© П. В. Лебеденко. Наследники, 2005

© Оформление, иллюстрации Н. А. Драгунов. Наследники, 2005

© «МиниТайп», 2024

Давно-давно это было…

Высокие горы с тех пор курганами стали, а там, где реки шумели, волнами рокотали, города теперь стоят да сады расцветают. Где болота и топи страшные были, теперь рощи шумят зелёные, а в рощах птицы поют весёлые. Только утёс высокий стоит по-прежнему у Тихого Дона, мохом, как бородой, оброс, стоит, на могучую реку смотрит, будто прислушивается к чему-то. За утёсом Тихий Дон в море впадает и долго ещё дорожкой светлой меж морскими волнами белеет. Плывут над утёсом облака, гуляет над ним ветерок степной, ласковое солнце лучами его согревает. Тихий Дон, река раздольная, плещется внизу и шепчет что-то, будто мать родная сынка убаюкивает. Стоит высокий утёс, слушает…

А мимо длинными шагами время идёт: сделает шаг, оглянется, а позади уже десятки лет остались…

Давно-давно это было…

Повадился как-то хищный орёл из-за моря летать на Тихий Дон. Прилетит к могучей реке, чёрные крылья распластает, и повиснет тёмная тень над Тихим Доном, как тоска на сердце.

Выищет хищник жертву, схватит острыми когтями и унесёт в высокие горы, за моря широкие. Уносил орёл сперва ягнят глупых да овечек пугливых, а потом и детишки маленькие пропадать стали.

Стонут русские люди на Тихом Дону, плачут матери слезами безутешными, а горю помочь некому. Пробовали подкараулить птицу злую, да хитёр хищник, не обманешь его, не проведёшь. Всё чаще и чаще прилетает он на Тихий Дон, всё больше и больше льётся слёз горьких.

В ту пору жил в ветхом курене у Тихого Дона мальчонка Петрусь со своей матерью. Ласковый был Петрусь, добрый, и любили его за это все люди, как своего сына родного. Идут люди на работу, детей своих с Петрусем оставят, а Петрусь хоть и сам маловат ещё, десять годков ему только, а уж он в обиду никого не даст. Затеет с ребятишками игры разные – тому коня из камышинки смастерит, тому рыбу невиданную из глины слепит, тому птицу диковинную на песке нарисует. Играют ребятишки с Петрусем – домой не заманишь.

А уж Тихий Дон Петрусь любил больше жизни своей. Придёт, бывало, к берегу и долго-долго смотрит на широкую реку. На реке волны невысокие одна за другой куда-то катятся, на волнах солнечные блёстки сверкают, будто золотые крупинки рассыпал кто-то. В светлой воде рыбёшка резвится, весёлой игрой забавляется. Выпрыгнет рыбёшка из воды, глянет, а кругом блестит всё от яркого солнца, словно искорки от огня горят на воде. Схватит рыбка маленьким ртом воздух, захлебнётся – и опять в воду.

Над Доном воздух тёплый прозрачными струйками плывёт, чайки белокрылые летают, ласточки, как стрелы, низко над водой проносятся.

А вот откуда-то тучка тёмная к Дону приближается. Ветерок повеял, пробежал над рекой, и река сразу забеспокоилась, мелкими морщинками покрылась.

Петрусь на тучку смотрит и думает: «Эх, вот бы буря началась!»

А тучка тёмная всё ближе да ближе, уже всё небо потемнело. Ветер вдруг свистнул по-разбойничьи. Тихий Дон вздохнул глубоко, будто плечи богатырские расправил. Зашумело всё кругом, загудели грозные волны, разгулялся Тихий Дон, словно долго в неволе сидел и вдруг на свободу вырвался. Чайки белокрылые покричали, посердились и улетели куда-то. За ними ласточки быстрые скрылись.

А сквозь тучи уже солнышко выглянуло. Буйный ветер свистнул последний раз и умчался к морю. И опять тихо над Доном…

Сидел так однажды Петрусь, рекой любовался, вдруг чёрная тень промелькнула над ним, в воздухе свист раздался. Глянул Петрусь вверх, а на него хищник злой, птица страшная, камнем из поднебесья падает.

Не успел и крикнуть Петрусь, как схватил его хищник острыми когтями, взмахнул чёрными крыльями и полетел над Тихим Доном, над лесами зелёными, над морями широкими.

Поглядел вниз Петрусь, защемило у него сердце, и крикнул он громким голосом: – Прощай, батюшка Тихий Дон, прощай, земля русская!

Хищник и не взглянул на Петруся. Летит он всё дальше и дальше от Тихого Дона, от любимой родины мальчонки русского. Ветер шумит кругом, горы седые внизу мелькают, белые облачка тают от ветра, как туман утренний над тихой рекой. Вот уже и вечер наступил, первые звёздочки загорелись на небе, внизу море застонало, как зверь раненый.

Вдруг почувствовал Петрусь, что хищник вниз опускается. Глянул мальчонка – кругом горы дикие, скалы чёрные, бездны глубокие.

А хищник злой взмахнул последний раз крыльями и опустился на чёрную скалу, в гнездо своё. Потом когти разжал, Петрусю дышать легче стало.

Сел он на камень, опустил голову на руки и заплакал. Вспомнил Петрусь мать свою родную, ребятишек весёлых. Тихий Дон свой любимый – ещё тоскливее на сердце стало.

Взглянул он на хищника злого, а тот сидит напротив, глаза у него недобрым огнём горят, злые искорки в них бегают. Потом взмахнул орёл левым крылом и говорит вдруг человеческим голосом:

– Вот и принёс я тебя в царство своё, детёныш человеческий. Долго подстерегал я тебя, долго за тобой охотился, вот и поймал наконец! А чтоб знал ты, детёныш, куда я принёс тебя, скажу: не простой я орёл и не простое это гнездо орлиное. Жил я триста лет назад на земле и был великим ханом турецким. Слава моя возносилась выше гор этих высоких, сила моя была грознее бурь морских. Кланялись мне все люди до земли до самой, только русский народ не захотел поклониться. И решил я уничтожить народ этот непокорный. Собрал я силу несметную и пошёл войной на Русь вашу. Долго бился я с врагами своими, много голов русских с плеч скатилось, да не устояло моё войско в битве этой, дрогнуло. Разбили нас русские, а меня самого в плен забрали. Хотели казни предать, да спасла меня Зурала – царевна наша морская. Ненавидит она людей русских так же, как и я. Обрызгала меня Зурала водой своей солёной и сказала: «Будь ты, великий хан, птицей хищной до тех пор, пока Тихий Дон, река русская, от русской крови красной станет. Сделаешь это – быть тебе снова великим ханом, не сделаешь – так и околеешь птицей». Вот и летаю я с тех пор над землёй русской, помощника себе ищу. Чтоб исполнить то, что царевна наказала, надо мне иметь помощника верного и чтоб был у него ум человеческий, а сердце – хищника злого. Научу я такого человека, как зло сеять на земле русской, а потом уж сделаю своё дело. Ведомо мне, детёныш человеческий, что сердце твоё не годится для моих замыслов – добра в нём много. Да то не беда: поживёшь со мной, переделаешься. И коль будешь мне хорошим помощником, золотом тебя обсыплю, а коль не угодишь мне – гнить твоим костям вон в той пропасти. Много я уже людей русских приносил сюда, да пока что никто не угодил мне…

Сказал так хищник злой, взмахнул крыльями чёрными и улетел куда-то за горы. А Петрусь подошёл на край горы, глянул вниз и отшатнулся в страхе: пропасть такая глубокая, что и земли не видать, а кругом на камнях кости человеческие белеют и над костями чёрные вороны кружатся.

Сел опять Петрусь на камень и задумался. Слёзы из глаз у него полились, тоска чёрная сердце сдавила.

«Не видать мне больше матушки моей родимой, – думает Петрусь, – не любоваться мне больше Тихим Доном любимым. Не смогу я спуститься с горы этой, не уйти мне никогда от хищника злого».

Вдруг слышит Петрусь – засвистели крылья в воздухе. Прилетел турецкий хан, в когтях чайку белокрылую держит. Сел он на свою скалу, взмахнул левым крылом и говорит:

– Вот, детёныш человеческий, птицу тебе принёс из края твоего. Летала она над Доном, кричала людям, что жив ты, детёныш, что видела она, как я унёс тебя в царство своё. А мне надобно, чтоб забыли люди о тебе, не вспоминали. За это птицу глупую уничтожить надо.