Литмир - Электронная Библиотека

*

А утром неожиданно на ее голову свалился Лион. Он приехал рано, уставший, но веселый и счастливый оттого, что вернулся домой, к своей любимой жене. Вчерашнее происшествие на пикнике отошло в мыслях Джастины на второй план. Она ничего не стала рассказывать Лиону, так как считала, что этот факт просто не достоин того, чтобы отнимать у него время и привлекать его внимание. Хотя она очень боялась, что прошлые преследования со стороны Джеймса вновь могут возобновиться, однако не придавала этому слишком большого значения.

*

Месяцы до премьеры пролетели совсем незаметно. Лион постоянно находился в разъездах, буквально разрываясь между Бонном и Лондоном. Все свободное время он и Джастина проводили вместе. Если она была занята, то он ходил с ней на репетиции и постоянно сопровождал ее, всегда и везде. Лион и раньше любил бывать в театре и имел достаточно полное представление о закулисной жизни. Тем не менее, все равно в большинстве случаев это было зрительское отношение к театру. Довольно дилетантский, немного восторженный взгляд на искрящуюся алмазной пылью Мельпомену. Он и представить себе не мог, сколько сил отбирает работа в театре. Насколько она выматывающая. Теперь же, впервые в жизни, ему пришлось узнать театральную работу изнутри. Это был адский труд, и он самолично смог в этом убедиться. Лион с удовольствием наблюдал за своей женой и все гадал, надолго ли ее хватит с такой работой. Она уходила в роль с головой, отдавая всю себя, без остатка, спектаклю. На сцене Джас преображалась, и Лион с удивлением наблюдал за этими метаморфозами. Из милой и доброй Джас она превращалась в темпераментную, расчетливую леди Макбет. Надо сказать, это ей удавалось просто великолепно. В какие- то моменты Лион даже начинал побаиваться ее, а кое-когда и ревновать. Сумасшедше интенсивная работа заставляла Джастину забывать обо всем. Но время шло, а энтузиазм ее не только не уменьшался, а, наоборот, даже возрастал. Накануне премьеры Джастина была жутко взволнована. Она не находила себе места. Обычно премьерные спектакли заставляли ее волноваться, но на сей раз это было что-то особенное. Джас нервно измеряла шагами комнату,ворчала на Лиона, а ночью почти не сомкнула глаз и поднялась в шесть часов утра. Когда Лион в половине седьмого спустился в гостиную, Джастина была уже на ногах. — Почему ты не спишь? — встревожился Лион. — Что-нибудь случилось? Джастина усмехнулась: — Нет, все в порядке. Видимо, от этой роли начали сдавать нервы. Слишком много эмоций. — Ну, это совсем ни к чему, дорогая. Сегодня ведь твой праздник. Не переживай так, глупышка, все будет прекрасно. — Я надеюсь на это, — вздохнула она. За два часа до спектакля Джастина была уже в театре. Времени оставалось еще много, но она не могла находиться ни в каком другом месте. Пройдя в пустой, гулкий и темный пока зал, она несколько минут посидела в кресле, затем прошла за кулисы, вышла на улицу, прошлась по аллее, прилегающей к театру. Потом вновь вернулась в театр, поднялась на сцену, спустилась в зал и прошла между рядами, а затем все-таки решила еще немного прогуляться. Это подействовало на нее успокаивающе. Лион тоже приехал в театр. Зал был полон. Здесь, как обычно, собрались театральные завсегдатаи, пришли и обычно известные в театральных кругах люди, которые посещают только премьеры, но и тут ориентируются на определенных режиссеров и исполнителей. Было много весьма респектабельной публики. Некоторые раскланивались с Лионом. Он знал, что все они — строгие ценители. Словом, сегодня здесь собралась вся театральная элита. Лион в одиночестве бродил по коридорам, раскланиваясь, пожимая руки, обмениваясь со знакомыми несколькими словами, и с нетерпением ожидая начала спектакля. Ему и самому не терпелось увидеть свою жену на сцене. Еще дома, собираясь в театр, он неожиданно почувствовал, что волнение Джастины передалось и ему. Весь спектакль он, как завороженный, смотрел в общем-то известную ему пьесу. Замирал с учащенно бьющимся сердцем в наиболее напряженных моментах и вздыхал с облегчением, когда они разрешались. После финального монолога Малколма и грома труб наступила трепетная тишина, а потом зал взорвался аплодисментами и одобрительными возгласами. Публика поднялась, чтобы поприветствовать выходящих на поклон актеров и актрис. Стоя среди этого гула, Лион смотрел наверх, на сцену, в то время как Джастина, принимая восторги зрителей, склонилась в изящном поклоне. Наблюдая за ее легкими движениями, Лион чувствовал, что гордость переполняет все его существо. Спектакль произвел на него сильнейшее впечатление, но к обычному чувству удовлетворения всем, сделанным Джас тиной, примешивалась еще и эта безмерная гордость. Игра Джастины была просто блестящей. Глаза Лиона наполнились слезами, и он моргнул, чтобы они не мешали ему видеть, равнодушный к тому, что кто-то может увидеть его слезы. Он простоял так все время, пока восемь раз поднимался занавес, и продолжал стоять, когда публика медленно покинула театр. Когда в зале остались только несколько воздыхателей, он прошел за кулисы. Лион не приблизился к уборной, окруженной смеющимися, щебечущими людьми. Вместо этого он отправился к двери на сцену, чтобы скоротать время за разговором со сторожем. Лениво прислонившись к стене, Лион оставался не замеченным уходящими доброжелателями. Правда, несколько любопытных взглядов бросили на него проходящие мимо женщины. Лион ждал долго, но когда, наконец, «звезда» вышла, она направилась прямо к нему. — Я хорошо играла? — спросила Джастина, скромно взглянув на него и взмахнув ресницами. — Ты была поистине восхитительна. Думаю, завтра критики во всех газетах споют тебе дифирамбы. И, надо заметить, ты этого вполне заслуживаешь. — Тебе действительно понравилась моя игра, Лион? Обняв жену, Лион слегка притянул ее к себе. — Ты была блистательна, великолепна, — сказал он с искренним обожанием и гордостью. — И тебе вовсе не обязательно слышать это лишний раз от меня, — хотя, не скрою, мне доставляет удовольствие говорить тебе подобные вещи, — чтобы знать, что это — правда. — Ты не прав, Лион, — не замечая, что шуба соскользнула с ее плеч на пол, Джастина посмотрела на него любящими глазами. — Ты — единственный, от кого мне нужно это услышать. Мне нравится, когда это говорят другие, — улыбнувшись, призналась она, — но мне нужно, чтобы это обязательно сказал мне ты. — Хорошо, я скажу тебе, — Лион пристально посмотрел ей в глаза. — Когда я стоял среди остальной аплодирующей публики, слезы гордости лились по моему лицу. Глаза Джастины широко раскрылись, когда до нее дошло значение признания ее мужа. Лион плакал! Сама мысль об этом ошеломила ее. Она вызвала слезы на глазах Лиона Хартгейма! Это невероятно. Джастина не знала точно, поражена она или испугана. Домой они прибыли далеко за полночь, проведя весь вечер на банкете, устроенном по случаю премьеры. Тосты в ее честь произносились настолько часто, что, вздумай Джастина подсчитывать их, она просто вскоре сбилась бы со счета. — Ты была так хороша, дорогая, — сказал Лион, помогая ей снять шубу. — Я до боли люблю тебя. Его губы растянулись в медленной улыбке. — Лион, я так счастлива. Я всегда мечтала иметь дружбу, партнерство. Чтобы было с кем поговорить, поделиться проблемами. Хотела иметь рядом с собой кого-то, кто бы уважал меня, мою работу. Джастина замолчала и глаза их встретились. — А ты, Ливень? Чего хочешь ты? — голос ее прозвучал мягко и очень заботливо. Лион некоторое время колебался. — Я хочу тебя, Джас. После этих слов руки его скользнули от рыжих волос, обрамлявших лицо, ниже и начали снимать с нее одежду. Джастина позволила раздеть себя и лежала на кровати нагая и прекрасная. А он, лаская ее нежными руками, повторял: — Я хочу тебя, Джастина, дорогая моя. Я хочу тебя, любимая моя. Неожиданно и она почувствовала в себе разгорающееся пламя страсти, вызванное к жизни уверенными, надежными прикосновениями Лиона. Джастина изнемогала в его руках. Вскоре им пришлось надолго расстаться. Дела требовали неотлучного присутствия Лиона в Бонне. Вернувшись к Рождеству, он заметил, что она выглядит очень уставшей. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Да, прекрасно. А что? — удивилась Джас. — Не знаю. Мне кажется, ты утомлена. Она усмехнулась: — Я непрерывно работаю. — И как дела? — По-моему, все прекрасно. Через неделю Джастина почувствовала себя еще хуже и выглядела еще более усталой. — Не обратиться ли тебе к доктору? — Я думаю, в этом нет необходимости. Просто мне нужно как следует отдохнуть. Хотя бы выспаться несколько дней подряд. Так она и сделала. В последующие пять дней Джастина почти не выходила из спальни, даже для того, чтобы поесть. — Ты так измотана? Тебе хоть чуть-чуть стало получше? Лион был не на шутку встревожен, но он должен был согласиться, что Джас работает как проклятая. Джастина кивнула. — Я не стала бы утверждать этого наверняка. Более того, каждый день я просыпалась с единственным желанием — поспать еще. Наверное, будет лучше, если я снова вернусь к работе. Отдых расслабляет... Но через два дня Лион почувствовал еще большую тревогу и настоял на том, чтобы жена обратилась к врачу. Он записал ее на прием и сам отвез в клинику. — Неужели так трудно было раньше сходить к врачу? — Он мне не нужен. Лион заметил, что Джас стала совсем вялой и отказывалась есть. — Я просто слишком устала. Эта роль отнимает столько сил. — Может быть, доктор сделает что-нибудь, чтобы поднять твой жизненный тонус? Возможно, это простое нервное истощение. Но Джас уже не смеялась над шутками Лиона. А когда они зашли в клинику, ему показалось, что она вот-вот расплачется. Однако, после приема все изменилось. Джас выскочила из кабинета счастливая. Глаза ее сверкали. — Ну, как дела? — спросил он. — Все в порядке. — Удивительно. Как доктор мог сделать такой вывод? Из твоего очаровательного расположения духа? Или по здоровому блеску в глазах и румянцу на щеках? — Прекрати шутить. Могу тебя порадовать. Я уже три с половиной месяца как беременна, Лион. Но была так занята своей проклятой работой, что даже ничего не заметила. Только работала днями и ночами. Лион сперва недоверчиво посмотрел на нее. — Ты не шутишь? У нас действительно будет ребенок? — Конечно, глупый. Он подхватил Джастину на руки и закружил по комнате, дико при этом хохоча. — Ну ты и ненормальный! Все-таки взрослый уже. Должен более сдержанно относиться к таким подаркам. — Да ты что, дорогая! Я все время только об этом и мечтал. — Ох, дорогой, я тоже. Единственная проблема — что теперь будет с работой. Мне ведь придется оставить сцену. Вряд ли Клайд согласится с подобной интерпретацией роли леди Макбет. — Ерунда. Ребенок дороже. Поработаешь, сколько сможешь, а потом будешь отдыхать, развлекаться. — Так-то оно так. Только как сообщить об этом Клайду? Он просто с ума сойдет, когда узнает. Ему придется спешно вводить кого-то вместо меня на роль. А потом, мы начали репетировать следующую пьесу. «Укрощение строптивой» Шекспира. Там чудесная роль. — Ничего, у тебя все роли чудесные. Уверен,когда ты вернешься, тебя загрузят ролями так, что некогда будет вздохнуть. — Ты ревнуешь? — Ничуть. — Знаешь, что меня еще беспокоит? В последнее время на меня как-то искоса стали поглядывать в театре. Какие-то странные разговоры за моей спиной. А как только я появляюсь, все начинают болтать о чем-то постороннем. Никак не пойму, в чем дело. — Прекрати, Джас, тебе сейчас нельзя волноваться. Я буду тебя оберегать. Если тебе неуютно и нехорошо в театре, ты можешь бросить работу прямо сейчас. Слава богу, в деньгах мы не нуждаемся. Подобная забота растрогала Джастину. Она чувствовала себя на вершине счастья. Одна беда. Малыш еще до рождения вел себя плохо. То ли из-за жары, то ли из-за чего-то еще. Джастина и сама этого не понимала. Ее тошнило не только по утрам, но целыми днями. И пора бы этой тошноте давно прекратиться, а ей конца было не видно. В весе Джас прибавляла мало и медленно. Ее, между тем, мучили отеки и так сильно поднялось давление, что доктор всерьез забеспокоился. Сперва он предложил ей лечь в больницу до самых родов, но после долгих раздумий и совещаний с Лионом они решили, что лучше все- таки ей быть дома. Психологический комфорт тоже играл немалую роль в процессе улучшения самочувствия женщины. С этим согласились и Лион, и доктор. Тем не менее, несмотря на отчаянные старания окружавших ее людей привести все в норму, Джас чувствовала себя все хуже и хуже. И в результате произошло то, что и должно было произойти рано или поздно. Во время спектакля, на самой эффектной и мощной сцене она потеряла сознание. Вокруг началась суета, занавес опустили, спешно вызвали «скорую». Джас быстро пришла в себя и уехала домой. Однако, после этого происшествия ей в театре стало совсем нехорошо. Все вокруг замечали, что она плохо себя чувствует, но помочь ничем не могли. Театральная жизнь при внешнем лоске отличалась особой творческой жестокостью. Играть хорошо Джас не могла, а плохой игры Клайд бы не потерпел. Пожалуй, в театре не было человека, который бы не понимал, чем разрешится эта весьма щекотливая ситуация. Кое-кто из актрис, понимающих несомненную для них выгоду, которую можно извлечь из данного положения, уже начали увиваться вокруг Клайда. И Джас вполне могла их понять. Кто же не мечтал получить такую роль, да еще в спектакле, столь лестно охарактеризованном критикой, как «лучший спектакль сезона». Рано или поздно эту роль все равно будут вынуждены передать кому-нибудь другому, так почему бы не заложить фундамент будущей славы и богатства именно сейчас, пользуясь моментом? Клайд тоже с тревогой наблюдал за своей любимой актрисой, но, к чести продюсера, надо отметить, что он решил пока не торопиться, не желая осложнять и без того не самую простую атмосферу, создавшуюся в театре. Все решилось окончательно после того, как Джас во время очередного спектакля потеряла сознание дважды за вечер. После первого обморока она взяла себя в руки и продолжила играть, а после второго у нее уже не было сил подняться и выйти на сцену. После столь печального события ей пришлось все-таки оставить работу. Она сидела дома в подавленном состоянии духа. Ей никуда не хотелось выходить, никого не хотелось видеть. Токсикоз просто замучил ее. Слава богу, что оставалось ждать всего лишь месяц. Все случилось на неделю раньше, чем она ожидала. Последний месяц выдался чуть-чуть более легким, в отличие от четырех, почти пяти, предыдущих, и Джастина была благодарна судьбе за это. По крайней мере, теперь ей удавалось безбоязненно кушать, не мучаясь ожиданием острых, болезненных спазмов в желудке. Так было и в последний вечер. Джастина, ужинавшая в столовой, вдруг резко поднялась и тяжелой походкой прошла в гостиную, где, читая вечерний выпуск «Дейли телеграф», отдыхал Лион. — Дорогой, — прошептала она, — похоже, мне срочно нужно в больницу. По-моему, у меня начинаются роды. — О, господи, — Лион отбросил газету и вскочил, встревоженно глядя на белое как мел лицо жены. — Конечно, дорогая, я сделаю это немедленно. Будет лучше, если пока, до приезда врача, ты пойдешь в спальню и приляжешь. — Ты не переживай, я же не сию минуту собралась рожать. Но, надеюсь, что скоро. Я почувствовала боль уже перед обедом, но не была уверена. — А сейчас уверена? — Лион схватил ее за руку, и она засмеялась. — Прекрати, милый, все в порядке. Можешь спокойно вызывать доктора и не паникуй, пожалуйста. Через полчаса машину «скорой помощи» уже встречал в приемном покое доктор Браун, который наблюдал Джастину весь период беременности. Лион чувствовал себя беспомощным и по-настоящему испуганным. Он знал одно: если что-то случится с женой или с малышкой, ему этого не пережить. Джастина улыбнулась, крепко держа мужа за руку. — Успокойся. Со мной все в порядке. — Точно? Ты уверена в этом? Джас кивнула и скорчилась от нового приступа боли. Ее отвезли в родовую палату. Доктор, осмотревший ее, удовлетворенно сообщил, что роды под контролем и для волнений нет никаких причин. Бее именно так, как и должно быть. Он также заметил, что Джастина держится прекрасно и что лично он не сомневается в том, что роды пройдут успешно. Медсестры были милыми, вежливыми, доктор улыбался. А Лион все время стоял рядом с ней, помогая дышать и контролировать себя. Через полчаса боли усилились и на некоторое время стали просто невыносимыми. Дыхание сбилось. Джастину начало трясти, она почувствовала тошноту и неожиданно похолодела. Лион нервно оглядывался на врача и медсестер. Плод начал двигаться, и медики прекрасно знали, что это самый болезненный процесс. — Поверьте, у вас нет ни малейшего повода для волнений, — попытался успокоить его доктор. — И не стоит так нервничать. Это может напугать вашу жену. — Но боли... — Это вполне нормально. Предродовое состояние. Ничего необычного. Как только будет возможно, мы сделаем леди обезболивающий укол, но пока ей придется потерпеть. А еще через полчаса Джас в отчаянье схватилась за руку Лиона и начала кричать: — Не могу, Лион, не могу! С каждым приступом боли она кричала все громче, а потом застонала, когда доктор Браун стал обследовать ее. — Уже скоро, — сказал он и был при этом очень доволен. — Еще немного, Джастина. Самое страшное уже позади. Все вокруг старались успокоить Джас, а через двадцать минут медперсонал засуетился вокруг нее. Джастина все держалась за руку Лиона и только повторяла его имя. Медсестры устроили роженицу поудобнее, а Лион продолжал сжимать ее пальцы. Она чувствовала себя так, словно взбиралась на высокую гору с тяжелой ношей и вот-вот, не удержавшись, свалится в пропасть. Но голоса вокруг нее подбадривали и помогали. Неожиданно Лион почувствовал какое-то особое напряжение в теле жены, и от последнего усилия между ее ног показалась головка младенца. Все облегченно вздохнули. Еще несколько усилий, и на свет по очереди появились две очаровательные девочки. — Ах, милая, они такие!.. — Лион был готов смеяться и плакать от счастья. Через некоторое время Джастину и обеих малышек отвезли в палату, а Лион все еще не мог прийти в себя, потрясенный увиденным. Его жена казалась спокойной, невозмутимой и гордой от совершенного. Весь процесс занял не больше трех часов. Теперь Джас смотрела на Лиона, держа запелёнатых младенцев на руках, и улыбалась. — Я дико хочу есть, — вдруг заявила она. — О, господи, — растерянно сказал Лион. — Никогда не думал, что женщины могут есть в такой момент. — А по-твоему, они умирают с голоду? — устало улыбнулась она. Принесли ужин. Джастина смогла съесть цыпленка, салат и запила все это огромной кружкой молока. Лион, смеясь, наблюдал за ней. В глазах его еще никогда не было столько нежности, как в этот момент. — Я люблю тебя, Ливень. — Ты молодчина, дорогая. Я горжусь тобой. Они с нежностью смотрели друг на друга в немом обожании и поклонении.

7
{"b":"241291","o":1}