К нашей неописуемой радости, стук начал медленно удаляться и наконец замер вдали.

– Матушка, – прошептал я, – бери деньги и бежим поскорее!

Я не сомневался, что закрытая изнутри дверь показалась слепому подозрительной, и он удалился только затем, чтобы созвать остальную шайку.

Какое счастье, что я догадался запереть дверь на засов! Моих чувств никогда не понять тому, кто не видел этого ужасного слепца.

Но моя матушка, несмотря на страх, ни за что не соглашалась взять больше того, что ей следовало, и в то же время не желала взять и меньше.

– Еще нет семи, – проговорила она, – и мы наверняка успеем сосчитать свои деньги.

Она все еще спорила со мной, когда с вершины холма донесся тихий свист. Этого было достаточно, чтобы мы испуганно переглянулись.

– Я возьму только то, что успела отсчитать, – сказала матушка, поднимаясь.

– А я прихвачу еще и это для ровного счета, – добавил я, пряча в карман сверток в клеенке.

В один дух мы сбежали вниз по лестнице, оставив свечу у опустевшего сундука, и выскочили наружу. Нельзя было терять ни секунды. Туман быстро рассеивался, и луна поднялась уже довольно высоко. Только в глубине лощины и вокруг таверны висела сырая мгла, скрывавшая наше бегство. Но уже на полпути к селению мы должны были неизбежно оказаться в полосе яркого лунного света. Вдобавок издалека послышался звук шагов. Мы обернулись и увидели быстро приближающийся и колеблющийся свет – должно быть, кто-то из разбойников нес фонарь.

– Мой дорогой Джим, – простонала в отчаянии мать, – бери деньги и беги со всех ног! Мне дурно!

«Мы оба погибли», – подумал я. О, как проклинал я в эту минуту трусость наших соседей и осуждал свою собственную мать одновременно за честность и жадность, за прежнюю отчаянную решимость и нынешнюю слабость!

К счастью, мы оказались у какого-то мостика. Я помог спотыкающейся матери спуститься к берегу ручья. Там она вдруг лишилась чувств и склонилась на мое плечо. Уж и не знаю, откуда у меня взялись силы, но мне удалось затащить ее под мостик, хотя, боюсь, действовал я довольно грубо. Мостик оказался настолько низким, что забраться под него можно было только на четвереньках.

Так мы и спрятались неподалеку от нашей таверны.

Однако любопытство мое оказалось сильнее страха. Я выполз из-под мостика в ложбину по соседству и укрылся за кустом ракитника. Оттуда хорошо был виден участок дороги перед нашим домом.

Едва я успел занять эту позицию, как появились враги. Их было человек семь-восемь, и они очень спешили. Шаги их гулко отдавались в тишине. Впереди шел мужчина с фонарем, за ним следовали еще трое, держась за руки. Несмотря на туман, я сумел разглядеть, что посреди этой троицы находился тот самый слепец. А через несколько мгновений до меня явственно донесся его голос.

– Ломайте дверь, парни! – гаркнул он.

– Есть, сэр! – разом ответили несколько голосов.

Злодеи бросились к дому, за ними последовал человек с фонарем. У двери они остановились и начали совещаться, удивленные тем, что дверь оказалась не запертой. Замешательство продолжалось недолго, и слепец снова начал зычно отдавать приказания. В его голосе слышались нетерпение и бешенство.

– Скорее в дом! – орал он, досадуя на медлительность спутников.

Четверо или пятеро ворвались в дом, двое остались на дороге со слепцом. Несколько минут стояла тишина, потом раздался возглас удивления и чей-то голос крикнул изнутри:

– Билли окочурился!

Слепец снова выругался.

– Обыщите его, бездельники! – скомандовал он. – Остальные бегом наверх и тащите сюда сундук!

Я слышал, как скрипели под их тяжелыми шагами ступени нашей старой лестницы, и мне казалось, что содрогается весь дом. Затем снова послышались крики изумления. Окно в комнате капитана распахнулось, посыпалось битое стекло, и в оконный проем высунулся до пояса человек, крича слепцу, поджидавшему на дороге:

– Пью, здесь успели побывать до нас! Кто-то вскрыл сундук и перерыл его сверху донизу.

– А они там? – проревел в ответ Пью.

– Деньги на месте.

– К дьяволу деньги! Я толкую о бумагах Флинта!

– Никаких бумаг не видать.

– Эй вы, там, внизу! Живо обыщите Билли! – снова заорал слепец.

Один из тех, что оставались внизу около тела капитана, появился в дверях таверны и сообщил:

– Мы обыскали его с головы до пят, но ничего не нашли.

– Проклятье! Нас ограбили хозяева таверны! Это тот чертов мальчишка! Жаль, что я сразу не выколол ему глаза, – взревел слепой Пью. – Они только что были здесь! Это они заперлись на засов, когда я пытался открыть дверь. Ищите как следует, парни, и вы найдете их.

– Ясно, что хозяева! Они и свечу здесь оставили! – сообщил тот, что высовывался из окна.

– Ищите хорошенько! Переройте весь дом! – орал Пью, колотя палкой о мерзлую землю.

В таверне поднялись такая суматоха и такой грохот, что эхо проснулось в скалах на берегу. Гремели тяжелые шаги, хлопали двери, падала мебель. Наконец разбойники стали один за другим выползать наружу, докладывая, что ничего не обнаружено.

Издалека снова послышался чей-то свист – тот самый, который так напугал меня и мою матушку, когда мы пересчитывали деньги капитана. Он повторился дважды. Я-то думал, что этим свистом слепец созывает своих пособников на штурм. Но теперь я понял, что это был сигнал со стороны селения, предупреждающий разбойников о надвигающейся опасности.

– Это Дерк, – сказал один из них. – Два сигнала! Надо убираться отсюда, парни!

– Убираться? Проклятые олухи! – закричал Пью. – Дерк всегда был дураком и трусом, нечего обращать на него внимание. Ведь они не могли уйти далеко! Они где-то рядом, почти у нас в руках… Ищите же их живее, псы! О, проклятье! Если б только у меня были глаза!..

Призыв слепца подстегнул злодеев. Двое из них принялись рыскать вокруг таверны, но делали они это, как мне почудилось, без особой охоты. Остальные в нерешительности торчали посреди дороги.

– Дурачье! У вас в руках бочонки с золотыми дублонами, а вы топчетесь! Вы можете стать богатыми, как королевские особы, если найдете эти бумаги, и они наверняка здесь, а вы стоите, развесив уши. Ни один из вас не решился встретиться с Билли, и только я один пошел к нему! Я не намерен потерять из-за вас удачу, остаться нищим и дальше попрошайничать, когда мог бы разъезжать в карете!

– Да черт с ними, с бумагами, Пью! Дублоны-то у нас! – ворчливо отозвался один из разбойников.

– Они, видно, припрятали бумагу, – сказал другой. – Бери золото, Пью, и прекращай выть!

От этих слов слепой Пью окончательно взбеленился и начал молотить своей палкой направо и налево, при этом кое-кому изрядно досталось. Но и они не остались в долгу, осыпая слепого отборными ругательствами и тщетно пытаясь выхватить у него из рук палку.

Эта ссора спасла нам с матушкой жизнь.

В самый ее разгар со стороны селения послышался топот копыт скачущих лошадей. В ту же минуту прогремел пистолетный выстрел и под изгородью блеснул огонек. Очевидно, это был сигнал, предупреждавший о самой крайней опасности. Разбойники бросились врассыпную – кто к берегу залива, кто напрямик через холмы. Через полминуты из всей шайки на дороге остался только Пью. Его бросили, то ли позабыв в панике, то ли в отместку за его грязную брань и побои – не берусь сказать. Оставшись в одиночестве, он в бешенстве застучал палкой по дороге, призывая на помощь, но никто не откликался. Наконец, окончательно потеряв ориентацию, слепец, вместо того, чтобы броситься к морю, помчался по направлению к селению.

– Джонни, Черный Пес, Дерк! – выкрикивал он, проносясь через мостик. – Ведь вы не покинете старого Пью! Парни, не бросайте одинокого слепца!

С вершины холма уже совсем близко доносился конский топот. В блеске лунного диска возникли четверо или пятеро всадников, которые во весь опор неслись к таверне.

Пью, осознав свою ошибку, с воплем бросился обратно и рухнул в канаву. Выбравшись из нее, он метнулся прямо под копыта лошадей.