Спустилось с горы все шествие звериное, и каждый слон, и каждый конь без указки подошел к назначенному своему хозяину. Белые слоны преклонили колена перед Светомиром, Радивоем и Радиславою, серый слон склонился перед Хорсом. Пресвитеры сели на коней. Царедворцы, черноризцы и слуги двинулись им вослед вверх по горе, во кремль державный.
Увидел Светомир улицы, каменьями самоцветными мощеные, и двор, кружевом мраморным остененный, и двух всадников медных с платами гробовыми вместо забрал и ветвями победными в десницах.
Пройдя во дворце чрез палаты, бархатом, шелком, Дамаском обитые, коврами драгоценными увешанные, вступил отрок с родичами и провожатыми своими в пышный, красками яркими расписанный и кованным золотом разукрашенный просторный покой. Возвышался в глубине его престол из слоновой кости с резьбою искусного узора. Вели ступени из аметиста к престолу царскому.
И увидел Светомир сидящего на престоле Иоанна Пресвитера в белом парчевом одеянии, расшитом алмазами точеными и жемчугом.
И услышал он привет Пресвитера: «Радуйся, царевич Светомире! К добру ты пожаловал. Давно мы ждем тебя».
XI
Позвал Иоанн Пресвитер к себе Радивоя и, приказав всем слугам его удалиться, усадил слепца рядом с собою, беседу торопил, говоря:
«С каким, князь, послан ты ко мне наказом важным?» (385)
— «А ты как про то знаешь?» спросил Радивой.
«Чаю благотворное воздействие старца Парфения на судьбы наши», тихо сказал Иоанн.
Тогда повел Радивой долгий рассказ свой про юродство Светомира и про падение его с башни — все, чему сам был свидетелем — про похороны отрока, пробуждение в гробу, чудесное его исцеление и в пустыньке пребывание — все, что слышал от старца.
И как стал сказывать про беседу свою с Парфением, достал ларец малый, что неизменно хранил на груди своей во все время пути, и передал его Иоанну.
«Вот», говорил, «последняя среди трех частей разрешительной молитвы, которая послужить должна к признанию царевича во царствии его. Когда станешь отпускать Светомира из твоей земли, все ему об молитве поведай, ларец ему вручая. Ранее же царевичу про то знать непотребно. Так наказывал старец».
Принял скрыню заветную Иоанн, приложился к ней как к иконе. Потом сказал: «Признать-то Светомира, признают. Да то ли с ним еще будет. Особо о нем Господь промыслил».
Сказал Радивой: «Как возблагодарить мне Господа, что удостоил меня многогрешного ларец с молитвою сею до тебя довести. И меня недостойного упасла, удержала десница Господня и в царствие твое привела, дабы смог я перед смертию очиститься и мудрости твоей приобщиться.
«Ведомо ли тебе, Владыко, все окаянство мое? Покинул я в юности землю свою родную, отца старого и сестру малую, дабы было где разгуляться на просторе с вольницею моею хороброю да разбойною. А далече на чужбине привелось мне своим буйством иноземное буйство укрощать. И сколь непомерно меня за то возвеличили. Василевса, баяли, законного спас; соправителем соделали; разбойников моих дружиною почетною признали.
«А кого спас-то? Агарянского пуще злодейство кесарево было: не измыслить, кажись, закононарушения божеского ли, человеческого ли, али разврата такого, в каком кесарь тот не истлевал бы.
«Престол утвердил я. Чей престол-то? Иересиарх на том престоле сидел, веры Христовой окаянных басурманов опаснейший гонитель. Те насиловали и замучивали открыто, а этот окромя сего еще и соблазнителем являлся, ересью ядовитою души допреждь праведные отравлял.
«А мне, соблазну ради, дочку свою от первого брака кесарь показал. Красавица, каких не сыщишь, ведьма, бесоугодница приворожила меня, разум совратила, всякую здравопристойность отняла. Потянуло к ней непреодолимо, воспалялся я не в меру. Под венец с нею пошел. Да венец-то над нами, видно, сам Лукавый держал. И брак наш законный (386) мразью своею да извращением естества прехуже был всякого блудодеяния.
«Умерла в родах дочери нашей Радиславы жена моя. А свекорь державный и вдового меня за наследника почитать не перестал. От молодой царицы, жены своей Зои, детей не имея, незадолго до кончины своей кесарем меня нарек. А я-то тому и рад был: еще и при жизни кесаря за него самовольно правя, с вожделением воцарения ждал.
«А как он умер, меня ненавистного, сперва заговорщики ослепили, потом бунтовщики со престола согнали ране чем сесть на него я успел.
«Жесток обычай, но на мне справедлив оказался: зрение мое пороками вконец повреждено было. Сокрушит корабль криво видящий коль у кормила станет. Да и кесарями нам, безначальным пограничникам быть не пристало: не царственна душа наша, не «василики психи», как зовет сие прежний наш постельничий, с нами к тебе прибывший Симон Хорс.
Грешен я: каюсь, сперва в отчаянии негодовал, на Бога роптал. И лишь по времени уразумел зачем Господь, вознесши меня, меня низвергнул. Нераскаянным разбойником на престоле сидя, душу свою загубил бы. А вот уберег меня Господь да и к тебе привел.
Тяжело почила десница Господня на стране царьградской, вероломной. И спасется ли когда — кому весть?»
Сказал Пресвитер: «Неисповедимы пути Господа и милости Его несть конца. Наследие тяжелое приняло царство ваше, и велики испытания на пути его. Но Господь положил надежду воочию вам дати, дабы укрепилось упование.»
Лицо Радивоя, изваянию подобное, оживилося улыбкой: «Не Светомира ли разумеешь ты, великий Государь? Не он ли — надежда явленная?»
— «Ты сказал», отозвался Пресвитер, «Матерь Божия на него указала».
— «Что разумеешь ты, Владыко? Поверяла мне Отрада видения свои про Светомира. Но, мнится мне, иное зришь ты очами твоими духовидящими».
Тихим голосом стал Иоанн слова выговаривать, точно тайну несказуемую через силу открывал: «Дева Пречистая по земле ходит. А за Нею следует ученик, которому Иисус с креста сказал: «Се Матерь твоя». Мимо многих Пресветлая проходит, а на иных указывает ученику, говоря: — «И сей нашего рода». Вот на Светомира она указала. Про то и старец Парфений знает».
Помолчал Пресвитер. Потом еще сказал: «По родству своему духовному Светомиру непременно положено стрелу получити, что в урочище (387) заветном таится, но борение предстоит ему претрудное, чтобы достойным стать владети ею.»
— «Государь», вступился Радивой, «не кончен сказ мой. Родилась Радислава с душою порченною, силами недобрыми уязвленная. А, как начал я о том плакаться перед старцем Парфением, сокрушаться о вине моей, утешил меня старец, говоря, что не по грехам моим терзаема бесом дочь моя, а дабы явиться могли на ней дела Божии. Вот при переходе через реку Фисон они и явилися.»
Прилежно припомнив все, что с ними соделалось при реке испытания, сказал Радивой истово: «Орудием спасения Радиславы избрал Господь царевича нашего. Не есть ли сие уже начаток дел Светомира на пути благословенном к обрадованью земли родной?»
С умилением и восторгом стал повторять Радивой слова Псалмопевца: «Обратил еси плачь мой в радость мне; растерзал еси вретище мое, и препоясал мя веселием».[7]
Встал Иоанн. Нежно по братски обнял Радивоя, проводил его до дверей и передал поводырям.
Тогда вошли к Иоанну двенадцать пресвитеров и передали ему в скрыннице запечатанной письмо от Владаря-царя. Долго обо всем распрашивал их Иоанн, благодарил за ревностное его наказов исполнение и с ласкою их отпустил.
А про то, что узнал от Радивоя, ничего им не поведал.
XII
Башня из слоновой кости таила малую, тихую келлейку. В скрытую келлию ту по зову Иоанна пришел Светомир. И увидел в ней Пресвитера и подле него стоящую статную женщину в белом, длинном простом одеянии. Догадался он, что то была царица Параскева. А как подняла она покрывало с лица своего, обомлел Светомир от красоты ее лучезарной. Все глядел на нее, не мог оторваться.
И вот видит: крест подымается; и на кресте Распятый; а она, Параскева скорбная — у подножия креста.
