— Так ты знала про нас?
— А то нет? У тебя же все на лбу аршинными буквами было написано. Да и Костя сиял как медный таз. Много ума не надо, чтобы сложить дважды два.
— И ты?..
— Ну что я?.. Ковать железо надо у самой постели. Да, может, Костя и не клюнул бы на меня. Я ведь телячьи нежности не люблю, мне бы раз-два и в койку. А тебе подавай чувства и прочие сопли-слюни в розовой глазури. Так что вы нашли друг друга.
— Алка, ты сердилась на меня?
— А чего сердиться-то? — Беспечно пожав плечами, она выдала еще один ироничный перифраз: — Я выхожу из себя только тогда, когда нет другого выхода.
— А вдруг мой Миша узнал о Косте, приревновал и застрелил его?
— Уж кто-кто, а твой Михуэлис на это не способен. Во-первых, ему и на тебя, и на твои шашни плевать, поскольку он гений и выше примитивных бытовых драм. Твоему ученому мужу самое главное — великое открытие сделать. А во-вторых, я уверена, что пистолет он видел только на картинке. Мишка бирюк и молчун, но безобидный. Ты одиннадцать лет от него гуляешь, а твой хазбенд, святая простота, ничего не замечает или делает вид, потому что ему так проще жить.
— Как думаешь, мои ребята знали?
— Стохреново. Ты же себя со стороны не видела.
Лариса вяло подивилась. Ну надо же… А она-то думала, что никто не догадывается...
— Неужели ты даже не намекала Косте, что имеешь на него виды?
— Да зачем мне намекать? Я обычно не намекаю, а говорю прямым текстом: “Мужчина, пройдемте у койку”. Нормальные мужики обычно с ходу врубаются. А те, кто делает вид, что просто потереться хотел, — сразу сваливают. И мне хлопот меньше — чего зря вечер терять, если мужик не по этому делу? Мне нежные вздохи под луной неинтересны, у меня на это времени нет, да и возраст уже не тот. Это ты задержалась в развитии, желаешь возвышенных чувств, как юная девушка. Любовь, как и привидения, является лишь тому, кто в них верит. Лично я не верю ни в то, ни в другое.
— Ну а прямым текстом ты Косте что-нибудь говорила? — спросила Лара, проигнорировав нарочитый цинизм подруги.
— Нет, дорогая, я одного мужика с подругой не делю. Не то у меня, знаешь ли, воспитание. Я, конечно, не ангел, но и у меня есть свой кодекс чести.
Лариса налила подруге коньяк, а себе джин, добавила тоника.
— Давай еще раз за помин его души...
Они молча выпили, не глядя друг на друга. Пауза затянулась. Лара думала о том, что это первая серьезная размолвка за все годы их дружбы, причем по столь банальному поводу: две женщины и мужчина. Раньше ей казалось, что ни в ней самой, ни в подруге нет ни капли бабства. Неужели в их отношениях с Аллой наметилась трещина? И что дальше? Жить с обидой в душе: Алла - за то, что любимая подруга увела у нее парня, а Лара - за то, что та использовала ее втемную, уговорив взять Костю заместителем? Ведь она, Лариса, поначалу не хотела его брать — слишком молод, — но Алка ее переубедила, дескать, паренек способный, быстро освоится в большой фирме. Лучше бы сказала правду — что положила на него глаз и хочет держать Костю под рукой. И тогда не было бы “служебного романа”. А теперь из-за игр втемную погиб двадцатитрехлетний парень…
“Что же теперь будет? — спросила себя Лара. — Неужели мы с Алкой и дальше будем таить в душе обиду? — И сама себе ответила: — Нет. Что было — то было. Прошлого уже не изменить. Нужно жить не вчерашним, а завтрашним днем”.
Алла всегда была скрытной, когда дело касалось ее взаимоотношений с мужчинами. Могла кое-что рассказать, если хотела, а если нет — отшучивалась. И в данном случае она вела себя как всегда.
Да ведь и сама Лариса скрытничала. Втемную лучше играть в преферанс, а не в жизни.
Взяв из своей пачки две сигареты, Лара одновременно прикурила, как в старые добрые времена, и протянула подруге зажженную сигарету. Алка поймет все правильно. Та взяла сигарету, затянулась, выпустила колечко дыма и улыбнулась — недосказанное она ловила с ходу. Посмотрела на подругу снисходительно-ласковым взглядом и подвела черту:
— Ладно, мать... И это пройдет, как говорил мудрый царь Соломон.
— Знаешь, Ал, поначалу я влюбилась. Костик наивный еще, ничего не умел, тогда мне это даже нравилось... А потом стало приедаться. Все так убого — на складе, на узкой кушетке, в антисанитарных условиях... Там ведь ни душа, ни биде.
— Да, коммунально-бытовые неудобства очень влияют на чистоту чувств, — не удержалась от сарказма верная боевая подруга.
Алка опять хохмит, — значит, тоже избавилась от тяжелых мыслей и теперь ведет себя в привычной манере. Сейчас подруга естественна, никакого наигрыша в ее поведении нет, не то, что вчера.
— Мне пора, дорогая, — встала Лара.
Подруга дала ей таблетки “Антиполицай”, проводила до машины и напутствовала:
— Аккуратнее езжай, все-таки поддатая.
Лариса кивнула и медленно тронулась с места.
Опять воспоминания... Ответив на порыв Кости, наслушавшись его признаний, Лариса придумала красивую сказку. Права Алка — разве в тридцать пять лет позволительно грезить о возвышенной любви, когда на самом деле все сводится к примитивному сексу?!
Грезить-то можно в любом возрасте, но об абстрактном идеале, а когда рядом реальный человек, лучше снять шоры с глаз и решить — тянет ли он на Прекрасного Принца?
Уж кто-кто, а Костя точно не тянул. Романтически настроенный юноша — еще не Принц. Зачем себя обманывать?.. Ведь не любила его, а придумала красивую любовь. Не желала видеть очевидного. Первое время ожидала чего-то необыкновенного, а потом все надоело, тяготила обыденность. Костя спрашивал, умоляюще глядя на нее: “Сегодня останешься?” Не хотелось его обижать. Совсем мальчик… Она оставалась после работы, они сбрасывали с кушетки папки с документами, и на этом неудобном ложе — вся любовь. Вставала, чувствуя себя грязной, разочарованной. И это любовь?..
“Эх ты, Снежная Королева... — укорила себя Лара. — Согрешила с юным пажем. Ладно бы он пел под окном серенады, слагал в твою честь стихи или отважился на безрассудный поступок... А ты, грезя о романтической любви, отдавалась ему без всякой романтики, да еще в неподходящих условиях... Тоже мне, складской роман с криминальным финалом”.
В пятницу Лара с трудом встала, чувствуя себя вялой и разбитой. Долго стояла под холодным душем, выпила две чашки крепкого кофе и поехала на работу. Еще в коридоре услышала трель телефона в своем кабинете. Кому не терпится в десять утра? Наверное, Алка спешит пожаловаться на сушняк и головную боль после вчерашнего.
— Алло? — спросила Лариса и мысленно чертыхнулась, услышав вместо любимой подруги ненавистного следователя Прохорова. Он опять вызывал ее на допрос, и опять в неудобное для нее время. — Слушайте, я так вообще не смогу работать, — возмутилась она. — Мы же с вами позавчера виделись!
— Тот разговор мы не закончили. Обычно я сам решаю, когда завершить допрос, но в прошлый раз не стал настаивать и отложил продолжение на более благоприятное время.
— Вряд ли я могу назвать сегодняшний день более благоприятным. Вчера были похороны Кости.
— И это так сильно поколебало ваше душевное равновесие? — В голосе следователя звучала издевка.
Да как же можно ехидничать по такому поводу? Если этот циник не способен к сопереживанию, пусть проявит хотя бы элементарную вежливость!
— Виталий Ильич, ваша профессиональная деформация и так бросается в глаза, и все же не стоит столь откровенно демонстрировать свою бессердечность, — сказала Лара, даже не надеясь, что его проймет. И точно — не проняло.
— Вы имеете в виду, что я не присутствовал на похоронах?
Лара обреченно вздохнула и промолчала.
— Жду вас в два часа. — Не дав ей ответить, Прохоров повесил трубку.
Опять приходится переносить переговоры. Сгорая от стыда, Лариса звонила деловым партнерам и что-то мямлила о плохом самочувствии. Такое с ней впервые. Ни разу за три года работы она не сорвала переговоров — ездила даже простуженная, с высокой температурой. Встречу, назначенную на двенадцать, она отменять не стала, решив, что за полтора часа успеет, а пока хоть немного поработает с документами: бумаг накопилось немало. Пришел бухгалтер, принес платежки и годовой баланс. Закончив с текучкой, Лара поехала на деловую встречу.
