Однако даже на катере, где все равно невозможно было разговаривать из-за шума мотора, он казался необычайно озабоченным чем-то, с волнением вспомнила Джесс. Она прижалась лбом к прохладному стеклу, и ее плечи горестно поникли. Она наконец вняла голосу разума, вопрошавшему, когда же она намерена прекратить жить иллюзиями и повернуться лицом к реальности? Ведь реальность такова, что все уже кончилось. Ей выпали плохие карты, и она проиграла…

Джесс резко обернулась на звук открывшейся двери.

— Я только что заказал через Молли билеты на самолет! — объявил Луиджи, входя в комнату и закрывая за собой дверь.

Как только глаза Джесс остановились на его красивом лице, которое всего лишь несколько часов назад склонялось над ней, преображенное страстью, она почувствовала, что земля снова уходит из-под ног, ее бедное сердце готово разорваться, а разум отбросил все попытки принять суровую реальность и горячо молится о чуде. Увы, чудес не бывает.

— Джесси, мы должны… — Луиджи внезапно умолк, стиснув зубы, когда его взгляд упал на пол в нескольких шагах от него.

Джесс проследила за его взглядом и остолбенела — на полу были рассыпаны вырезки, выпавшие из папки, которую она отбросила в сторону за несколько минут до этого. Как во сне она наблюдала, как Луиджи подошел к туалетному столику, будто идя по следу выпавших вырезок, и взял в руки папку.

— Уже взялась за работу? — Голос его прозвучал холодно, тогда как глаза горели гневом и ненавистью. — Я вижу, ты не любишь зря тратить время, правда, мисс Янг? Теперь у тебя набралось достаточно материала, который ты можешь добавить сюда!

У Джесс закружилась голова.

— Луиджи, пожалуйста… — с трудом прошептала она.

— Ах, бедная Моника, — она явно не солгала мне, намекая на твою секретную миссию, — медленно произнес он. — Какая досада, что никто не догадался предостеречь тебя, какой она может быть необыкновенно прозорливой. — Он брезгливо отшвырнул папку, так что оставшиеся вырезки веером разлетелись по полу. — Ну что ж, ты не можешь пожаловаться, что я не внес сюда свой вклад и не предоставил тебе сенсационный материал, которого ты так отчаянно добивалась!

— Какой там материал! Это так, пустяки… — ошеломленно промямлила Джесс, сгорая от стыда.

— Не сомневаюсь! Попробуй только что-нибудь исказить, и я привлеку тебя к суду! — Он принялся демонстративно внимательно читать ее записи, и издевательское ожесточение, прозвучавшее в его смехе, резало ее как ножом. — У меня вызывает недоумение одна деталь, — задумчиво произнес он таким тоном, будто вел обычную беседу. — Я знаю, что есть газетенки, способные напечатать любую мерзость, какая только попадет к ним в лапы, но полагаю, что даже они требуют от своих авторов хоть какой-то минимальной грамотности!

— Что? — Джесс почти физически ощущала его презрение и негодование.

— Это — невероятно примитивная чушь, — проскрежетал он, бросая испепеляющий взгляд на папку. — Неужели ты считаешь это готовой статьей? Ребенок мог бы написать лучше!

— Есть разница между черновыми набросками и окончательным вариантом, — бросила ему Джесс, понимая, что между ними все кончено.

— Не надо быть гением, чтобы понять, что человек, неспособный грамотно связать несколько слов в предложении на черновике, не сумеет сделать это и в любом другом случае!

Джесс сделала медленный глубокий вдох, пытаясь привести в порядок путающиеся мысли. И этого человека она любила! Человека, который вместо того, чтобы открыто противостоять ей, играл с ней как кошка с мышкой — вплоть до того, что заманил ее в постель… все это время думая, что она за ним шпионит, и все это время ее ненавидя!

— Я не претендую на то, чтобы считаться великим писателем. — Джесс говорила чуть не плача от ощущения окончательной и невосполнимой утраты. — Однако вряд ли это необходимо падчерице Чарльза Фостера… Ты слышал о «Фостер пресс»?

— Разумеется, я слышал об этом издательском доме, — угрюмо откликнулся Луиджи, — но ничто из того, что я слышал, не наводило меня на мысль, что этой фирмой руководит такой человек, которому может понравиться идея, что женщина — любая женщина, не обязательно его падчерица — добровольно превратится в шлюху, чтобы только собрать «жареный» материал! — Он резко повернулся и направился к двери. — Я уезжаю сейчас, в четыре придет машина, которая отвезет тебя в аэропорт.

Одри Янг удрученно покачала головой.

— Джессика, ну как ты могла оказаться такой наивной? — простонала она. — Я знаю, что ты никогда бы на самом деле не написала эту проклятую статью, но оставить эти нелепые заметки так, чтобы их увидела Моника!..

— Я же тебе объясняла… — защищалась Джесс. Она только что изложила кузине сильно подправленную версию событий, произошедших в Ирландии, — только потому, что этого требовала ее совесть. — И не надо мне напоминать, какая я дура! Мне так тяжело!

— Прости, дорогая… Господи, ну почему ты мне не рассказала об этом, когда я звонила тебе, чтобы узнать, свободна ли ты от работы?! — причитала Одри.

— Потому что… Знаешь, Одри, дело в том, что на прошлой неделе Чарльз вызывал меня в свой офис…

— Вызывал? Силы небесные, должно быть, ваши отношения совсем плохи, если дошло до…

— Вовсе нет! — воскликнула Джесс; от волнения ее нервы напряглись до предела. — Он просто не хотел, чтобы мама слышала, что он мне скажет… Фактически он в очень мягкой форме сообщил, что по моей вине он получает какие-то оскорбительные письма от Луиджи и его адвокатов.

— Минутку! — с нарастающей тревогой прервала ее Одри. — С какой стати Луиджи и его адвокаты стали писать Чарльзу?

Раздражение Джесс достигло предела:

— Я думала, ты поняла, что я не случайно сообщила Луиджи, кто мой отчим.

Одри в ужасе покачала головой.

— Джесси, ты же не думала, что Чарльз поможет тебе напечатать?.. О, ты, видимо, именно это и имела в виду! — простонала она. — Я знаю, что в свое время ты совершила немало глупостей, но эта — поистине самая большая из них!

— Однако это не дает Луиджи права называть меня шлюхой! — неосторожно вырвалось у Джесси в приступе отчаяния.

— Как он тебя назвал? — задохнулась Одри, не веря своим ушам.

— Я… э-э… он сказал что-то по-итальянски. — Джесс с ужасом осознала, какую глупость она только что совершила. — Мне показалось, что это прозвучало примерно так, — закончила она не очень убедительно.

— Ну и как повел себя твой отчим? — Одри еще пребывала в потрясении от услышанного.

— Он передал мне два письма… Когда я их прочла, я думала, что с ним случится истерика.

— Но ничего подобного, конечно, с ним не произошло?

— Он обнял меня и попросил, если я смогу, объяснить… И еще сказал, что чувствует себя в какой-то степени тоже ответственным… — пробормотала Джесс, — за эти письма… — Она не договорила, а ее глаза наполнились слезами.

— Как Чарльз может считать себя в чем-то виноватым? — возразила Одри.

— Это из-за его отношения к моей идее заняться журналистикой, — вздохнула Джесс. — Единственная причина, почему он был против, — потому, что знал, что у меня совершенно нет к этому способностей. Но он не смог заставить себя сказать об этом напрямую.

— Конечно. Ты ведь и так получила пинок от судьбы, когда пришлось оставить профессию медсестры. Он такой же чокнутый, как и ты!

— Правда заключается в том, что я вела себя как капризный испорченный ребенок. Но не могли бы мы вернуться к главному — к письмам! Луиджи в своем письме сообщает, что я оскорбила не только его, но и своих близких, изменив фамилию. Учти, это может повлиять и на тебя. — Джесс была уже на пределе. — Он дошел до того, что потребовал сообщить ему все семейные фамилии, чтобы в будущем он мог быть уверен, что к нему и на милю не приблизится никто, имеющий ко мне даже косвенное отношение. — Она смотрела на Одри, с тревогой ожидая ее реакции, и в замешательстве обнаружила, что та смеется. — Боже мой, Одри, ему достаточно сказать слово в определенных кругах и…