Подобное представление еще в глубокой древности получило распространение от Индии до далекого Запада. Оно отразилось и в более позднем культе Осириса в Египте: владыка мертвых вершил свой суд над душами умерших; по его приговору душа либо отправлялась в царство справедливости на острове в потустороннем мире, либо, отягченная грехами земной жизни, возвращалась на землю в обличье животного. «Египтяне, — пишет Геродот, — первые высказали учение, что душа человека бессмертна, что с разрушением тела она вселяется в другое животное, которое рождается в то же самое время; обошедши всех животных, морских и пернатых, душа вселяется снова в нарождающееся тело человека; круговращение совершается в течение трех тысяч лет»^[347].

Древнегреческим философам и поэтам также был известен этот период времени, который они делили на три отрезка по тысяче лет. Иные же считали, что для перевоплощения души необходимо десять тысяч лет. Известный греческий врач и философ Эмпедокл полагал, что странствие душ убийц и клятвопреступников продолжается не менее тридцати тысяч лет.

В эпитафии на гробнице сирийского царя Антиоха, погребенного на вершине Таврского хребта, на высоте около двух тысяч метров, говорится: «Душа умершего властителя возносится на небеса к трону Зевса-Ахурамазды, в то время как тело его будет пребывать в гробнице вплоть до наступления Зарван-Акарана, в день воскрешения».

В IV веке до н. э. греческий историк Феопомп из Хиоса учил, что совокупность вещей вследствие их круговорота остается неизменной. Согласно учению персидских магов, в результате круговорота всего сущего люди возрождаются к новой жизни, и потому, по существу, бессмертны. Аристотель понимал время как смену определенных циклов в бесконечном повторении. Подобно созвездиям и планетам, вечные силы проходят, вращаясь по кругу вселенной; необходимое циклично и неизбежно возвращается к самому себе. При этом Аристотель ссылается на почтеннейших мудрецов Греции.

Такой ход мыслей был неизбежен. Его питали накопленные людьми познания о смене времен года, о посевах и урожаях, сезонах дождей и засухи, о добре и зле. Таким было учение об Эоне, сложившееся в последние века до нашей эры. Согласно восточной философии, времена блага и времена зла повторяются периодически в твердо установленной последовательности. Добро и зло — одно неизбежно следует за другим. Каждому периоду присуща своя специфика, но его неизменно сменяет другой. И эта вечная смена одного другим, этот круговорот, согласный с ритмом звездных миров, включает и круговорот человеческих душ. Они возвращаются к новой жизни под знаком тех же созвездий, в той же телесной оболочке, с той же земной судьбой. Все, что происходит в мире, — это лишь некое подобие времени, бесконечного, как небо и жизнь. Все, что происходило однажды, неизбежно должно повториться.

Учение об Эоне — самое внушительное в умирающем античном мире. К нему вел длинный путь через древнейшие звездные верования к залитым кровью жертвенникам, на которых люди сжигали тела собственных детей, через человеческие жертвоприношения, осуществлявшиеся до времени Римской империи. На этой фазе истории древние лунные и звездные божества превращаются наконец в единое великое божество, в котором совмещаются две основные стороны мира — светлое и темное начало, добро и зло. Как божество этот образ уже неуловим и не поддается истолкованию. В нем заключены и время, и пространство, извечный бог, вселенная и ее закономерности. С гор Ирана этот первобытный бог судьбы и вечности двинулся на запад, к берегам Малой Азии и Сирии. Там его еще можно узнать: он выступает под именем Кроноса-Сатурна, самого таинственного и отдаленного от земли звездного бога. В какой бы стране он ни появился, ему немедленно присваиваются свойства и прозвища всех значительных звездных богов. И вот в греко-египетской Александрии это божество появляется под именем Эон. Здесь его культ тесно переплетается с давно уже ставшими синкретическими и чуть ли не абстрактными представлениями о божествах, ушедших далеко от тысячелетних народных верований. Извечный бог Зарван-Эон непостижим, невидим и бестелесен. Для народных масс это всего лишь создание тонкой прослойки мыслителей и философов, заумное, неосязаемое, непонятное. Оно не дает защиты и внушает не доверие, а скорее чувство отчужденности и даже растерянности, никогда оно не станет божеством масс. Верующие еще пьют кровь жертвенного быка, посвященного умирающему богу: но для иудейской религии бог уже не тот, чье великолепие не уступает быку и чьи рога приносят благодать и победу. Для просвещенного израильтянина времена лунной религии ушли навсегда. Ныне он взывает к господу: «Не удаляйся от меня, сила моя! Поспеши на помощь мне… Избавь от меча душу мою и от псов, одинокую мою. Спаси меня от пасти льва, и от рогов единорогов, услышав, избавь меня»^[348]. Итак, бог больше уже не «священный единорог». Он не бык, не рыба, не змея и не лев! Страх одолевает человека. «Не удаляйся от меня! Поспеши на помощь мне!». Древние символы уже не способны быть опорой человеческому духу; они уже перестали быть божествами. Кто же тогда бог?

В VI веке до н. э. в греческих городах Малой Азии впервые вспыхивает зарница, осветившая Европу и Африку. Это проблески совершенно иного отношения к окружающему миру, когда человеческий разум познает себя и делает первые усилия, чтобы вырваться из плена мифологических сказаний, религиозной веры и мрачного культа. Философы древней Ионии пытаются с помощью естествознания своего времени, вавилонской астрологии и географических познаний, полученных греческими мореходами, найти путь к науке. Фалес Милетский^[349] говорит уже не о божествах воды, а просто о воде; Анаксимен^[350] говорит о воздухе, а не о божествах воздуха, ветра или бури. Анаксимандр^[351] пытается дать объяснение движению звезд с помощью простейшего учения об элементах. Земля, по мнению Анаксимандра, свободно парит в воздушном пространстве, ибо созвездия и планеты, вращаясь по кругу, должны проходить и под нею. Анаксимандр высказал свое мнение не как догму, а как логическую гипотезу, которую нужно было еще доказать.

Ксенофан^[352], современник Анаксимандра, странствовал по всей Греции. Он учил, что боги — это плод фантазии людей, что люди создали богов по своему образу и подобию, наградили их человеческими страстями и приписали им человеческие пороки:

Истинное же божество не может быть человекоподобно. Оно вечно и едино, оно все — глаз, ухо и душа и заполняет всю вселенную, имеющую форму шара.