Решила все-таки дочитать:
Джереми очень славный. Знаешь, он похож на тебя! Он не рыженький, скорее шатен, но у него твои глаза, и когда он сердится, делает такую же гримаску. Джина обидится, нет никаких сомнений. Но я по-прежнему очень привязан к ней.
И ни слова о сестре Рахили. Ах нет, тут постскриптум:
Я рассчитываю затем отправиться в Краков, где поживу у твоей сестры и ее мужа Милоша Табора. И увижу своего внука Маркуса. Как было бы чудесно, если бы в какой-нибудь момент мы могли бы собраться все вместе…
Гнев утих. Таша постояла у кроватки Алисы, ее сердце наполнилось нежностью. Потом она решила перечитать письмо, и даже не заметила, как в комнату вошел Виктор.
– Что нового пишут? – улыбнулся он.
Она вздрогнула, спрятала письмо в сумочку. Не было пока никаких сил обсуждать с ним изменения в личной жизни Пинхаса.
– Да это подруга детства пишет, ничего особенного, неудачный брак, собирается, возможно, развестись… А как у тебя утро, плодотворно прошло?
– Великолепно. Продали партию книг для украшения гостиной, заказчик больше интересовался переплетами из телячьей кожи, чем содержанием. А ты задумала новую картину? – поинтересовался он, бросив взгляд на ее альбом с эскизами.
– Да. Бони де Пон-Жубер пожелал, чтобы я написала портрет его жены. И выдал мне ее фотографию, чтобы я представляла, как она выглядит. Скоро надо к ним идти.
«Час от часу не легче. – подумал он. – Этот гнусный развратник будет пытаться завлечь ее в свои тенета».
– Ты действительно считаешь, что так правильно? Что тебе нужно тратить время на заказы?
– Я же тут отлично написала мадам де Гувелин с ее псами! И ты был не против.
– Но это было три года назад!
– Я обещала. И за это дадут много денег.
– Но нам вроде и так хватает! А как быть с Алисой?
– Я обо всем договорилась. Айрис возьмет ее в Люксембурский сад на кукольный спектакль.
– Было бы лучше, если бы мадам де Пон-Жубер сама приходила сюда, ее муж позволит ей на некоторое время ускользнуть из супружеских оков – он-то так частенько делает.
Таша не ответила. Сидела, молча грызла ноготь на большом пальце, – ясно было, что из нее ни слова не вытянуть.
– Здравствуйте, мсье Легри. Вычислить место вашего обитания было даже проще, чем я предполагала. Служанка в вашем магазине – сама любезность…
«Будь проклята Мели Беллак!» – подумал Виктор, стиснув челюсти.
Он, ни о чем не подозревая, смело распахнул входную дверь на первый же стук – и, о ужас, столкнулся нос к носу с Шарлиной Понти, еще более обворожительной, чем накануне.
– Я вас надолго не задержу, – успокоила его она, усилив при этом напор и буквально вдавливаясь в квартиру.
Она кивнула головой Таша, которая оцепенела от ярости: посреди обеда вваливается какая-то совершенно незнакомая красотка, при этом вся такая элегантная. Актриса расстегнула клетчатый плащ и повесила на спинку кресла. Поправила оборки муслинового платья цвета слоновой кости, обшитого по краю бархатными бантиками и стразами.
Завитые волосы венчала вишневая плессированная шапочка, украшенная плюмажем из черной жатой тафты. А Таша, уверенная, что к ужину никого ждать не приходится, осталась во всем домашнем. Потому она тут же устыдилась своей широкой блузы в пятнах краски и растрепанной шевелюры. Она бросила испепеляющий взгляд на Виктора, с негодованием заметив странные гримасы, которые он строил гостье в надежде заставить ее примолкнуть. А той между тем было хоть бы хны.
– Это мадам Легри, я так понимаю? А девочку как зовут? – поинтересовалась Шарлина Понти, встав рядом с высоким стульчиком, где сидела малышка.
– Алиса, – с набитым ртом прошамкала девочка.
– Какое чудесное имя! А как ты хорошо разговариваешь! Это будущая актриса, мсье Легри. О, как неудобно получилось, я ввалилась к вам во время еды, мне очень жаль!
– Я почти доел, может быть, мы отойдем с вами в мастерскую моей супруги?
– Вы отъявленный лжец, мсье. Ваша тарелка почти полна, и благодаря моему внезапному вторжению вам придется есть холодную говядину. Буду краткой: у меня есть несколько важных сведений о Робере Доманси, которые я могу вам сообщить. Вчера я скрыла правду, сказав, что он держался от меня на расстоянии, на самом деле мы очень быстро преодолели это расстояние. А потом он очень быстро смылся. Боже, как же я была глупа, сердце разрывается!
Она испустила трагический вздох. Алиса испугалась, бросила вилку, отвернулась от тарелки с пюре.
– Женщины такие наивные, вы согласны со мной, мадам? Ох, я опять болтаю глупости и вам докучаю…
– Кто такой Робер Доманси? – спросила Таша.
Виктора внезапно одолел приступ кашля, и он устремился на кухню. Он надеялся, что Шарлина Понти догадается пойти за ним. Но она не тронулась с места, стоя как соляной столб возле Алисы. Он выпил стакан воды и вынужден был вернуться.
– Ну, вам получше? Вы меня так напугали! Представляете, ведь моя бабушка умерла, потому что ей не в то горло попало! Робер был актером в «Комеди-Франсез», как, впрочем, и я, – объяснила Шарлина Понти, обернувшись к Таша.
– Был? А сейчас что?
– Он умер, его убили в воскресенье ночью, разве муж вам не рассказывал?
Таша встала. Лицо ее было очень бледным. Она в упор смотрела на Виктора, а тот был готов провалиться сквозь землю.
– Нет, он в очередной раз избавил меня от своих патологических пристрастий, – сердито ответила Таша. – Ну, или у него провалы в памяти.
– Заметьте, я понимаю, почему он скрыл от вас нашу встречу: он, очевидно, боялся, что вы будете ревновать. Не волнуйтесь, наша беседа была о посторонних вещах, он даже отверг мое предложение посетить библиотеку. Что же касается Робера, бедняги Робера, я вполне в состоянии удовлетворить ваше любопытство, если это вас по-прежнему интересует, мсье Легри.
Шарлина скинула шарф, открывая взорам обширное декольте.
– Ну так удовлетворяйте уже! – раздраженно воскликнула Таша.
Алиса аж подскочила – она не привыкла, что мама кричит, и тут же заплакала. Виктор был ей за это даже благодарен, он бросился к ней, схватил на руки и унес на другой конец комнаты, чтобы утешить.
– А ваши часы вон там правильно идут? Ох, я опаздываю на репетицию, вы уж на меня не обижайтесь! Завтра в полдень, сад Пале-Рояль, мсье Легри! – повелительно заявила Шарлина Понти, облачаясь в плащ.
– Ну, я не уверен, что… – но красотка уже упорхнула.
– Вот противная кривляка и невоспитанная вдобавок, ни тебе здрасте, ни до свиданья, и все это перед нашей девочкой, с ума сойти можно! – возмутилась Таша.
– Тише, милая, она ведь нас слушает.
– У тебя еще хватает наглости волноваться, что наша дочь что-нибудь не то услышит в этом доме?
Виктор сел, взял на руки Алису и принялся пичкать ее остывшим пюре.
– Ты зря волнуешься. Я правда встретился вчера с этой юной нахалкой, потому что меня попросил об этом Огюстен Вальми. Робер Доманси – его родственник. Он хочет провести тайное расследование и попросил меня помочь в этом.
– И ты хочешь, чтобы я проглотила эту нелепицу?
Виктор изобразил оскорбленную невинность и, левой рукой, продолжая рисовать кошечку на пюре в Алисиной тарелке, торжественно поднял правую.
– Любовь моя, клянусь здоровьем нашей дочери, что…
– Нет уж. Не клянись, тем более здоровьем дочери. Ты никогда не держишь слово. Ну обещай мне хотя бы вот что: ты не позволишь соблазнить себя этой доморощенной Саре Бернар.
– Не более, чем ты уступишь домогательствам Бони де Пон-Жубера!
– Она липучка!
– А он хлыщ!
Алиса поочередно смотрела то на одного родителя, то на другого, а потом заявила, показывая на кошку в своей тарелке:
– Хлыпучка!
Они обернулись к ней, потом переглянулись, пытаясь сдержать подступающий хохот.
Таша вышла из фиакра на улице Мирабо – чтобы попасть в особняк Пон-Жуберов, она должна была пройти пешком мимо двух больших зданий, в которых помещался дом престарелых, первый корпус назывался Сент-Перин, а второй – Шардон-Лагаш. Ее внезапно вновь охватила тревога, она почувствовала, что боится постареть, потерять тех, кого любит, что страшится попасть в братскую могилу живых мертвецов, вырванных из памяти близких, приговоренных ожидать конца в компании других таких же престарелых затворников. Потом перед мысленным взором промелькнуло лицо дочери, оставленной заботам Айрис, и она почувствовала, что успокаивается. Если она доживет до преклонных лет, Алиса будет ей поддержкой и опорой, хотя Таша вовсе не собиралась при этом отравлять ей существование.
