Наш класс ребята считают везучим. А я вот — совсем невезучий.

По правде сказать, неудачник я с детства. Когда был совсем маленьким, у меня почему-то прорезались веснушки.

Разные дяди и тёти удивлялись:

— Смотрите! Он меченый!

— Такой беленький, а с веснушками!

Бабушка твердила, что веснушки принесут мне счастье. Она всё уверяла:

— Быть тебе космонавтом!

Папа верил, что я буду космонавтом, и учил меня внятно произносить имя и фамилию вместе: Илья Ильюшин. Говорил, что это красиво звучит.

Вместе внятно сразу не получалось. Папа сердился. Мама же вовсе не хотела, чтобы я был космонавтом. И утешала:

— Не огорчайся, Ильюша! Ты не виноват, что у папы такая трудная фамилия.

Бабушка вступилась за папу:

— Люшенька, когда станешь космонавтом, будешь гордиться нашей фамилией. Она почётная!

Но ждать, пока я стану космонавтом, не хватало терпения. А просто так гордиться фамилией было неинтересно.

Все мои неприятности начались с того, что родители переехали в новую квартиру. И я оказался в новой школе. Ребятам захотелось узнать обо мне побольше. Я намекнул, что у конструктора самолёта ИЛ такая же фамилия, как и у меня. Пусть думают, что он мой родственник. Зря похвастался. Они так не подумали. И, чтоб я не загибал, фамилию мою переиначили — сначала на Ильюхина, а потом на Веснухина.

Так я стал Веснухиным!

В дневнике и в классном журнале я по-прежнему значился Ильюшиным. А для ребят — Веснухин! И всё!

Вадька Морковин попытался меня утешить:

— Чего ты обижаешься? Меня Морковкой прозвали — и ничего. Не обижаюсь.

— Это потому, что Морковин и морковка — похожие слова, — ответил я. — А чем фамилия Ильюшин похожа на Веснухина? Ничем!

— Верно! — согласился Морковка. — Но кто виноват, что твое прозвище на лице написано?

Я, конечно, возмутился. Быть бы драке. Да вмешался Сеня Мостовой.

— Чего ты обижаешься? — спросил он меня.— Думаешь, приятно очки носить? Меня из-за них в боксёры не берут. Я-то ведь не обижаюсь, а меня Очкариком прозвали.

Тут староста класса Антон Милеев ввязался в разговор. Прикинулся, что набивается на прозвище:

— У меня прозвище тоже написано. Только на руке. Я левша. Можете Левшой звать. Не буду спорить.

Когда человек сам напрашивается, то ему нарочно отказывают. Я это сколько раз замечал. Все видели — Антоша хитрит. Он не левша, а только умеет боксировать правой и левой. Прозвище ему всё равно не дали.

— Если исподтишка левой в боксе атаковать, то нокаут верный, — объяснил Сеня Мостовой и похлопал Антошу по плечу.

Расстроился я от разговора в школе и плохо спал ночью. Всё ерунда какая-то снилась. Будто летаю с ребятами в космосе. Мы хотим прорваться к Солнцу. Только оно не подпускает нас. Тогда Антон Милеев пытается нокаутировать Солнце своей левой. Но оно стреляет радиоактивными лучами. Пришлось мне отразить их своими веснушками...

Проспал, конечно. Прибежал в школу, когда урок уже начался. Приоткрыл дверь нашего класса. Лёнька Булин меня сразу заметил.

— Смотрите! — закричал. — Веснухин пришёл!

Такого ещё не бывало. При учителях меня Веснухиным никогда не обзывали. Я растерялся и, вместо того чтобы убежать, ещё больше открыл дверь. Все засмеялись. Только учительница не смеялась. Постучала по столу, чтобы замолчали, и сказала:

— Заходи, Ильюшин, заходи! В следующий раз не опаздывай.

Я сел за свою парту рядом с Лидой Михайловой. Незаметно показал кулак Булину. Он мне гримасу скорчил. Булин всегда меня дразнит. Из-за Лидки. Она с ним сидела за одной партой во втором классе. Когда я появился, пересела ко мне. Булин ей этого простить не может. А поддевает меня.

Вспомнив, что первый урок — рисование, вынул альбом. И прислушался к тому, что говорит учительница.

— Будем сегодня рисовать... — начала она объяснять.

— На свободную тему, — догадался Антоша Милеев.

— Верно, — согласилась учительница.

Я люблю рисовать, и особенно на свободную тему. Мне захотелось нарисовать лучше всех.

— А мечту можно?—спросил я учительницу.

— Конечно, можно, — ответила она. — Не теряй времени.

— Какая у тебя мечта?—зашептала Лида.

— Не мешай думать! — отмахнулся от неё. Пожав плечом, Лида принялась старательно рисовать. А я думал, думал... и придумал.

Времени оставалось до конца урока мало. Я в спешке одними штрихами нарисовал домики, а над ними — космонавта без скафандра. Лицом к ярко-красному солнцу. Мне рисунок очень понравился.

Я с гордостью подумал, что никто из ребят так быстро нарисовать не может. И протянул альбом учительнице. Но она почему-то сначала взяла рисунок у Лиды. На нём были нарисованы красивые цветы.

— У тебя острый глаз, — похвалила учительница. — Хорошая память. Уловила краски. Чёткая линия. Молодец!

Отдала Лиде рисунок и взяла мой альбом.

— Это и есть твоя мечта? .. — спросила учительница. И, ещё раз взглянув на моего космонавта, добавила:— Хорошо, когда человек умеет мечтать. Только над рисунком ещё надо поработать. Небрежно выразил ты свою мечту. — И отошла к другим ребятам.

Мне, конечно, было обидно.

— Дай посмотреть, — попросил я Лиду, — что ты нарисовала.

Она протянула свой рисунок.

— Неплохие цветочки. Будешь знаменитой художницей!

— А ты-то что нарисовал?.. — удивлённо спросила Лида, рассматривая мой рисунок.

— Космонавта будущего!

— У тебя интереснее, — призналась Лида. — Я бы так не смогла.

Тут мне стало ещё обиднее.

— Слышала же, — сказал я ей, — над рисунком поработать надо. Поработаем... Поработаем...

Вспомнив свой сон, я жирными пятнами нарисовал космонавту веснушки, а от них протянул угрожающие Солнцу стрелы.

Лида следила за каждым движением моей руки.

— Зачем стрелы нарисовал?— с недоумением спросила она.

— Веснушки радиацию отражают.

— А они могут... отражать? .. — удивилась она.

— Веснушки-то? — усмехнулся я. — Они всё могут. Стану космонавтом — возьмусь за радиацию.

После урока рисования была математика. Ничего особенного не произошло. Затем по расписанию — урок физкультуры, но преподаватель заболел — и нам разрешили играть в пионербол.

На спортивной площадке собрался почти весь класс. Не было только Маши Луковой и Лёни Булина. Они побежали за мячом.

— Нашли кого послать! — сердился Антон Милеев.

Я стоял и думал: «Так тебе и надо, Булин! Влетит тебе!» Но Лёня так быстро и с таким криком ворвался на площадку, что никто ничего сказать ему не успел.

— Последние известия! Последние известия! — орал он, размахивая газетой. — Веснухин отражает радиацию!

За ним не спеша появилась Лукова. У неё в руках был мяч. Я прямо-таки обалдел. Откуда Булин мог узнать про радиацию? Неужели Лида разболтала? Я посмотрел на неё. Она сердито теребила свою косу.

Все подбежали к Булину.

— Чего врёшь ?! — пытался выхватить у него газету Мостовой.

— Я вру, да? — крикнул Булин и спрятал газету в карман куртки. — Спросите у Веснухина.

Я ничего не ответил. Ребята загалдели.

— Нечестно это. Нечестно!— вдруг закричала Лида, подбегая к Луковой. — Сплетница ты. Сплетница!

— Не вижу ничего нечестного, — усмехнулась Машка. — Нечестно шушукаться на уроках.

— Ты, Машка, не задирайся! — крикнул на неё Антоша. — У самой с дисциплиной плохо.

— И вообще хватит, — поддержал его Сеня Мостовой.

— Чего хватит? — возмутился Булин. И обратился ко мне: — Веснухин! Скажи по-честному: вру?