Из кухни уже несли кофе и пончики.

Такано не хотелось есть - видимо, сказывалось волнение, но Тадзаки и Есимура набросились на пончики, которые им принесли - по два на каждого, - как голодные беспризорники. Такано не спеша потягивал кофе, с него точно камень свалился.

Выпив свой кофе, они вернулись в палатку и развязали узлы. Там оказалось все, что полагалось пленным, - красная фуфайка, штаны, майки, трусы, носки, мыло, зубная щетка, расческа, безопасная бритва, ведерко для стирки, иголки и нитки. Им принесли из лагерного склада раскладушки, одеяла и москитные сетки.

Выдавая им красные фуфайки, Исида сказал:

- Противная штука!

Стоявшие вокруг засмеялись.

- В такой не убежишь!

- Теперь красными сделаетесь!

- Ничего, привыкнут.

Это была такая же форма, как та, в которой они прибыли сюда, только выкрашенная в красный цвет. Странного, линялого грязно-красного цвета, она производила неприятное впечатление. Но особенно безобразными были шляпы. Широкополые фетровые шляпы, с которых сорвали ленты, совершенно потеряли свою прежнюю форму оттого, что побывали в краске, и напоминали головные уборы безработных бродяг. Но отказаться от красной одежды и этих шляп было нельзя.

Палатка, куда поместили всех пятерых, была стандартной армейской палаткой, рассчитанной на шесть человек. Исида и второй пленный по имени Сирома помогли им расставить раскладушки, разложить вещи. Все здесь имело определенный порядок и место. Каждый понедельник в лагере проводили проверку, и, если что-то было не так, провинившегося ждал выговор. Поэтому потребовалось немало времени, чтобы разложить все вещи по местам.

В лагере находилось сорок восемь пленных, включая и их пятерых. Это был пересыльный лагерь, откуда пленных, после того как наберется нужное количество, отправляли в Австралию. Однако австралийская армия строила сейчас в Лаэ, на Новой Гвинее, большой лагерь, где, по-видимому, будут содержать военнопленных, чтобы не отправлять их в Австралию. Вот почему их пересылка задерживалась. (Все это Исида узнал от Кубо.)

Работа, которую выполняли военнопленные, состояла из уборки, приготовления пищи и прочих занятий на территории лагеря, а также и вне ее. Работу за проволокой здесь называли «хозяйственной»: резали траву на большом пустыре за забором или прибирали служебные помещения австралийской военной части. В расположение других частей и объектов пленных не посылали. Поэтому для хозяйственной работы достаточно было выделить десять человек до обеда и столько же после обеда. Работать на пустыре пленные не любили, зато охотно шли убирать казармы австралийцев.

Раз в день в лагере проводили обход - полагалось тщательно поддерживать чистоту в уборных, на кухне, мыть посуду. Работа эта была противной, но обычно ее заканчивали до полудня, и остальное время было свободным.

Офицеров и младший командный состав отделили от солдат, им разрешалось не ходить на работу, но из четырех офицеров, находившихся в лагере, трое охотно, по собственному желанию, выходили на работу вместе с солдатами.

- Есть тут один неприятный тип, - сказал Исида. - Поручик, кажется. Уже месяц в лагере, а еще и словом ни с кем не обмолвился. Погодите, говорит, скоро всем вам крышка.

- Вы давно здесь? - спросил Есимура у Исиды.

- Месяца три, - ответил тот. - Можно считать, старожил.

- Значит… после боев на реке Преак?

- Да. Страшные были бои. Наша рота почти вся полегла. Я и еще двое из нашего взвода целый день бродили по джунглям. Еды - никакой, сами понимаете. Мы уж едва ноги волочили. Посоветовались и решили сдаться в плен.

Исида засмеялся. Есимуру поразил этот бесхитростный и откровенный рассказ. Неужели можно так открыто говорить о том, что ты сам, по собственной воле, поднял руки?

- И много здесь таких, как вы, - тех, что сами сдались? - поинтересовался Есимура.

- Сколько угодно! - ответил Исида таким тоном, будто гордился своим поступком, - О больных говорить не будем, но и большая часть из тех, кто еще держался на ногах, тоже сдалась в плен добровольно. Только поначалу никто в этом не признается. Все, словно сговорившись, твердят одно и то же: «Блуждал по джунглям, пока не угодил в лапы противника… Открыл глаза, а надо мной австралийские солдаты с автоматами…» И я сначала такую же околесицу нес. Однако, если человек не хочет попасть в плен, с ним этого и не случится. А если он попал в руки противника, значит, болтался где-нибудь поблизости, привлеченный запахом еды. Но после того как побудут в лагере с месяц, все начинают говорить правду. Смелые люди вроде Кубо-сан сразу признались: «Да, я сдался».

- Выходит, Кубо сдался добровольно? - перебил его Такано.

Исида озадаченно посмотрел на Такано.

- А вы что, не знаете? Он же с самого начала был против войны. И теперь все думает, как перестроить Японию после капитуляции. Япония-то, того и гляди, сложит оружие.

Такано молчал. Как пустая ракушка с крепко зажатыми створками. И до тех пор пока не ушли Исида и остальные, он сидел на раскладушке, не поднимая головы.

* * *

Поверить в то, что говорил Исида, было трудно. Как же так? Кубо добровольно сдался в плен и теперь, словно в награду за это, стал главарем в лагере; а большинство «красных фуфаек», похоже, просто-напросто дезертиры!

Такано знал о Кубо очень немногое. Он прибыл к ним в Шанхае, как раз перед тем, как дивизию отправили на острова. Служил во взводе Есимуры. Такано слышал, что Кубо учился в Киотоском университете, но ушел из него и поступил работать корреспондентом в газету. Ему было далеко за тридцать, кажется, он был женат и имел детей. Когда, они оказались в одной роте, Такано с жалостью смотрел, как солдаты, которые служили давно, хотя и были значительно моложе Кубо, измывались над ним. Иногда он вступался за Кубо. Когда из штаба дивизии пришло указание выделить кого-нибудь для службы при штабе, Такано, переговорив с командиром роты, рекомендовал Кубо. Он сделал это еще и потому, что Кубо, не отличавшийся крепким здоровьем, подхватил малярию и, естественно, совсем не мог работать на расчистке джунглей или на строительстве укреплений и дорог.

Таким образом, примерно через три месяца после высадки на остров Кубо был переведен в штаб дивизии и стал служить в отделе пропаганды. Такано однажды встретил его там, когда был в командировке. Это произошло как раз после боев за Торокина, когда положение с продовольствием в полку стало очень тяжелым. Кубо угостил Такано тушеной свининой, которую он достал у местных жителей. С тех пор вплоть до возвращения Кубо в часть Такано ничего о нем не слышал. Затем штаб дивизии, несмотря на возражения полковника Яманэ, бросил полк в бой, вернув всех, кто был прикомандирован к штабу, обратно в часть.

Когда они проиграли сражение на реке Преак и отступили в джунгли, Кубо пропал без вести. Такано записал в дневнике, что Кубо погиб, - он и в самом деле не сомневался в этом.

- И вы ничего не знали? - спросил Такано у Есимуры, когда они во время послеобеденного отдыха наконец остались одни в палатке.

Все давно лежали, а Есимура все еще сидел на постели, поглядывая по сторонам. У него пучило живот, наверно переел за обедом, и поэтому он не ложился. Он помолчал, не отвечая на вопрос Такано, потом нерешительно произнес:

- По правде говоря… я скрыл от вас, господин фельдфебель. Я знал. Он предлагал мне вместе с ним сдаться в плен. Я, конечно, отказался…

«Почему же ты молчал?» - чуть было не вырвалось у Такано, но он ничего не сказал, только поднял голову и взглянул на Есимуру. Он понимал, что у него нет больше права осуждать ни Кубо, ни Есимуру - ведь он сам такой же пленный, как и они.

- А Кубо не говорил тебе, почему решил сдаться в плен? - только и спросил Такано.

- Говорил, что не хочет подыхать с голоду на этом острове. Он и других уговаривал бежать, но никто не согласился. И тогда Кубо заявил, что пойдет один.