Было начало апреля, и солнце пригревало по-весеннему. Но деревья еще не зазеленели, поля были пока пусты, а все сельскохозяйственные машины стояли в сараях или под навесами. Однако пробивающиеся стрелки травы, частые дожди и тревожное мычание коров - все свидетельствовало о медленном, но верном приближении весны. Набухшие почки на деревьях и частые утренние туманы тоже были верными признаками весны.

* * *

После того как Грунделов женился, свекор передал ему кузницу. И сразу же у молодого хозяина она как бы помолодела. Вскоре он купил себе аппарат для электросварки и кузнечный молот. Каждое утро, прежде чем приступить к работе, кузнец несколько раз ударял по пустой наковальне. Звон разносился по селу, будя тех, кто любил поспать.

Всю зиму Грунделов много работал, ремонтировал немудреную крестьянскую утварь.

Когда Шихтенберг вошел в кузницу, Грунделов, надвинув на лицо защитную маску, сваривал какую-то деталь. Увидев Шихтенберга, он выключил ток и, прикоснувшись двумя пальцами ко лбу в знак приветствия, спросил:

- Что понадобилось от меня кооперативу?

- Завтра утром, Гельмут, я приду за ним. - Шихтенберг кивнул головой в сторону навозопогрузчика. - Скоро дела у нас пойдут лучше.

- Приходи не завтра, а послезавтра, - после короткого раздумья сказал кузнец.

Шихтенберг понимающе кивнул и спросил:

- У нас на ферме нужно отладить кое-какие мелочи. Когда ты сможешь это сделать?

- После первого.

Шихтенберг и Грунделов были когда-то хорошими друзьями. В годы войны они потеряли друг друга из виду. Грунделов вернулся из плена позже Шихтенберга. Они не встречались, так как Грунделов стал, так сказать, собственником, а бедняга Шихтенберг с трудом обрабатывал свой клочок земли.

Однако вскоре крестьяне образовали кооператив, в который вошел и Шихтенберг. Он горячо взялся за дело, и, наверное, без него кооператив давно развалился бы. Два года назад Шихтенберг вступил в партию, в то время как Гельмут день ото дня отдалялся от бывшего друга, хотя они и встречались иногда в селе.

Вскоре Грунделов начал выполнять кое-какие работы для кооператива. Однажды Шихтенберг принес Гельмуту в кузницу договор на подпись. Они разговорились, однако каждый чего-то не договаривал.

- По-моему, ты чего-то утаиваешь, - наконец сказал Гельмут.

- Да нет, ничего… Вообще-то хочу тебя кое о чем спросить… Ты, наверное, понимаешь, что очень нужен нам в кооперативе? Работы у нас пруд пруди. Иди работать к нам, и тебе тоже полегче станет.

Гельмут усмехнулся. Шихтенберг перехватил взгляд кузнеца.

- Ну, так как?

- Нет, мой дорогой, из твоей затеи ничего не выйдет. Я твои аргументы уже не раз слышал. Мне и так неплохо работается, так что не старайся, не трать на меня силы. Я и без того зарабатываю больше, чем буду получать у вас. Я вот сейчас сделаю навозопогрузчик, так, считай, тысчонка у меня в кармане. А ты разве сможешь платить мне такие деньги? Нет, конечно. Так что и не старайся разубедить меня.

- Ты, Гельмут, думаешь только о себе.

- Зачем ты мне говоришь об этом? Разве твои коллеги думают не о себе, а обо всех, когда они отработают восемь часов в кооперативе и сломя голову бегут в свой огород, где у них работы край непочатый? А зачем тогда Мюллер и Ханкер спрятали половину урожая? Или почему твои трактористы потихоньку вспахивают участки богачей? Да потому что хотят иметь деньжонки на выпивку. Оставь меня в покое! Сначала наведите порядок у себя… а уж потом…

- Что потом?! - перебил его Шихтенберг. - Потом, когда у господина кузнеца не будет больше выгодной работы, он сам прибежит в кооператив, не так ли? Послушайся меня, Гельмут! - Шихтенберг даже покраснел от волнения. Загибая пальцы, он начал считать: - Во-первых, два года назад нам было плохо. Во-вторых, ты забыл, что в наш кооператив вошли и крестьяне побогаче. В-третьих, подумай и о том, что такой кооператив у нас организован впервые. Прошу тебя, подумай еще раз над моим предложением: ты нам очень нужен!

- Нечего мне думать! Да и не верю я, что из вашей затеи насчет скотного двора выйдет толк.

- Что-нибудь да выйдет!

- Ты говоришь так, как будто он уже построен.

- Еще не построен, но скоро будет.

- Это тебе только снится. Кто будет заниматься этим, когда на полях сейчас полно работы?!

- И все равно мы скотный двор построим. Нам помогут солдаты.

- Выходит, ты уже и побираешься, как нищий! А еще хочешь меня к себе переманить. - Кузнец покачал головой. - Так пусть твои солдаты тебе все и делают.

- А почему бы и нет, сделают! - Шихтенберг направился к выходу.

- Да, вот еще что! - Остановил гостя Грунделов. - Не присылай ты к нам никаких агитаторов, не поможет это! - И кузнец снова принялся за прерванную работу.

Шихтенберг, хлопнув дверью, вышел на улицу и покатил по улице на своем велосипеде. Время от времени он покачивал головой, а выражение лица у него было озабоченное и злое.

«Кузнец в селе - лицо авторитетное. Побывал в плену у англичан, повидал свет. К тому же сильный он, занимается спортом и этим привлек на свою сторону молодежь. Умеет хорошо говорить. Плохо только, что он не знает, чего именно хочет. Его во что бы то ни стало необходимо перетянуть к нам. Весь вопрос в том, как это лучше сделать». - Шихтенберг надвинул фуражку на глаза, почесал затылок и сильнее нажал на педали.

За домами расстилались поля, а за ними виднелся лес, темный и влажный от дождя.

Шихтенберг до боли в глазах вглядывался в даль.

- Слишком много влаги, слишком много! - бормотал он. - Придется отводить излишек воды.

Заметив Раймерса, самого богатого крестьянина в селе, Шихтенберг учтиво поздоровался с ним. Раймерс что-то делал у себя в саду, кажется, копал: иногда звякала, попав на камень, лопата.

Шихтенберг поехал дальше, а заботы не давали покоя: «Какая земля была бы у нас, если почву немного осушить! Но сделать это можно только сообща. Жаль, что некоторые думают только о себе». Шихтенберг снова качал головой. У него созрел план, с которым он пока еще никого не знакомил.

Он мечтал о том счастливом времени, когда жители всего села войдут в кооператив. Некоторое время назад он начал следить за специальной литературой, вырезал статьи, в которых, как ему казалось, содержались вопросы, интересующие его, и хранил вырезки в специальной папке. Вся беда заключалась в том, что ему не с кем было посоветоваться, а говорить о том, что задумал, на собрании членов кооператива он не решался. Кто с ним согласится? Назовут мечтателем, пошутят, да и только.

Скажут, что сейчас есть и поважнее работа. Но уж кто-кто, а он-то знает, что структуру почвы нужно улучшать, иначе не получишь хорошего урожая.

Шихтенберг усмехнулся: рассуждает, спорит сам с собой.

Он остановился перед воротами, над которыми был прибит фанерный лист, а на нем крупными черными буквами написано: «Сельхозкооператив «Свободная земля».

Во дворе Шихтенберг увидел свояченицу Грунделова, Герду. Она шла от амбара. Увидев его, она приветственно помахала рукой и сказала:

- Скотный двор уже начали строить, я только что оттуда. Начать-то начали, вот неизвестно только, когда закончим.

- Закончим, и гораздо быстрее, чем предполагали.

Герда провела обеими руками по зачесанным назад волосам и засмеялась, приоткрыв красивые губы, отчего редкие веснушки на лице будто пропали. В темных добрых глазах появились приветливые огоньки.

- Хорошо бы! - сказала она и побежала к амбару.

Шихтенберг смотрел ей вслед и думал: «Какая она молодая и красивая! Собственно, в селе все девушки такие, но в Герде есть что-то особенное. Она образованная, интересуется всем новым. А не сказать ли ей о моем плане?»

И Шихтенберг быстрыми шагами пошел за Гердой.

* * *