В разделе неожиданных штучек я должен вам рассказать о неприятности, которая случилась в дебюте нашей совместной жизни. Мы с Бертой устроили первый большой ужин, чтобы пригласить моего комиссара и его мадам. В то время я был еще простым полицейским. У комиссара Фавье была слабинка потроха по-кански. Берта как раз была большим специалистом по этой части, в общем, это как раз то, что надо! Ну, моя толстушка на кухне занимается готовкой, а мы после аперитива, как это принято, садимся за стол. Когда я стал откупоривать бутылку с вином, Берта принесла свое блюдо. Я разливаю и начинаю рубать. И тут я с удивлением обнаруживаю в своей тарелке целый кусок требухи. Я осторожно подцепляю его вилкой, вытаскиваю из соуса, и что же я узнаю? Один из моих шерстяных носков, который я повесил сушить на проволоку, натянутую над плитой, когда я пришел с дежурства. Он упал в чугунок с требухой, а Берта не доглядела. Я отвожу себя в сторону и сам себе устраиваю крупную пресс-конференцию. «Берю, — говорю я себе, — если комиссар Фавье заметит, что один из твоих двух носков варился вместе с требухой, будет страшный скандал. Твоя карьера поставлена на карту, парень». Фавье был энергичный мужчина. Любезный, но несговорчивый. После такого инциндента меня ожидало не повышение, а от ворот поворот! И я был вынужден есть свой носок. Правда, пришлось помучиться, когда я его разрезал на куски.
«Тебе, кажется, попался кусок с жилами?» — с сочувствием спросила Берта. Я успокоил ее: «Нет, нет, одна мякоть, лапуля!» Я уже доедал ступню, когда мне стукнула в голову мысль, а что если второй носок тоже свалился в чугунок. Меня всего парализовало; каждый раз, когда они зачерпывала разливательной ложкой из чугунка, я умирал от страха. Я ждал, что они вот-вот вытащат второй носок. Рубать я больше не мог. Когда в моем присутствии рассказывают фильмы ужасов, я сразу же думаю о том незабываемом ужине. Фавье и его супружница уплетали за обе щеки! Мой достопочтенный босс утверждал, что никогда в жизни не пробовал ничего вкуснее. «Не так ли, Берюрье?» — призывал он меня в свидетели. Я в это время сражался с голенью (так как я, увы! носил в ту эпоху носки-гетры). Я с обреченным видом пережевывал свой клубок шерсти «Пингвин», а эти скоты уже приканчивали блюдо. Я подбадривал себя тем, что говорил про себя, что как только я разделаюсь с носком, я смогу, наконец-то, съесть натуральный кусок требухи. Я налегал на свой носок, чтобы догнать их и успеть положить себе, пока они не стали выскребать со дна.
Они уже положили себе по четвертому разу, эти людоеды, коша г-жа Фавье сжалилась надо мной. «Мы все едим, как обжоры, а Берюрье даже вторую порцию не начинал» — сказала она. Я готов был расцеловать ее. Она взяла разливательную ложку.
«Вы позволите, я вам сама положу, Берюрье!»
«С радостью и удовольствием, мадам!» — поспешно отвечаю я.
Она скребет ложкой по дну чугунка и — шлеп! Что же падает мне на тарелку? Второй носок! В конце концов, все-таки это было лучше, что он попал мне! При всем при том, парни, тот, кто никогда не рубал двух шерстяных носков за один ужин, не может отдать себе отчет в том, что это собой представляет. Шерстяных носков, связанных моей мамашей из нечесаной шерсти, покрытой жировым овечьим выпотом!..
Его передергивает. Он качает головой и делает заключение:
— После этого злоключения я стал носить короткие носки! Он встает, идет к двери, открывает ее, просматривает пустынный коридор и с понурым видом возвращается на кафедру.
— Мою графиню что-то задержало, — сетует он. — Тем хуже для вас, парни. Она бы дала вам хороший урок манер. Словом…
Он листает свой растрепанный том.
— За столом у вас иногда появляется соблазн положить в карман что-нибудь из жратвы впредь видении завтрашнего дня. Не возражайте — ведь мы же все человеки. В этих условиях будьте предусмотрительными и прихватите с собой полиэтиленовый мешок.
Или же сделайте, как я: засуньте куриную ножку или баранье ребрышко в свой кисет. Так они не испачкают вашу одежду и будут благоухать ароматом табака!
После рубона хозяева заруливают гостей в гостиную, чтобы пропустить по последней и выкурить по сигарете. Как правило, мужики сбиваются в кучку, чтобы поговорить о своей работе, а дамы — пооткровенничать о своих любовниках. Потому что в этом и состоит разница между мужиками и бабами. Бабники говорят о заднице до жратвы, а бабенки — после.
Потягивая аперитив, мужики начинают шептаться о своих матрацных похождениях. Причем сразу же. «Ты знаешь, какую я снял прелестную красотку, Альберт? Подмахивает — закачаешься! Брюнетка, а так делает римскую свечку, что ни с какой блондинкой не сравнить. К тому же еще и массовичка-затейница! Настоящая парижаночка». Или такое: «Поль, дорогуша, ты по-прежнему живешь в своей холостяцкой квартире в районе Нейли? Ты не мог бы дать ключи? У меня сейчас на примете одна замужняя бабенка, такая застенчивая, что от слова отель встает на дыбы, как кобыла при виде огородного пугала…» Все это за аперитивом, до рубона. В это же самое время дамы треплются о тряпках. На Елисеях открылся «любопытный» магазинчик; они видели купальники из набивного ситца из коллекции Фанни Зегер и хотели их купить, но голубых не было, а были только красные; шляпка как шляпка, а стоит состояние, новинка фирмы «Гермес», вся из крокодильей кожи, снизу доверху… Об «этих» делах пока ни слова. Осторожно, мужики еще трезвые. Но стоит им выйти из-за стола, как эти херувимши начинают друг дружке рассказывать о том, как они трахались. Как он здорово трясет грушу, малыш Роберт, какой у него прибор — экстаз берет, он может начинать еще и еще, так что приходится просить пощады. И с какого времени с Марио «все порвано»: все было здорово, пока он не надоел со своей неуемной страстью и своими неуместными телефонными звонками. Эти дамочки, опрокинув несколько рюмок терновой эльзасской настойки, раз начав, остановиться уже не могут. Они выбалтывают самое сокровенное. После своих любовников они рассказывают о своем дантисте, о своей педикюрше и о своем гинекологе. Мужики, те ведут разговор о просроченных векселях, о помещении капиталов. Сейчас их волнует не задница, а поземельный налог. Мужчины, в сущности, только делают вид, что они бабники первой степени, но это не надолго, это лишь для трепа, чтобы убедить себя в том, что мочиться в раковину — это признак полной независимости. А настоящие развратницы — это бабы. У них постоянно жжет в одном месте, их все время тянет на «это дело». Баба — это женщина для мужчин, в то время как мужик, в действительности, очень редко является мужчиной для женщин! Настоящий мужчина для женщин! Вы хотите, я вам скажу, что это такое? Так вот, это выясняется тогда, когда переходят к сигарам. Это такой мужчина, который, вместо того, чтобы присоединиться к группе мужчин, остается в группе женщин. Минута истины наступает, когда пьют ликер, парни, запомните это навсегда! В то время, когда эти простофили беседуют об увеличении капитала, распределении дивидендов и падении акций, мужик сообразительный, который занимается бабенками, а не акциями фирмы «Пешине Прожиль», и является настоящим бойцом. И женщины это подмечают. Более того, они это ценят.
