Литмир - Электронная Библиотека

Женский крик, пронзительный и истошный, послышавшийся где-то на улице, заставил его подняться. С замиранием сердца Кейд прислушался. Крик раздался снова. Дрожа, Кейд рывком открыл дверь и вышел на балкон.

После прохлады номера, где работал кондиционер, уличный жар окутал его, словно удушливое влажное одеяло. Сжимая перила, Кейд наклонился вперед и посмотрел на улицу.

Сонни Смолл стоял посреди проезжей части, его черные руки сжались в кулаки. В лучах полуденного солнца его рубашка выглядела очень белой, а кожа очень черной. Он посмотрел сначала направо, потом налево. Затем он помахал кому-то, кого Кейд не мог видеть, и пронзительно закричал:

– Беги, Тесса! Держись от меня подальше!

Кейд посмотрел направо. Трое белых бежали по улице к Смоллу. Рослые, сильные мужчины с дубинками в руках. Кейд посмотрел налево. Двое других мужчин, также с дубинками, стремительно приближались к Смоллу с другой стороны. Это была классическая ситуация: беглец и охотники. Никаких шансов скрыться.

Кейд рванул назад в комнату. Он схватил фотоаппарат, быстрым движением снял маломощный объектив, затем вытряхнул все содержимое сумки на кровать. Взяв двадцатисантиметровый телеобъектив, он вновь выскочил на балкон. Многолетний опыт работы с камерой сделал его движения уверенными, быстрыми и автоматическими. Крепление объектива защелкнулось на корпусе камеры. Кейд установил выдержку на 1/125 и диафрагму на 16. Сходящиеся громилы и одинокий чернокожий в белой рубашке – картина зловещего насилия, схваченная фотосъемкой.

Руки Кейда чудесным образом успокоились. Затвор фокальной плоскости щелкнул.

Внизу под балконом один из бегущих мужчин закричал хриплым и злобным от предвкушения скорой расправы голосом:

– Это черномазый Смолл! Тот самый сукин сын! Хватайте его, ребята!

Смолл, когда нападающие поравнялись с ним, присел и скрестил руки, прикрывая голову. Дубинка ударила его по рукам, заставив беднягу упасть на колени. Еще один удар. Звуки новых ударов отчетливо доносились до Кейда, и он снова нажал кнопку затвора.

Пятеро мужчин столпились вокруг упавшего негра. Яркая лента крови текла по диагонали между их пыльными башмаками.

Смолл сделал судорожное движение, когда дубинка опустилась на его ребра. Один из мужчин оттолкнул другого, чтобы самому добраться до упавшего негра. Ботинком он ударил Смолла в скулу. Брызнула кровь, испачкав ботинок и брюки нападавшего.

Четырьмя этажами выше затвор фотоаппарата щелкал снова и снова.

Затем из отеля выбежала стройная негритянка в белом халате. Высокая, с растрепанными вьющимися волосами, босиком, она во весь дух неслась к Смоллу.

Кейд поймал ее в видоискатель. С помощью двадцатисантиметрового объектива он мог видеть ее полные ужаса глаза.

Один из мужчин был готов снова пнуть Смолла в лицо. И тут девушка впилась ногтями в лицо громилы, заставив его отпрянуть. Потом она склонилась над Смоллом, оказавшись лицом к нападавшим.

Мужчины отступили назад. Настала минута напряженной тишины. Затем человек с расцарапанным лицом закричал и размахнулся дубинкой. Дубинка врезалась в предплечье девушки, когда та подняла руку вверх, чтобы защитить голову. Сломанная рука бессильно повисла.

– Убить эту черномазую суку! – взревел пострадавший и ударил дубинкой девушку по голове.

Девушка упала на Смолла. Халат задрался, и было видно ее длинные и тонкие ноги.

В конце улицы раздался пронзительный полицейский свисток. Пятеро нападавших обернулись. Два младших шерифа со сверкающими на солнце звездами смотрели на них, широко улыбаясь. Затем стражи закона медленно направились к месту расправы.

Мужчина с расцарапанным лицом склонился над лежащей без сознания девушкой и с наглой жестокостью вогнал конец своей дубинки ей между ног. Один из товарищей схватил его и оттащил прочь. Затем все пятеро, повернувшись спиной к медленно приближающимся шерифам, быстро зашагали прочь.

Пока шерифы шли к лежащим без сознания неграм, пятеро мужчин успели скрыться.

Кейд опустил камеру. Он понимал, что теперь у него есть фотографии, даже более ценные, чем любые снимки, которые он мог сделать на марше свободы.

Теперь ему захотелось выпить.

Кейд неуверенным шагом вернулся в комнату – и остолбенел. Волна холода прокатилась по его спине.

В дверном проеме стоял Митчелл. Мужчины смотрели друг на друга, затем Митчелл вошел в комнату, закрыл дверь и запер ее за собой.

– Отдай камеру, сукин ты сын, – сказал он.

Кейд подумал: «Как случилось, что всего за год я смог разрушить свое тело и притупить разум и теперь, когда мне так нужны силы, они наверняка подведут? Год назад я легко справился бы с этим дешевым головорезом. А теперь он внушает мне страх. Он для меня слишком сильный. Он может избить меня и отнять фотографии».

– Ты слышал, что я сказал? – рявкнул Митчелл. – Давай камеру!

Кейд попятился. Дрожащими пальцами он снял двадцатисантиметровый объектив и положил его на кровать, продолжая отступать, пока не достиг стены.

Митчелл медленно приблизился к нему.

– Я видел, как ты фотографировал, – сказал он. – Теперь у тебя большие неприятности. Я предупреждал, не так ли? Давай камеру!

– Можешь ее взять, – задыхаясь, ответил Кейд. – Только не прикасайся ко мне.

С этими словами он снял висевший на шее фотоаппарат.

Митчелл молчал, с ухмылкой глядя на Кейда.

Камера висела на ремешке, который Кейд держал в правой руке. Лицо Кейда побледнело, рот был приоткрыт. Дыхание стало прерывистым, он задыхался. В глазах читался ужас. Кейд выглядел таким презренным существом, что Митчелл совершил роковую ошибку: он уже расслабился, садистски предвкушая момент, когда острые костяшки его пальцев вонзятся в лицо дрожащего перед ним человека.

Шериф щелкнул пальцами.

– Давай! – велел он.

И тут с Кейдом что-то случилось. Его всегда отличало необыкновенно трепетное отношение к камере. За долгие годы фотоаппарат Кейда ни разу не пострадал, хотя многие пытались его разбить. Но теперь, когда он был готов передать камеру Митчеллу, этот инстинкт куда-то исчез.

Прежде чем Кейд понял, что делает, его правая рука молниеносно описала дугу. Камера, висевшая на конце ремешка, словно камень в праще, полетела в ухмыляющееся лицо Митчелла.

У Митчелла не было шансов избежать удара. Край тяжелой металлической камеры задел его висок, поранив кожу и заставив шерифа упасть на колени.

Хлынувшая кровь заливала глаза Митчелла. В полубессознательном состоянии, ослепленный, он опустился на колени перед Кейдом, склонив голову и упираясь руками в пол.

Кейд в ужасе уставился на коленопреклоненного врага. Камера качнулась на ремешке, сильно ударив Кейда по колену, но он не почувствовал боли. Ремень выскользнул из его пальцев, и камера упала на пол.

Митчелл покачал головой и застонал. Медленно он перенес вес на левую руку, затем его правая рука нащупала в кобуре рукоять револьвера сорок пятого калибра.

Преодолевая дрожь, Кейд поднял двадцатисантиметровый объектив. Когда Митчелл начал вытаскивать пистолет, Кейд подошел к нему и ударил объективом по голове. Митчелл приподнялся, а потом обмяк, распластавшись на ковре.

Кейду вдруг стало так плохо, что пришлось сесть на кровать. На мгновение ему показалось, что сейчас он упадет в обморок. Он посидел несколько минут, обхватив голову руками и ожидая, когда пройдет приступ слабости. Наконец он заставил себя подняться. Он взял камеру и начал перематывать пленку. Это заняло некоторое время, потому что руки тряслись и пальцы не слушались, но в конце концов он вытащил кассету.

Митчелл слегка пошевелился. Кейд нетвердой походкой пересек комнату, взял куртку и надел ее. Кассету он бросил в правый карман. Пару мгновений он колебался, раздумывая, брать ли с собой аппаратуру, но понял, что не сможет пройти по улицам Истонвилла, имея при себе такую смертельную улику. Выйдя в длинный пустой коридор, он вспомнил, что Смолл говорил о лифте для персонала, за которым не следят, и быстро прошел к двери лифта с надписью «Служебный». Он пожалел, что не захватил с собой бутылку виски. Сейчас ему действительно требовалось выпить, и у него было искушение вернуться в номер, но он устоял.

4
{"b":"240784","o":1}