II

Старший унтер-офицер Есимура был охвачен мрачными предчувствиями: уже больше девяти, а группа старшего ефрейтора Морикавы, отправившаяся на поиски съестного, еще не вернулась.

Над влажной, густой темнотой джунглей стояла тишина. Эта тишина царила здесь уже тысячу, а может быть, и десять тысяч лет - от нее можно было свихнуться. Иногда с тихим шелестом падал сухой лист или, шурша опавшей листвой, пробегала юркая ящерица; со всех сторон неслись голоса каких-то насекомых, от их многоголосого хора звенело в ушах и тишина казалась еще пронзительнее - словно ты находился глубоко, на дне океана.

В хижине, устроенной между деревьев, для чего к ним лианами прикрутили палки, покрытые листьями бананов, под шерстяными одеялами спали семь солдат. В темноте их, конечно, не было видно.

Солдаты спали в два ряда, устлав сырую землю сухой листвой и сверху покрыв ее плащ-палатками и одеялами. Вокруг зудели тучи москитов, поэтому они натянули одеяла на голову.

Собственно, это был всего-навсего навес, так как жилище без стен имело только крышу, а, чтобы дождевая вода не затекала под навес, вокруг вырыли неглубокую канавку.

- И чего они не идут? - произнес вдруг младший унтер-офицер Тадзаки. - И чего шляются?

Он поднялся с постели, раздраженно бурча что-то себе под нос и, видимо, вышел из-под навеса - послышался шелест сухих листьев под ногами.

Старший ефрейтор Уэки тоже встал, словно Тадзаки позвал его, и сонно спросил:

- Сколько сейчас может быть времени?

Ему никто не ответил - ни у кого не было часов. А если бы они у кого-нибудь отыскались, все равно в темноте ничего не разобрать. Часы давным-давно обменяли на продовольствие у местных жителей, когда те еще не были так враждебно настроены к японцам.

Младший унтер-офицер Тадзаки отошел от навеса по нужде.

- Эй, Кавагути! - крикнул он, обернувшись в сторону навеса. - Они не сказали, куда пойдут?

Ефрейтор Кавагути лежал в самом углу.

- Ничего они не говорили. Значит, ушли туда, куда обычно ходят.

- А не показалось ли тебе, что они собирались сегодня идти в другое место?

- Если так, сказали бы…

У ефрейтора Кавагути на лодыжке нагноилась трофическая язва, и от нее шел тяжелый запах. Лекарств никаких не было, бинтов тоже, и он завязал распухшую лодыжку, где уже проглядывала белая кость, разорванной рубахой, снятой с умершего солдата. А может, это от рубашки и исходил тяжелый смрад.

Кавагути уже не ходил вместе со всеми на поиски съестного - солдаты называли это «сбором материального довольствия», - не стоял в карауле, ему хватало сил лишь добраться за водой на речку, которая протекала перед их жилищем. Когда группа старшего ефрейтора Морикавы отправилась в джунгли, он кое-как дотащился с ними до реки. Солдаты давно уже опустошили все вокруг, и теперь осталось совсем немного мест, где они могли еще чем-то поживиться. В нижнем течении реки, там, где она сливалась с другой рекой, протекавшей позади их позиции, лежало большое болото, там еще можно было найти съедобные травы.

На острове совсем не осталось животных, годных в пищу. А птиц, ящериц и змей невозможно было поймать голыми руками. Кое-где встречались деревни - туземцы селились группами от десяти до ста человек на расстоянии нескольких километров друг от друга. Возле деревни обязательно была плантация кокосовых пальм и поле размером в один-два тебу{1}, где выращивали тапиоку, бананы и батат. Однако эти поля и плантации были совершенно опустошены еще до начала наступления австралийцев, и скорее японскими солдатами, чем местными жителями. Когда туземцы бежали в глубь острова, бросив свои поля, голодные солдаты накинулись на них и вырыли все до последнего корешка. И теперь укрывшейся в джунглях роте не оставалось ничего другого, как выискивать в зарослях съедобные клубни и молодые побеги растений.

- А может, они заблудились? - тихо прошептал старший ефрейтор Аоки, остервенело расчесывая кожу: сыпь покрыла его тело от поясницы до ступней. Солдаты ходили босиком, в шортах, именуемых «короткими брюками». У них не проходила сыпь. Если прыщи начинали гноиться и превращались в трофические язвы, надежды на выздоровление уже не было - истощение делало свое дело, и вскоре человек уже не мог подняться. Лучше всех в роте после младшего унтер-офицера Тадзаки держался старший ефрейтор Аоки.

- Морикава не мог заблудиться, - буркнул старший унтер-офицер Есимура из-под одеяла. Когда Есимура ложился на бок, живот словно прилипал к позвоночнику, поэтому он старался свернуться калачиком, подтянув колени к груди.

До сих пор еще не было случая, чтобы кто-то сбился с пути, уйдя на поиски съестного. В джунглях вообще-то никаких дорог не существовало, здесь легко можно было потерять ориентацию, но такого не могло случиться с солдатами, более двух лет сражавшимися в джунглях.

На сбор продовольствия солдаты подразделения Есимуры отправлялись сразу же, как только раздавался свист - сигнал сбора для солдат противника (австралийцы прекращали боевые действия в пять часов вечера и до семи утра не появлялись на передовой).

Возвращались из джунглей обычно уже в темноте. Они привыкли ходить в кромешной тьме почти ощупью: всюду валялись гнилушки, испускавшие голубоватый свет, - будто светлячки, и по этим гнилушкам, разным по величине, солдаты находили дорогу. Поэтому-то старший унтер-офицер Есимура и был уверен, что старший ефрейтор Морикава не мог сбиться с пути и заблудиться теперь в джунглях. Есимуру беспокоило совсем другое: а вдруг Морикава и его группа вообще не вернутся. Эта мысль давно не давала ему покоя, как он ни пытался отогнать ее от себя. Со старшим ефрейтором Морикавой ушло трое солдат и ефрейтор Мадзима, который был из той же деревни, что и Есимура. Он уговаривал Есимуру бежать вдвоем на остров С., где Мадзима бывал прежде, когда состоял в команде рыболовов и охотников. Видимо, ему надоело ждать, пока Есимура надумает бежать, и он решил посвятить в свой план старшего ефрейтора Морикаву. А вдруг они задумали улизнуть сегодня ночью? Есимура никак не мог избавиться от своих подозрений.

Из их роты дезертировали уже трое солдат. Первые двое исчезли с поста еще до того, как рота заняла эту позицию. Третий ушел в джунгли несколько дней назад совсем налегке - без винтовки и меча, - да так и не вернулся. Было еще светло - солдаты противника только что отошли на отдых, - и рота разбрелась по джунглям искать улиток. Бегство солдат произвело на остальных удручающее впечатление. Теперь, когда по джунглям бродило в одиночестве множество солдат из разбитых частей, потерявших командиров, у каждого в душе таилось желание сбежать из своей части и пожить хоть немного на свободе.

Есимура думал: если группа старшего ефрейтора Морикавы не вернется, рота окончательно перестанет существовать. Только четверо, считая и его самого, смогут ходить за продовольствием, и первым из этих четверых свалится он.

- Старший ефрейтор Морикава еще не вернулся? - послышался в темноте голос фельдфебеля Такано.

- Пока нет, - отозвался совсем рядом младший унтер-офицер Тадзаки.

- Кто это? Тадзаки? - удивленно спросил Такано. В темноте он его не заметил.

- Что там с Морикавой?

Фельдфебель Такано жил вместе с командиром роты, поручиком Харадзимой, и его денщиком, старшим ефрейтором Миядзимой, в отдельной хижине, метрах в пятидесяти от остальных. Поручик Харадзима совсем ослаб от истощения и малярии, поэтому фельдфебель Такано вынужден был взять на себя обязанности командира роты.

- Вы, наверно, знаете, куда ушел Морикава?

- Думаю, на старое место, - ответил Тадзаки и повторил то, что уже рассказал ему Кавагути.

Такано помолчал. Затем сказал спокойно:

- Подождем еще немного и, если они не вернутся, пойдем навстречу.

Идти навстречу Морикаве означало собрать вместо них съедобные травы. Продовольствием они запасались с вечера. Утром, как бы рано им ни удалось выйти, еду все равно не приготовить: весь день над головой висят самолеты противника, они могут заметить дым костра. Словом, если ночью не приготовить еду, все будут есть только на другой день, к вечеру.