Польские пленники подбивали рассорить союзников. Они внушали Иоанну ненадежность принца, де, при них он сносился с герцогом Курляндским, управлявшим осколком орденских земель, через них предлагал покориться Баторию. Передавали неуважительные высказывания о невежестве и взбалмошности Иоанна. С каменным лицом выслушав Полубенского, Иоанн приказал прилюдно обнажить и высечь розгами послов Магнуса.
Магнус трепетал. Не ведая выхода, приехал на страшный суд с двадцатью пятью чиновниками, Шраффером и рыдающей супругою, несшей хилого младенца мужского пола. Завидев Иоанна, сидящего в походном кресле, пал ниц. Целовал колено. Руку от губ Иоанн выдернул. Иоанн поднял принца, увещевал с жалостливым презрением: «Глупец, ты дерзнул мечтать о королевстве Ливонском? Ты, бродяга, нищий, принятый в мое семейство, женатый на моей возлюбленной племяннице, одетый, обутый мною, наделенный казною и городами, ты изменил мне, своему, государю, отцу, благодетелю? Дай ответ. Сколько раз слышал я о твоих замыслах гнусных, но не верил, молчал. Ныне открылось. Ты хотел обманом взять Ливонию и быть слугою польским, но Господь милосердный сохранил меня и предает тебя в мои руки. Итак, будь жертвою правосудия: возврати мое и снова пресмыкайся в ничтожестве!»
У Магнуса и его чиновников отняли мечи и заперли в пустом ветхом доме. Племянницу царь утешил и удержал при себе вдовой при живом супруге. Забавлялся играми с младенцем-внуком.
Московское войско без сопротивления вошло в Венден. Воеводы, князь Голицын и Салтыков, не велели воинам обижать жителей. По улицам расставили у рогаток стражу. Очистили подходящие дома для размещения государя и воинских начальников. Все было мирно, тихо. Но Магнусовы рыцари, его двор и родственники, а так же немецкие наемники, не дождавшись возвращения в город Ливонского короля, заперлись в замке вместе с женами, детьми и самым ценным из имущества. Не верили присланным к ним сказать, что они вне опасности. Россияне хотели употребить силу, привезли таран и приставные лестницы. Немцы, датчане и шотландцы, начали стрелять. Убили некоторых боярских отроков, ранили неосторожно приблизившегося Салтыкова. Считали вымученными просьбы и Магнуса, коего царь распорядился привести для успокоения. Разгневанный царь приказал показательно посадить на кол коменданта Вольмара Георга Вильке, сам же замок разрушить до основания ядрами, сравнять с землей, защитников умертвить без пощады.
Три дня громили стены. Осажденные признавали себя обреченными. Один из них сказал: «Умрем, если так угодно Богу, но не дадимся тирану на муки. Подорвем вместе с собою замок!» Защитники согласились, даже – пасторы. Собрались в древнем магистерском доме, поставили вдоль стен бочки с порохом, подожгли фитили. Под шипение шнуров причащались, прощались, пели псалмы , стоя на коленах, мужья с женами, матери с детьми. Доглядчики сказали о подходящих с лестницами стрельцах. Боясь, что не у все сберегут мужество, сановник Генрих Бойсман бросил в окно факел на кучу пороха, коим обсыпали фундамент. Внешний взрыв слился с внутренним. Осаждающим показалось, что Орденский дом на миг воспарил в воздух. Разваливался и осыпал подступавших обломками кирпичей, кровли, разорванными трупами.
Парадоксально: все погибли, кроме самого Бойсмана. Его, оглушенного ударом, изувеченного, еще живого, сыскали в развалинах. Он испустил дух, и уже мертвым был посажен на кол. Страшная месть пала на не сбежавших в смерть жителей. Их мучили, казнили, секли, жгли. Свальной похотью открыто бесчестили жен и девиц. Трупы оставляли без погребения.
Московиты двигались к Роннебургу, Трикату, Шмильтену. Их прикрывали литовские гарнизоны, они не противились. Начальники благодушно встречали русских, уходили, лишенные оружия и денег. Только немцев с женами и детьми брали в плен. Оставалась Рига. Предвидя кровопролитную осаду многолюдного и сильно укрепленного города, царь хотел довольствоваться менее значительным Вольмаром. Торопился триумфально въехать. Объявили торжественный пир. За столом Иоанн был весел, отпускал на свободу приведенных литовцев, именовал их вассалами и союзниками. Отдельно обласкал Александра Полубенского. Одарил князя шубами и кубками. Вспомнил Курбского. Не сюда ли сбежал тот двенадцать лет назад? Иоанн взялся диктовать беглецу очередное послание: «Мы, великий государь всея Руси, к бывшему московскому боярину. Смирение да будет в сердце и на языке моем. Ведаю свои беззакония, уступающие Божьему милосердию. Оно спасет меня по слову Евангельскому: Господь радуется о едином кающемся грешнике более, нежели о десяти праведниках. Сия пучина благости потопит грехи мучителя и блудника! Не хвалюсь честью: честь не моя, но Божья. Смотри, княже, судьбы Всевышнего. Вы, друзья Адашева и Сильвестра, хотели владеть государством, где вы ныне? Вы, сверженные правосудием, кипя яростью, вопили, что не осталось мужей в России, что она без вас уже бессильна и беззащитна. Вас нет, а тверди немецкие пали пред силою креста Животворящего! Где случайно за грехи наши явления животворящего креста не было, там был бой. Много всяких людей из плена отпущено: спроси их, узнаешь. Писал ты нам, вспоминая свои обиды, что мы тебя в дальноконные города как бы в наказание посылали, так теперь мы со своими сединами и дальше твоих дальноконных городов. Слава Богу, прошли и ногами коней наших по всем вашим дорогам из Литвы и в Литву. Пешими ходили и воду во всех тех местах пили. Теперь уж Литва не посмеет говорить, что не везде ноги наших коней были. И туда, где ты надеялся от всех своих трудов успокоиться, в Вольмар, на покой твой, привел нас Бог. Настигли тебя, ты еще дальноконнее поехал. Мы там, где вы, служа воеводами нам, не бывали. Нет, ты был здесь, но не во славе победы, а в стыде бегства, думая, что ты уже далеко от России, в убежище безопасном для измены, недоступном для ее мстителей. Здесь ты изрыгал хулы на царя своего, но здесь ныне царь, здесь Россия. Чем виновен я перед вами? Не вы ли, отняв у меня супругу милую, сделались истинными виновниками моих человеческих слабостей? Говорите о лютости царя, хотев лишить его и престола, и жизни! Войною ли, кровию ли приобрел я государство, быв государем еще в колыбели? И князь Владимир (Андреевич), любезный вам, изменникам, имел ли право на державу не только по своему роду, но и по личному достоинству, князь равно бессмысленный и неблагодарный, вашими отцами вверженный в темницу и мною освобожденный? Я стоял за себя: остервенение злодеев требовало суда неумолимого. Но не хочу многословия, довольно и сказанного. Дивись промыслу Небесному. Войди в себя, рассуди о делах своих. Не гордость велит мне писать к тебе - любовь христианская. Да воспоминанием исправишься, и да спасется душа твоя».
Андрей Курбский получил письмо через отпущенного князя Полубенского. Прочитал, улыбнулся, сохранил для истории и ждал царских неудач для написания ответа.
Отрядив часть конницы к Ревелю для нового опустошения шведских владений, расставив гарнизоны по городам, вверив их тверскому князю Симеону, князьям Ивану Шуйскому и Василию Сицкому, царь вернулся в Дерпт. За ним везли Магнуса и его знатных дворян, ежечасно ждавших смерти.
3
Изменники Крузе и Таубе, видя успехи российского войска, дерзали снова предложить свои услуги, дабы с подчиненными ландскнехтами способствовать московским завоеваниям. Иоанн отвечал беглецам в Дюнеберге. Не закрывал врат, но и не привечал. С шуткой писал он и командующему польскими силами в Ливонии гетману Хоткевичу: не стоит расстраиваться, убытков Речи не нанесено, занята земля исконно русская. Отдельную грамоту получил и Стефан Баторий. Иоанн перечислял королю занятые города и призывал отложить досаду; не мешкая, выслать послов для проведения границ.
По приезду в Дерпт, царь, к общему удивлению, простил Магнуса, ограничившись взятием с него повторной клятвы в верности и обязательством заплатить в казну 40 000 венгерских гульденов, наиболее весомой тогда европейской валюты. Иоанн возвращал принцу и владение Оберпаленом, Каркусом, Гельметом, Зигесвальде, Розенбергом, другими городами. Царь подтвердил наименование Магнуса Ливонским королем, себя же назвал верховным ливонским повелителем. Было высочайше повелено начертать на стенах в тамошних церквах следующую надпись, Иоанном сочиненную: «Есмь Иоанн, государь многих земель, исчисленных в моем титуле. Исповедаю веру предков своих, истинно христианскую, по учению Св. апостола Павла, вместе с добрыми москвитянами. Я - их царь природный: не вымолил, не купил сего титула. Мой же царь есть Иисус Христос».
