Когда сияние высветило приближающихся орков и несколько огромных собак, прыгающих впереди, Павел вздрогнул. Может, как предположил Уилл, они и встретили охотников, но было их уж слишком много, да и вооружены орки были очень хорошо. Павел подумал, что они скорее похожи на отряд, собравшийся напасть на соседний клан, но теперь переключившийся на жертву, обнаруженную поближе к дому.
Уилл вновь швырнул камень, один из псов упал и кубарем покатился по склону. Скороговоркой выпалив заклинание, Павел тоже нашел свою цель. Луч света, сорвавшийся с его ладони, обратил вторую собаку в пепел.
В ответ из темноты прилетели дротики. Один из них просвистел в нескольких дюймах от Павела. Жрец пожалел, что с ним нет его волшебной куртки. Сначала она пострадала при столкновении с чешуйчатыми тошнотниками, а потом погибла окончательно, когда Ягот разорвал то, что от нее осталось.
Жрец мог создать подобие магической защиты для них с Уиллом, но решил, что, прежде чем он попробует произнести это заклинание, они должны покончить с собаками. Громадные косматые твари, которых теперь осталось четверо, быстро сокращали расстояние, отделяющее их от жертв.
Камни Уилла сразили еще двоих псов. Павел сотворил на ладони сгусток дрожащей, покалывающей энергии. В руке у него возник прутик из сгустившегося темно-красного света. Когда собака оказалась в пределах досягаемости, он взмахнул рукой, словно держал в ней рукоять плети, и светящийся малиновый бич хлестнул по зверю. Пес упал и забился в судорогах. Завоняло горелым мясом.
Оставшаяся тварь прыгнула, и Павелу пришлось отскочить, чтобы увернуться от истекающих слюной челюстей. Он стегнул собаку огненным кнутом, и с ней тоже было покончено.
Орки приближались.
Уилл метал камень за камнем. Павел читал молитву, сжимая амулет. Когда тот засиял красно-золотым светом, он прикоснулся им к плечу хафлинга. Свет перескочил на Уилла и разлился вокруг него мерцающей аурой, которая должна была помочь отразить удары. Павел успел повторить процедуру и сделать такую же защиту для себя, когда первые орки приблизились на расстояние удара.
Павел и Уилл дрались спина к спине. Светящийся кнут должен был успеть отнять еще несколько жизней, прежде чем заклинание утратит силу. Теперь жрец хлестал им направо и налево, держа в свободной руке жезл и используя его вместо щита, отбивая удары копий и кривых сабель.
Он убил одного, потом второго. У хафлинга, похоже, дела шли не хуже. Но орки все прибывали, враги кишели вокруг, и Павел подумал, что, пожалуй, вдвоем с Уиллом им не справиться. Какая это будет горькая насмешка судьбы, если они, выстоявшие против десятков существ, которых принято считать куда более опасными, погибнут от рук гоблинов.
Продолжая сражаться, жрец безмолвно взывал к Летандеру, моля о помощи. И тут над полем боя пронеслось нечто разом заслонившее лунный свет, пробивающийся сквозь тучи. Все погрузилось в кромешную тьму.
Огромное темное змеиное тело с крыльями, как у летучей мыши, опустилось на землю, и от этого удара, склон холма содрогнулся. Сверкая алыми, словно раскаленные угли, глазами, существо ухватило зубами, одного из орков поперек живота, вонзив в него длинные верхние клыки. Павел ощутил такую волну невозможного, неестественного запаха разложения, исходящую от дракона, что все в нем сжалось.
– Это Бримстоун! – воскликнул Уилл.
Поскольку хафлинг не был жрецом и не обладал способностью Павела распознавать мертвяков, он узнал дымного дракона-вампира по запаху серы и золы.
Бримстоун наносил удары направо и налево, рвал орков когтями и бил хвостом. Но по-прежнему удерживал в пасти свою первую жертву, насаженную на длинные клыки, и с тошнотворным хлюпаньем и причмокиванием высасывал из гоблина кровь.
Орки завопили и кинулись врассыпную. Они больше не представляли угрозы, но Бримстоун продолжая преследовать их, кидаясь от одного к другому, словно собака в яме с крысами. Некоторое время спустя он выплюнул обескровленные останки гоблина и, видимо, все еще томимый жаждой, схватил другого воина со свиной мордой, облаченного в кожаную куртку и кольчугу.
К тому времени, как он высосал жизнь из второго, все орки были либо мертвы, либо удрали уже достаточно далеко. Бримстоун повернулся и насмешливо усмехнулся Павелу и Уиллу. Свирепый огонь в его глазах чуть потускнел, лишь когда завершилась бойня.
– Заметь, жрец, – сказал он. – Ты молишься своему богу о спасении, и появляюсь я. Ты не собираешься поблагодарить меня?
* * *
Ветерок нес Тэгана над огнями Фентии, а когда воздушные потоки повлекли его на юг, внизу раскинулись черные просторы Лунного Моря. Время от времени вокруг него появлялись светящиеся полупрозрачные призраки, но потом снова исчезали. Преимущественно это были образы местных магов, в полный рост или только их лица, увеличенные в размерах. Подобный спектакль должен был представить его колдуном, использующим «магию авариэлей, тайную магию неба», чтобы установить личность изменника.
На самом деле, конечно, все обстояло совсем не так. Летая неподалеку, сделавшийся невидимым Дживекс создавал иллюзии, чтобы устроить все это представление. Если повезет, агент Саммастера заметит огни, вспыхивающие в ночном небе, и им удастся спровоцировать его на нападение.
Два дня назад, чтобы усилить нажим на магов, мастер фехтования назвал имена еще четверых колдунов, чью верность он якобы безоговорочно установил. Если верить Рилитару, те четверо – маги со сравнительно скромными способностями, которым недостает тайных знаний, чтобы стать агентами Саммастера. Но уверенным ни в чем быть нельзя. После всех поисков и размышлений Тэган вообще ни в чем уже не был уверен.
Вот почему необходимо выманить врага из укрытия, хотя авариэль понимал, насколько опасную тактику он выбрал. Рилитар предложил охранять Тэгана, но мастер фехтования счел это не лучшей идеей. Чем больше народу, невидимого или нет, будет болтаться поблизости, тем выше вероятность, что изменник или его прислужники сумеют как-то распознать их присутствие. Соответственно, когда Фоуркин попросил эльфа о встрече, чтобы обсудить с ним некие эзотерические письмена, выгравированные на наковальне, использовавшейся когда-то для свершения обрядов, и обнаруженные одним из молодцов Кары в давно заброшенной крепости гномов, Тэган настоял, чтобы тот согласился.
Однако авариэль имел при себе два амулета, изготовленные для него Рилитаром. Один – серебряное кольцо, заряженное магией, позволяющей видеть невидимое. Благодаря ему маэстро видел Дживекса так же отчетливо, как обычно, а когда дракон сотворил сверкающее подобие Огненных Пальцев, вдруг заметил еще и хазми.
Летающее существо постепенно появилось в поле его зрения целиком, от жала до хвоста. Тело его было пропитано магией. Оно спускалось с высоты, из сверкающей дымки слез Селуны, притушив свой огненный ореол. Наверное, оно не знало, как сделать пламя невидимым.
Едва Тэган заметил опасность, другой амулет, данный ему Рилитаром, – золотая брошь в виде глаза – тоже, по-видимому, распознал ее и послал мысленный сигнал своему создателю. Эльф должен устремиться к месту схватки с максимальной скоростью, на которую способна его магия. А пока Тэган просто продолжал парить в небе, словно ничего не произошло, подманивая хазми на расстояние удара.
Демон зарычал, вышел из пике и описал в воздухе круг, увеличивая расстояние между собой и противником. Его огненный ореол вспыхнул, заставив Дживекса зашипеть. Малыш до этого мгновения, видимо, не догадывался о появлении хазми. Однако демон каким-то образом узнал, что Тэган заметил его.
Мастер фехтования погнался за врагом, то же сделал и Дживекс. Тэган на лету выпалил заклинание, позволяющее увеличить скорость. Пока магия вливалась в его мускулы, он гадал, что могло задержать Рилитара, на которого он так надеялся. Ведь эльф мог помешать танар'ри мгновенно перемещаться в пространстве.
Хазми устремился вниз, к городским шпилям и остроконечным крышам. Как раз в тот миг, когда демон начал круто разворачиваться, Дживекс напряженно уставился на него и пустил в ход свою природную магию. Пыль, обсыпавшая длинноносую, отдаленно напоминающую человеческую голову хазми, запорошила демону глаза. Тот шарахнулся в сторону, врезался в один из шпилей, свалился на плоскую крышу и остался лежать неподвижно.