Как только Морврин ушел, от ивовых зарослей отделился тонкий силуэт, закутанный в плащ цвета листьев, который до сего момента прятался в этих зарослях. Это существо внимательно осмотрело следы, оставленные на земле «высокими эльфами», а затем откинуло назад свой капюшон и издало долгий свист. Сразу же из своих убежищ появилось еще три таких же существа. Они были меньше ростом, чем только что ушедшие отсюда эльфы, но тоже относились к числу эльфов. Они принадлежали к тем кланам, которые жили на границе леса и которых называли «зелеными эльфами», поскольку раскраска их муаровых плащей варьировалась от изумрудно-зеленого до коричневато-зеленого цвета, что делало их практически невидимыми в лесу. Они тихонько поговорили о чем-то на своем своеобразном языке, а затем все вместе тоже отправились в направлении Силл-Дары.
В хижине, сооруженной из веток, царили тишина и спокойствие. Вытянувшись на ложах из сплетенных ивовых прутьев, абсолютно голые Лландон, Маерхен и Ллидас уснули, убаюканные медленной песней, которую неустанно повторяла Ллиана еще с того момента, когда они пришли в это убежище. Пение целительных рун, которые она также и написала в виде символов на их коже раздавленными цветами зверобоя, само по себе не могло привести к затягиванию их ужасных ран, но, по крайней мере, позволяло им оставаться в живых до тех пор, пока к ним не придут на помощь.
Элиас присоединился к ним во втором часу дня. Он выглядел таким встревоженным, что Ллиана не осмелилась спросить о том, что он увидел на поляне. Он был таким же большим и сильным, как Лландон, а из лука стрелял даже лучше вожака. Ллиана всегда его немного побаивалась, а особенно когда они возвращались в Силл-Дару с охоты, таща на себе свою окровавленную добычу. Сейчас же Элиас повиновался ей так, как будто только и ждал ее распоряжений. Она сказала ему, чтобы он отправился за помощью и чтобы возвращался побыстрее вместе со знахарками и таким количеством эльфов, которого хватило бы для того, чтобы перенести раненых.
После того, как Элиас ушел, Ллиана, убаюканная своими собственными заклинаниями, потеряла чувство времени. Руны пропитали ее душу не в меньшей степени, чем душу раненых. Ясень, чтобы они открыли душу ее магии; конь, чтобы прогнать боль; жилище, чтобы почерпнуть силу из окружающей природы. Она произносила нараспев эти три руны тихим голосом – произносила снова и снова, час за часом, пока их магия не начала действовать.
Битх оферхеах, элдум дире,
ститх он статхуле, стеде рихте хилт,
тхеах хим феотхан он фирас мониге.
Битх фор эорлум аетхелинга вин,
хорс хофум вланк, хакер хим хаелетх имбе
велеге он викгум, врикслатх спраесе,
анд битх унстиллум аефре фрофур.
Битх оферлеоф аегхвилкум мен,
гиф хе мот хакер рихтес анд герисена он
брукан он болде блеадум офтаст.
(Ясень очень высок и любим эльфами.
Он стоит крепко и непоколебимо
Даже когда враг приходит, чтобы с ним сразиться.
Конь – королевская радость.
Он выступает горделиво, когда о нем говорят
Богатые всадники, которые его окружают.
Для того, кто встревожен, он является утешением.
Жилище дорого сердцу каждого,
Если оно может сохранить в целости
Богатые урожаи).
Ллиана постепенно замолкала, однако песнь продолжала звучать в ее голове. Когда девушка убедилась, что раненые уснули, ее охватило настойчивое желание выйти из хижины на свежий воздух. Солнце стояло уже высоко, воздух был прохладным, щебетанье птиц и голос ветра смешивались с шепотом леса. Сама того не осознавая, эльфийка пошла куда глаза глядят, мысленно радуясь возможности вырваться из тяжелой атмосферы их убежища. Однако не прошла она и полумили, как ее охватило дурное предчувствие: ей почему-то стало казаться, что происходит что-то ненормальное. Затем она поняла, в чем дело: щебетание птиц стало другим. Ллиана не настолько хорошо разбиралась в птичьем языке, чтобы понимать смысл той или иной трели, но сейчас для нее было очевидным, что в щебетании пернатых братьев зазвучала тревога. Юная эльфийка с заколотившимся от волнения сердцем вытащила из ножен серебряный кинжал и огляделась по сторонам, однако ей не удалось заметить какой-либо опасности среди окружающих ее деревьев и зарослей. Тогда она закрыла глаза и прислушалась. Откуда-то издалека до нее донеслись еле слышные стоны. Еще больше напрягши слух, она сумела определить, что они доносятся со стороны заката, причем с расстояния менее полета стрелы. В этом направлении находилась Силл-Дара и именно туда несколькими часами раньше пошел за помощью Элиас. Не замечая того, как ее тело начало дрожать, Ллиана пошла на звук стонов и вскоре заметила какие-то движения в зарослях, а затем увидела, что по земле кто-то ползет. Ей стало очень страшно, однако она продолжала идти, не сворачивая, держа наготове кинжал. Когда до ползущего оставалось уже совсем небольшое расстояние, она увидела краем глаза разбросанные по кусту падуба стрелы и сломанный лук, висящий на тетиве на одной из ветвей. Ллиана узнала в этом луке лук Элиаса, а в стрелах – те стрелы, которые он взял у Лландона. Затем она увидела на земле тело своего друга.
Элиас ее не заметил. Возможно, он уже утратил способность видеть. На его лице виднелись ужасные царапины, а одежда превратилась в лохмотья. Одной ноги у него не было, и, передвигаясь ползком, он оставлял позади себя кровавый след на покрытых инеем опавших листьях и траве. Ллиана остановилась, как вкопанная, и от охватившего ее ужаса не могла даже пошевелиться. Элиас продолжал ползти к ней, все время издавая стоны. Ллиана вдруг почувствовала, что неподалеку находится кто-то еще. Несколько мгновений спустя ее ноздри уловили смрад еще более тошнотворный, чем запах крови, и из кустов до нее донеслись звуки прерывистого хриплого дыхания. Среди листьев мелькнула морда черного волка, и затем он вышел из кустов, ковыляя на трех ногах. Этот зверь уставился на Ллиану своими желтыми глазами, словно бы пытаясь ее загипнотизировать, и оскалился, обнажая клыки, на которых еще были видны кусочки плоти и кровь Элиаса.
Ллиана выдержала этот взгляд, и волк первым отвел глаза в сторону, но при этом продолжал медленно идти по направлению к своей – уже искалеченной им – добыче. Его правая передняя лапа была скрючена и прижата к грудной клетке, а на боку виднелась глубокая рана. Эльфийка вспомнила о том, что ей говорил Лландон: это, по-видимому, был тот волк, которого сильно ранил олень и который отвлек на себя внимание эльфов, дав возможность уцелевшему – и самому большому – волку напасть на них неожиданно. Ллиана не осмеливалась отвернуться от него, однако ее охватил ужас от одной лишь мысли о том, что эти хищники, возможно, сейчас собираются прибегнуть к той же тактике и что в данный момент один из них притаился в зарослях позади нее и вот-вот нападет на нее со спины.
Когда Элиас дополз и коснулся ступни Ллианы, она вскрикнула от страха, и этот ее крик смешался с рычанием волка, бросившегося на свою добычу. Последующие события происходили так быстро, что Ллиана, не успевая думать, действовала лишь машинально. Она почувствовала сильный удар и мерзкий запах волка, который неистово бросился на нее. Она вскрикнула от боли, чувствуя при этом, как ее кинжал вонзается в грудь волка и как затем рукоятка выскальзывает из руки. Ллиана упала, покатилась по земле, схватила первую попавшуюся под руку большую сухую ветку. Вскочив, эльфийка подбежала к зверю и принялась с неистовыми воплями колотить его увесистой веткой. Она бешено била его веткой до тех пор, пока не заметила, что ветка превратилась в обломки, а волк лежит на земле абсолютно неподвижно.