— Видал букетик?

— Ты вон на ту, на ту посмотри! — показал глазами Витька на сидевшую в сторонке Сопию. И аж задохнулся от сильного волнения. — Смотри какая!.. С такой бы шагать и шагать. По степи…

— Не стыдно и по городу пройтись, — согласился Серега. И, положив на лавку папиросу, не спеша с улыбкой направился к казашке.

Она подняла голову, и у Витьки застучало сердце. Как будто это он подошел к ней, вежливым поклоном приглашая на танец. Ее глаза удивленно порхнули, всплеснули неспокойной чернотой и тихо, робко засветились. Она поднялась, одернула розовую кофточку и, слегка сутулясь, стала рядом с Седовым.

Якушев сидел на лавке, машинально курил Серегину папиросу, не чувствуя ни дыма, ни запаха…

Серега вел Сопию бережно и плавно. Ее рука лежала у него на плече, а другая покоилась в его ладони. Серега держал ладонь корытцем, будто нес воду, боясь расплескать. У Витьки закружилась голова.

Потом Седов что-то сказал девушке, и она застенчиво улыбнулась, окидывая сидящих длинным взглядом. Наверно, заметила и Витьку, потому что при втором заходе посмотрела на него и засмеялась.

«Вот гады!» — подумал он про свои валенки. Засунул их под лавку. Взглянув на папиросу, с отвращением бросил ее к печке.

А они танцевали еще и еще. Сопия словно тронулась в рост: она уже не гнулась, не сутулилась. И все смелей улыбалась Сереге Седову.

Гармошка снова заревела зверем и громко испустила дух: танцы кончились. Серега помог Сопии надеть нарядное, с серебристым воротником, пальто и она опять застеснялась, с радостной боязнью косясь на подруг. «Да-а, — подумал, опуская голову, Витька, — с такой хоть по степи, хоть по городу. Куда хошь…»

И вдруг он почувствовал ее рядом. Вот она стоит, придерживаемая за локоток Серегой, и улыбается тихой, готовой спрятаться в кончики губ улыбкой. Витька с хрустом, как деревянный складной метр, распрямился и, слегка приседая, представился:

— Витя…

Она что-то сказала своим грудным, протяжным голосом, а он, волнуясь, ничего не расслышал. Стоял перед ней вопросительным знаком, кривил в улыбке пересохшие губы.

— Он только с вами такой пуганый, — засмеялся Седов. Серега, видно, был доволен, что приехал в Алексеевку…

— Мы вас проводим, разрешите? — набравшись духу, прошептал Витька.

Сопия кивнула — просто, не ломаясь.

— А может, подвезти в автомобиле? — весело предложил Серега, показав на кособокий грузовик. — Ты сиди, сиди, — бросил он шоферку, предупредительно отворившему дверцу кабины. — Я скоро…

Сопия сказала, что ночь такая хорошая. И действительно: звезды были крупные и чистые. Они отражались на дороге, покрытой легким хрустким ледком. Воздух свежий-свежий, немного подмороженный. Дышалось глубоко, чуть-чуть тревожно, словно воздух доставал до сердца.

— Скажите, — обратилась к Витьке Сопия, — а на МТФ проведете электричество?

Витька загорелся:

— А как же! И свет будет и сила. Запарник можно установить, такой чан с электродами. Включил — и пожалуйста!.. И электродойка!.. И… Много чего будет…

Сопия шла, чуть запрокинув голову, слегка прикрыв ресницами глаза. Улыбалась тихо.

— Хотите, достану вам звездочку? — снова засмеялся Серега. — На память.

— Не достанете, — ответила она.

Серега снял перчатку, поплевал — чтобы «не обжечься» — в ладонь, присел, напрягся, прицелился в самую яркую звезду и, сказав с протяжным нарастанием: «У-у-у-оп!», подскочил так, что подпрыгнула шапка. Словно корябнул небо пятерней и, по-рыцарски поклонившись, протянул Сопии отсвечивающую кровью пятиконечную звездочку.

Она удивленно посмотрела на подарок, потом — в глаза Сереги и без улыбки промолвила:

— Спасибо.

Оба стали задумчивыми, тихими, как будто между ними уже существовала тайна. Было неприятно, что у них она есть, и Витька без одобрения взглянул на друга. На шапке у Седова темнела пятиконечная вмятина.

— А теперь я пойду. До свидания, — сказала девушка, протягивая руку. Рука была точно такая, какой ее Витька и представлял: теплая, шершавая…

Легкие быстрые шаги Сопии будто поднимались по ступенькам — все выше и выше. И слабей. И вот она словно вступила на воздух и пошла беззвучно, как во сне. Ее белый платок голубел, синел, превращался в кусочек ночи. Ребята стояли не шевелясь, смотрели вкось на чернеющие избы и смутно угадывали Сопию, как можно угадать боковым зрением далекий-далекий, невидимый впрямую огонек…

Первым опомнился Серега. Вынул из кармана папироску, закурил. Усмехнулся:

— Ну так как же твои дела?

— Плохо, — пожаловался Витька. — Пасынков, оказывается, нету. Их еще только думают готовить. И деньги не перечислили за материалы.

— Знаю, — спокойно ответил Седов. — У меня такое же положение.

— Так что же нам делать, что?!

Серега засмеялся:

— Не знаю, как тебе, а мне сегодня пришлось поработать. И в райисполком звонил, и в райком. Такой хай поднял, что только держись. И знаешь, что я разнюхал? В одном месте, оказывается, лежат пасынки, как раз хватит на оба объекта. Лежат уже давно, а их никто не трогает.

— Где, где? — Витька затаил дыхание.

— В лесхозе. Далеко, но пасынки наши, сельэлектровские. Я тут же позвонил Викентию, объяснил ему свою идею, и он даже похвалил: не пропадать же нашему дубку!

— Дерево… — Витька снова поник головой. — А я-то думал…

— Ну да, деревянные. Может, даже и кривые. Может, даже с ними надо повозиться, чтобы хорошо припасынковать. Зато мы убиваем сразу трех зайцев. Планы выполняем за декабрь — раз. Освобождаем контору от неликвида — два. А главное — колхозы экономят немалые деньги.

Витька почесал затылок:

— А если они не согласятся? Ну, мало ли что…

— Нажимай на экономию, — нахмурился Серега. — А если председатель не поймет, пригрози, что он ввел нас в заблуждение. Обманул, попросту говоря.

Витька представил себе опоры с дубовыми пасынками. Такие уже редко где ставят: переходят на самый долговечный материал — железобетон. Поделился сомнениями с Серегой.

— Ерунда, — отмахнулся тот. — Даже если через десять лет придется подвязывать железобетон, все равно будет выгодно. К тому времени он будет дешевым. Так и объясни заказчику. Ведь сейчас колхозу каждая копейка дорога, я знаю. Сено вон надо доставать, спасать скот. А нам — план выполнять, выручать контору…

— Ты прав, Серега! — закивал Витька. — Надо думать сразу о всех, ты прав. Спасибо, что приехал, чтобы помочь… Да, вот еще что… — вспомнил он. И торопясь, захлебываясь от возмущения, рассказал о проделках монтеров. — Как их наказывать, чем? Докладную писать неохота.

Серега громко выплюнул окурок.

— Докладная, конечно, глупость. Ты же и будешь виноват: не умеешь руководить, и все такое… А ты их бей рублем. Испытанное средство.

Помолчали. Серега тронул Витьку за плечо. Легонько, шутливо встряхнул:

— Главное, Витя, не тушуйся. Смелей гляди на жизнь.

— Я и так…

— Мы вот что. — Серега сделался суровым. — Завтра утром идем к председателям и объясняем все по-человечески. А в случае чего — берем за горло. Костьми ляжем, а добьемся срочной вывозки дуба. И сами поедем, а то наберут не того. Договорились? Ну, бывай. До встречи в лесу.

Он крепко, обхватно пожал Витьке руку и, круто повернувшись, зашагал назад к поджидавшей его автомашине. А Витька еще долго бродил по улице. Обдумывая завтрашний разговор с Ситниковым, он то и дело видел Сопию, как она идет, чуть запрокинув голову. И не хотелось брать за горло председателя. Но тут же вспоминались Серегины слова и сам Серега — сильный и уверенный. И вспоминался план — такая цифра, поставленная твердо и прочно, как памятник…

Проходя мимо председателевой избы, Витька невольно задержался. В незанавешенном светящемся окошке увидел Ситникова. Тот сидел на табуретке и что есть силы стучал кулаком по колену, словно пытался отшибить его напрочь. Поколотил, поколотил и поставил на стол что-то: это оказался ружейный патрон. Вынул из гильзы железную трамбовочку, вставил свинцовую пулю «жакан» и, взвесив в руке внушительный заряд, удовлетворенно мотнул головой.