Быстро соображаю, что подобный исход был бы вполне естественным!

Сбрасываю пиджак, туфли и изготавливаюсь прыгнуть в воду в элегантном стиле «лас точкой», как вдруг мощная голова Толстяка вновь появляется на поверхности воды. Он, спасая свою единственную жизнь, энергично работает руками. Осознав наконец ситуацию, фыркает и красивым брассом начинает перемещаться в направлении лестницы.

Отплевавшись, он приходит в себя полностью и в страшном гневе поносит меня на чем свет стоит.

— Идиот! Кретин! — гудит Толстяк снизу. — Чтоб ты сдох! Недоносок!

— Спокойно, инспектор, не будем оскорблять вышестоящих начальников, будь то даже на чужой территории!

Он показывает рукой на то место, которым оценивает всех вышестоящих. При этом ему приходится перевернуться на спину, и он чуть опять не тонет, несчастный. Меня даже мороз по коже пробирает.

Единственное, что успокаивает, — в такой теплой воде он, по крайней мере, не простудится.

— Ладно, прежде чем пойдешь переодеваться, расскажи-ка мне, каким чудесным образом ты очутился здесь, Толстяк?

Он вылезает из воды, снимает пиджак, штаны, ботинки и раскладывает на нагретых солнцем камнях. В майке и трусах мой Геркулес особенно хорош.

— Знаешь, тут целая история, — начинает Берю, продолжая смачно отплевываться. — Черт, какое соленое это чертово море!

— Скоро все изменится, — обещаю я. — Американцы уже вычерпали у себя всю соль и скоро доберутся до Мирового океана. Теперь валяй рассказывай свою историю.

— В общем, так. В один из дней профессор В. Кюветг, которого я имею честь сопровождать, был приглашен на знатную тусовку к Окакису, то есть сюда.

— Поскольку он тут, то верю тебе на слово.

— Не надо иронизировать. Все наши газеты об этом писали. Но вдруг профессору звонят — анонимный звонок, — и человек, не назвавший себя, просит профессора не ездить к Окакису.

— И он не объяснил причины?

— Вначале нет. Профессор, понятное дело, подумал, что его разыгрывает какой-то сумасшедший. Но скоро, когда было объявлено о подготовке приема на острове, человек снова позвонил. На этот раз он сказал: «Если вы поедете на Кокпинок, то обратно не вернетесь». Мы, мол, очень уважаем ваши открытия и вообще вашу деятельность, поэтому-то и предупреждаем. Но не думайте, что мы какие-нибудь шутники. Мы-де вообще шутить не любим. А чтобы доказать, что вы имеете дело с людьми серьезными, завтра вечером пошлем вам маленький сюрприз… Тут профессор наконец сделал в штаны и предупредил полицию. Но мы, сам знаешь, не предохранительные органы, а тем более средства: можем утешить, но защищать — не наше дело.

Выдав такой мощный аргумент, он сплевывает и хмурит брови.

— Что с тобой, Толстяк?

— У меня из котелка не выходит одна мысль, но об этом я тебе скажу позже… Так вот… О чем я говорил? А! Когда профессор пришел к нам со своими опасениями, мы ему сказали: «Не волнуйтесь, в мире полно чокнутых». Но уже на следующий день профессор получает посылку с головой своей секретарши, аккуратно уложенной в корзинке, какие продают на рынках.

— Да ну! — вскрикиваю я.

— Точно, так он и сказал. Его секретарша была вечной старой девой.

Жила в одиночестве. Короче, они пришли к ней, отделили голову от туловища и послали профессору В. Кюветту в виде рождественского подарка. Елевый презент, скажи?

— Да уж!

— А на следующий день последний звонок. Голос в трубке сказал: «Мы предупреждали, что не шутим. Доказательство вам преподнесли. Словом, если поедете на Кокпинок, пеняйте на себя». И повесили трубку.

Не правда ли, очень занятную историю поведал мне Его Величество Берюрье? Пролил-таки свет на мою темную голову! Значит, неспроста я ощущал витающую в воздухе опасность. А те из вас, кто сейчас крякают, мол, и сами предвидели, пусть наденут тапочки, на цыпочках пройдут в кухню и сделают себе яйцо всмятку, а я продолжу для тех, у кого вытянулось лицо от удивления… Согласитесь, угрозы людей, звонивших В. Кюветту, не банальный розыгрыш. Они хотели предупредить ученого об опасности и в то же время отрезали голову старушке — вот ведь странный, если не сказать зловещий, менталитет убийцы.

— Берю, — произношу я так тихо и значительно, что Толстяк отрывается от созерцания своего сохнущего в трусах кенгуру, — Берю, мы, кажется, попали в самую гущу событий, о которых и не помышляли.

— Знаешь, я тоже так думаю, — отвечает Толстяк без всякого энтузиазма.

— Ладно, рассказывай дальше.

— Шеф созвал большой совет. Попросил профессора воздержаться от поездки. Но папаша В. Кюветт, ты не представляешь, какой он воли человек! С виду прыщ, но сердце как у тореадора. Представляешь?

Заслуживает парень уважения с моей стороны! И не думайте, говорит, не останусь! Все равно туда поеду!

Шеф скрепя сердцем согласился, но при условии присутствия телохранителя.

— В общем, шеф доверил тебе эту миссию? Тут Толстяк как-то меняется и тушуется.

— Да понимаешь… Если честно, он поручил мне найти тебя, поскольку считает, что дело как раз по тебе.

— Ну и что?

От ушей Толстяка начинает валить пар. Он опускает глаза.

— Я позвонил тебе домой. Твоя маман мне сказала, что ты на побережье, и… Я, знаешь, не хотел тебе мешать…

— Ах ты, сукин сын! Она дала тебе мой адрес, но ты сказал шефу, что я уехал неизвестно куда! А шеф страсть не любит, когда его подчиненные исчезают, не предупредив.

— Так и есть. Шефа вызвали на конференцию НАТО на несколько дней.

Тогда я сам принял решение поехать сюда и все устроил наилучшим образом… Знаешь, мне хотелось совершить хоть раз в жизни круиз среди королей и миллиардеров! Такое искушение, понимаешь?

Я хмыкаю.

— Мне кажется, тебе придется вложить все свои сбережения в закупку мыла, поскольку шеф намылит тебе шею вместе с головой!

Толстяк вздыхает.

— Я тоже так думаю. А какой он был, когда с тобой разговаривал?

От неожиданности вопроса у меня лезут глаза из орбит.

— Я с ним не разговаривал! Что ты мелешь?

— А как же ты тут очутился?

Теперь я понимаю, почему Берю не удивился, увидев меня во дворце Окакиса. Мой толстопузый сослуживец не утруждал попусту свои разжиженные мозги, а просто решил, что наши службы направили меня сюда для охраны судовладельца.