В начале 1933 г. я был демобилизован из РККА, где пребывал на строевой службе, и вернулся в свой родной Ленинград, с которым была связана моя гражданская работа специалиста по технике высоких напряжений.

В городе царила безработица.

Возвращаться на старое место дежурного инженера в сети «Ленэнерго» не хотелось, это была нудная работа. Во время дежурства, бывало, молишь судьбу: «Ну, пошли мне хоть какую-нибудь аварию!» Ведь только тогда и начиналась настоящая инженерная работа.

Предложения, исходившие от Комиссии по устройству на работу начсостава запаса Ленгорисполкома, были неприемлемы по этическим соображениям: они влекли за собой увольнение людей с места, на которое давалось направление.

Но вот однажды пришло приглашение в высоковольтную лабораторию завода «Пролетарий» (ныне НПО «Электрокерамика»). Директор посулил поручить мне сооружение импульсного генератора напряжением два миллиона вольт. Такого не было даже у академика А. Ф. Иоффе, в его знаменитом «физтехе». Ясно, что я немедленно и с восторгом «клюнул» на это предложение. Однако оно оказалось блефом. Лаборатория была одним из придатков заводского отдела технического контроля, где проводились скучнейшие испытания «на пробой» производимой заводом продукции — высоковольтных изоляторов. А уйти с завода было невозможно, так как в ту пору самовольный уход с работы карался беспощадно, вплоть до тюремного заключения.

К неожиданной моей радости, как-то отдел кадров уведомил, что я уволен с завода. Объяснение содержалось в письме[1] на имя директора:

Директор, естественно, наложил резолюцию: Освободить и дать перевод.

Вскоре я получил предписание явиться в заданные время и место для определения моей дальнейшей судьбы. Как человек, еще не снявший воинских доспехов, я обратился за разъяснениями в военкомат, где мне сообщили, что в случае неповиновения я буду снова мобилизован. Пришлось подчиниться. Так состоялась моя первая встреча с начальником 2-го отдела ГДЛ (впоследствии академиком и основоположником советского ракетного двигателестроения) Валентином Петровичем Глушко.

Передо мной предстал обаятельный молодой человек, как выяснилось, почти сверстник (ему шел 21-й год), чем-то внешне напоминавший гоголевского Левко. Он возглавлял в ГДЛ отдел электрических и жидкостных ракет.

Глушко предложил мне «кота в мешке» — работу, о которой не мог ничего сказать до оформления. Я, естественно, отказался. Но Глушко был непреклонен. Выяснилось, что он знает обо мне гораздо больше, чем можно было предположить. В конце концов, он сказал: «Соглашайтесь! Я обещаю, что работа будет Вам по сердцу». От Глушко исходило такое доверительное обаяние, что я сдался. И, как выяснилось, не прогадал.

Путь, приведший Глушко в ГДЛ, был необычным. Он родился 2 сентября 1908 г. в Одессе на Ольгиевской улице в доме № 10, около которого теперь стоит его бронзовый бюст. Исключительная любознательность юного Глушко поощрялась его отцом. Школяр стал своим человеком в Одесской народной астрономической обсерватории. Наступило противостояние Марса. Глушко часами просиживал у телескопа, делая зарисовки. Результаты этой работы и других астрономических наблюдений юноши настолько заинтересовали местных астрономов, что он был принят в члены РОЛМ — РОССИЙСКОГО общества любителей мироведения. Такого молодого сотрудника это солидное научное учреждение еще не имело. Своему увлечению астрономией Глушко не изменял в течение всей жисни. Подобная целеустремленность — черта очень одаренных людей. Глушко поступил на физико-математический факультет Ленинградского Государственного университета, чему способствовало знакомство с двумя замечательными людьми. Первым из них был талантливый популяризатор астрономических проблем Василий Иосифович Прянишников, приехавший в Одессу читать лекции по межпланетным путешествиям. К нему юный Глушко обратился с просьбой помочь получить наилучшее образование в этой области, которой он уже тогда решил посвятить свою жизнь. (Позднее с такой же просьбой он обратился и к К. Э. Циолковскому.) Прянишников рассказал о встрече бывшему народовольцу Николаю Александровичу Морозову (1854–1946), ведавшему тогда в Ленинграде вопросами науки, и Глушко получил путевку в ЛГУ.

Третья глава дипломной работы Глушко называлась «Металл как взрывчатое вещество». Это обстоятельство имело особое значение для биографии Глушко и для ракетного двигателестроения.

Глушко развил идею американского астрофизика Андерсона о лабораторном моделировании звездных температур, изложенную последним в январском номере «Астрофизического журнала» (США) за 1920 г.

Экспериментальная установка Андерсона представляла собой высоковольтный импульсный контур, состоящий из источника питания переменного тока, выпрямителя, шарового дозатора энергии разряда конденсаторов для испытуемого материала. При падении на последний высоковольтной волны с крутым фронтом в несколько микросекунд токопроводящий испытуемый материал практически мгновенно испаряется, минуя жидкую фазу. Эти пары, температура которых достигала, по Андерсону, 313000 °C, распространяются в воздухе со скростью около 3300 м/с, а при взрыве внутри насадки с открытыми торцами — 4500 м/с. На это обстоятельство и обратил внимание Глушко.

Дело в том, что в первой четверти нашего столетия скорость распространения продуктов горения всех известных химических топлив не превышала 2500 м/с. А ведь именно скорость истечения и определяет скорость движения самой ракеты.

Глушко энергично приступает к опытам с разными токопроводящими материалами и соплами различной конфигурации. Первоначально эти опыты велись в лаборатории «Миллион вольт» академика А. А. Чернышева в Лесном, а позднее, с начала 1933 г., - на собственной экспериментальной установке, смонтированной в одном из мрачных казематов Петропавловской крепости на Неве. Постройку этой испытательной установки и проведение на ней экспериментов в целях выбора оптимальных токопроводящих материалов и энергетических дозировок, а также определения баллистических характеристик первого в мире электрического ракетного двигателя (ЭРД) электротермического типа Глушко и поручил мне, выполнив обещание дать увлекательную работу.

Доказав практическую возможность работы ЭРД с частотой взрывов подаваемых в его камеру металлических проводников до 25 Гц, Глушко нуждался теперь в его инженерной доработке. Новая испытательная установка была создана из разных комплектующих элементов, в основном — от рентгеновской аппаратуры, выпускаемой заводом «Буревестник». Используемые для выпрямления тока вакуумные кенотроны изготовлял завод (ныне НПО) «Светлана».

Установка позволяла получать энергетические дозы в виде электрических импульсов с крутым фронтом (порядка нескольких микросекунд) и амплитудой до 100000 В. Существо происходящего при этом процесса Глушко описал в своей дипломной работе следующим образом: «В рассматриваемом случае взрыв (испытуемого материала. — В. С.) происходит вследствие быстрого перехода вещества из твердого состояния в газообразное, то есть вследствие чисто физических причин, без изменения химической структуры участвующего во взрыве вещества».