- Эх, бояре, бояре… - не высказал - простонал царь. - Опутали вы меня, зацепили… Теперь без вас и дел никаких не решить… - Он перевел взгляд на Ивана и тихо продолжил, будто жаловался: - Вот и тебя с Митрием хотел бы, а не позвать. Бояре скажут: нельзя шушукаться с худородными, не царское это дело.
- Да уж, - усмехнулся Иван. - Я и не боярин даже.
- Ах ты ж! - Дмитрий вдруг весело засмеялся и с силой хлопнул юношу по плечу. Иван аж присел от неожиданности, - царь был человек не слабый, кряжистый, плечистый. - Ты что ж, намекаешь, чтоб я тебя боярством пожаловал?
- Да упаси Боже! - замахал руками Иван и впрямь ничего такого не думавший.
Однако царь рассудил иначе:
- А ведь пожалую! Вот ошкуя поймаешь - и пожалую. А парням твоим - дворянство московское! Эй, эй! На землю-то не бросайся. Что у вас у всех за привычка такая дурацкая?
- Батюшка, батюшка! - заголосили подъехавшие бояре. - Не изволишь ли отобедать?
- О, явились! - Дмитрий вздохнул и снова улыбнулся Ивану: - Ты вообще чего тут, у дворца, околачиваешься? Боярства ищешь?
- Да нет, Жака… Ну, Якоба.
- А, Маржерета… Во-он он у бояр крутится. Постой-ка! Не у тебя ль на свадьбе он не так давно гулеванил с князем Михайлой, мечником моим, вместе?
- У меня, - скромно потупил очи Иван.
- Тогда жди… Сейчас пришлю тебе Маржерета.
Царь повернулся и в задумчивости направился во дворец. Следом, сверкая парчою и драгоценностями, потащилась свита.
Ждал Иван недолго - Жак выскочил сразу. Улыбнулся:
- Бон жур, Жан!
- Бон жур. Са ва?
- Са ва бьен! Э тю?
- Бьен… - Иван улыбнулся. - Отойдем?
- Давай.
Отойдя с десяток шагов от дворца, приятели остановились.
- Слышь, Жак, - негромко сказал Иван. - Помнишь тех девчонок, где мы… Ну, короче, где мы чуть было не подрались.
- А!!! - хитро улыбнулся француз. - Так ты, кажется, недавно женился. А уже про девчонок спрашиваешь! Что, на новеньких потянуло? И правильно. Жена женой, а девки - девками! - Маржерет залихватски подкрутил ус. - Не ту ли черноглазую ты ищешь… мадьярочку, да?
- Гм… - Иван не знал, что и ответить. И что спросить.
Впрочем, Маржерета и не надо было спрашивать, - о гулящих девках он, казалось, знал все, что и поведал юноше с немалыми и большей частью ненужными подробностями.
- Ага, - не дослушав, перебил Иван. - Значит, на Никольской они?
- Да, там… Не на самой Никольской, а ближе к реке… ну, где рядки. Там и найдешь свою черноглазую. Поклон передавай… Опа!
Француз вдруг, что-то вспомнив, вытащил из-за пазухи мешочек и, подкинув, поймал на ладонь. Мешочек приятственно звякнул.
- Государь от щедрот своих жалует тебя, Жан, тремя золотыми ефимками, сиречь - йоахимсталерами! На счастье молодому семейству!
- Вот славно! - Иван не скрыл радости, - а чего ее скрывать-то? Не каждый день золотые ефимки дарят, тем более - царь. - Вот что, Жак, по такому случаю - с меня корчма.
- Ловлю на слове! - шутливо погрозил пальцем француз.
Приятели распрощались, и Иван не спеша зашагал к приказным палатам, даже не догадываясь, что на сегодня его приключения отнюдь не закончились.
Позади послышался вдруг топот копыт и лошадиное ржание. Юноша оглянулся и поспешно отошел в сторону, пропуская вызолоченную карету с одетым в парчовый полукафтанец кучером на козлах.
- Тпрууу!
Нагнав Ивана, карета остановилась. Приоткрылась дверца:
- Пожалуй, Иван Леонтьевич, подвезу.
- Да мне не далеко.
- И все же!
Голос прозвучал настойчивее с этакими властными интонациями. Ну, конечно же, властными, какими ж еще, не простолюдины же по Красной площади в золоченых каретах катаются?!
Пихнув за пазуху мешочек с только что полученными ефимками, Иван заинтригованно полез в возок и уселся на обитое сафьяном сиденье… Лошади медленно тронулись.
- Хе-хе… - ласково улыбнулся парню какой-то сивый, богато одетый старик… ну, не совсем старик, а так, пожилой. Противный такой с виду, и бороденка будто бы даже сальная. Голосок тоже мерзкий - скрипучий такой… Господи! Уж не из мужеложцев ли? Ну, с такими разговор простой, - как учил Прохор, с ходу правой в ухо! Впрочем, старичок, кажется, не приставал… Попробовал бы!
- Говорят, ты, Иване, с племяшом моим, князем Михайлой дружишься?
А старичок-то знакомый… Ну, еще б не знакомый! Князь Василий! Василий Шуйский - Рюрикович, опальный боярин, не так давно полностью прощенный царем.
- Ну да, - юноша кивнул. - Князь Михаил - человек честный и славный.
- То так, так, - внимательно рассматривая Ивана, закивал старый князь. - Государь тебя подарком пожаловал?
Иван моргнул, - ну и князь, уже и это знает! Не счел нужным таить, кивнул:
- Пожаловал.
- Векселем или златом?
Ну до чего ж любопытный!
- Ефимками.
- Это хорошо, - дребезжаще рассмеялся князь. - Векселя-то государевы казенный приказ к оплате не принимает.
- Как это не принимает? - удивился Иван.
- А так! Злата в казне - кот наплакал. Щедр государь без меры. Не дергайся, не в твой огород камень.
- Да я и не…
- Князь Михайла, племянник мой, тебе на свадьбу что подарил?
- Саблю татарскую, - похвалился юноша. - Рукоять смарагдами изукрашена.
- Хэк… саблю, - презрительно бросил Шуйский. - На вот!
Он взял с сиденья рядом с собой небольшой сверток, развернул - в глаза Ивану метнулось сиянье золота и рубинов.
- Невесте твоей ожерелье… Верней, теперь уж - супруге.
- Благодарствую! - Иван, не чинясь, принял подарок. А чего б не принять? От прощенного-то боярина, тем более родного дядюшки… ну, если и не друга, то приятеля - человека, несомненно, честнейшего.
- У ворот тебя высажу, - улыбнулся князь. Глаза его, впрочем, смотрели настороженно и цепко. - Это хорошо, что ты от подарка не отказался… Молодец.
Оказавшись на улице, Иван поклонился князю. Тот кивнул в ответ, и карета небыстро покатила в ворота.
- Ну и денек! - покачал головою Иван. - Этак не одну лесопильню можно будет на тихвинском посаде поставить, а две… или три даже!
Гарпю он отыскал там, где и говорил Маржерет - у рядков, на Никольской. Конечно же, не в ряду девиц с кольцами в губах - те были местные и чужих ни за что не пустили бы, - а невдалеке, ближе к речке. Там же, у реки, паслись кони и стояли кибитки. Не гулящие, а перекати-поле какие-то. Интересно, а зимовать они где собрались?
Девчонка узнала Ивана сразу, вынула изо рта кольцо - знак продажной любви, - улыбнулась:
- Идем в кибитку?
- Идем, - легко согласился Иван. - Только не затем, зачем ты думаешь.
- Интересно… - Гарпя на ходу оглянулась. - Зачем же?
- Вот! - Поднявшись в кибитку, Иван протянул девушке гребень. - Узнаешь?
- Нет… Впрочем…
Взяв гребешок, Гарпя поднесла его к глазам, всмотрелась:
- Ах да… сама ж тебе его и дала. Там, под Кромами. Помню-помню… Важный московит его у меня оставил, забыл, наверное… Чувствую, ты о нем хочешь спросить, так?
Иван молча кивнул.
- Боюсь, не помогу тебе, - сокрушенно вздохнула девушка. - Признаться, плохо его помню… да их там много захаживало. Кажется, сильный такой… Да, однорядку он у меня прижег светильником - как раз по подолу. Дорогая однорядка, черная такая, бархатная…
Сказать по правде, Иван рассчитывал узнать больше, куда больше, но, увы, просчитался, как это частенько бывает с любым, даже самым опытным дознавателем. Впрочем, были еще наметки, и много, оставалось лишь свести все эти вроде бы, на первый взгляд, разрозненные сведения в одну кучу. Да и Митрия расспросить - что он там вызнал среди приставов и катов? Может, все же не сам по себе повесился Телеша Сучков? Может, помог кто?
- А ничего не вызнал, - придя в хоромы, отмахнулся Митька. - Квасу не осталось ли? В горле сохнет.
- Бери вон бражку.
- Давай…
Напившись, Митька развалился на застланном волчьей шкурой сундуке и, блаженно вытянув ноги, пояснил:
