила она.— Мне тоже, но если ты хочешь, чтобы все стало по-прежнему, вспомни, что я не только твоя дочь, но и живой человек, со своим мировоззрением, со своими желаниями, наконец! Я — личность,— неожиданно весомо произнесла она, и Аксель нутром почувствовал, что последняя констатация предназначена им обоим,— а не инструмент твоих финансовых операций. Когда-нибудь я соберусь и замуж, но сама выберу себе спутника жизни.— Она сделала непродолжительную паузу.— Тебе придется смириться либо с этим, либо с моим уходом из твоей жизни!
Здорово она уладила семейные проблемы своего прототипа. Аксель с трудом удержал на лице выражение отрешенной сосредоточенности. Во многом она, конечно, права. Пожалуй, даже во всем. Что ни говори, а ее машинная логика безупречна! Аксель и сам мог бы повторить все, ею сказанное, но вправе ли она брать на себя подобную ответственность? Человек — не машина! А Мэри-Эн — не Анна.
