И тут его осенило! Так вот, оказывается, в чем дело! Вот где разгадка того, что с ним происходило и продолжает происходить!

Где-то здесь же, в доме отдыха, или на одной из турбаз живет злой завистник-коллега. О том, что Роман писатель, и о том, что он работает над новой книгой, знают многие. Если этому человеку удалось подобрать ключ к его двери, ему могло удасться и в его отсутствие войти в его компьютер, убедиться, что рукопись действительно гениальна, и ее можно дорого продать, если присвоить. А для этого нужно избавиться от Романа. И человек этот очень умен, он — отличный психолог, он разработал план и действует по нему, желая внушить всем мысль о сумасшествии Гвоздева, а потом убить. И смерть организовать так, чтобы она выглядела как самоубийство под воздействием галлюцинаций.

Невероятно возбужденный, Роман вскочил и зашагал по комнате. Во-первых, нужно во что бы то ни стало сохранить жизнь. Во-вторых, опубликовать свое произведение. И тогда — мировая слава, ради которой он и родился. Не сделать этого — предать свое жизненное предназначение. Он сел за компьютер и составил заявление в районную прокуратуру, подробно описав происходящее. Решил сам после завтрака отвезти заявление в район и заодно поговорить со следователем. Человек, который охотится за его рукописью, очевидно, такого масштаба, что обращаться к участковому милиционеру в отделение своего родного поселка глупо.

В столовой к нему подошла Таня.

— Ромочка, звонила твоя жена. Завтра они выписываются. Съездишь их забрать или я сама? Ты ведь, наверное, очень занят. А ей нужно вещи отвезти. У меня машина, мне нетрудно.

— Давай вместе, — предложил Роман. — Я все-таки муж. Неудобно как-то.

— Ой, нет, ты тогда уж сам, — Таня смотрела на Романа со страхом в глазах, как смотрят обычно на психованных. — А то у нас инвентаризация.

— Хорошо, поеду сам.

«Ничего, в райцентре люди умные, разберутся, что к чему», — утешал себя Роман.

Он собрался было уже ехать, но вовремя сообразил позвонить, заранее договориться о своем визите к следователю.

Снова просить Татьяну не хотелось, но внешний телефон был только у директора в кабинете. Танин возбужденный голос он услышал еще в коридоре.

— Но мы не можем оставлять здесь сумасшедшего человека, — доказывала она кому-то. — А наш врач уже поставил примерный диагноз. У Романа Анатольевича явный психический срыв.

— Но это не дело милиции, — возразил ей спокойный мужской голос. — Так что зря вы нас побеспокоили. Это дело медиков, вызывайте бригаду из психиатрической клиники. При чем тут мы?

— Это паранойя бывает очень опасной, — различил он уже знакомый голос врача. — Но у Романа Анатольевича налицо признаки болезни — шизофрении. А шизофрения может быть вялотекущей, и у некоторых длится всю жизнь. И никто от этого не страдает, такие люди даже живут в семье, ходят на работу. Пока наш писатель не совершил никаких агрессивных действий, мы его сдать не можем. Он ляжет в клинику только, если пожелает сам, а он не пожелает, я с ним разговаривал. Думаю, что он не опасен для окружающих.

— Ну это как сказать! — снова Татьянин голос. — По-моему, вы его плохо знаете.

— И все равно, мы не вправе применять к нему никаких санкций. И «Скорую» можно вызвать только в том случае, если он начнет буйствовать… Тогда и правоохранительные органы можно подключить.

Дальше Роман слушать не стал, он вышел на улицу, смяв в кармане заявление. «Хреновина все это! Кто из должностных лиц поверит шизофренику?»

Он шел, буквально кипя от злости и отчаяния. Ну Танька, ну подруга детства! Погоди же…

Значит, теперь лучше выждать, когда… План дальнейших действий созрел у него мгновенно. Широкими шагами он решительно направился в административный корпус. Татьяна, сидя за столом, перелистывала какие-то бумаги.

— Таня, могу я позвонить от тебя по междугородному? — Он старался говорить как можно спокойнее. — Ты знаешь, деньги у меня есть.

— Конечно, Ромочка, мы же друзья, — Таня торопливо схватила со стола папку, двинулась к выходу. — Ты извини, Ромочка, у меня срочное дело, звони куда хочешь!

И она пулей вылетела из кабинета.

…Человек, которому собирался позвонить Роман, в это время полулежал в мягком, обитом нежной, но прочной кожей кресле номера отеля в Цюрихе.

Олег Романов был известным в России композитором-песенником, автором многих популярных шлягеров. По его песням, исполняемым знаменитыми певцами и певицами, делались видеоклипы, которые потом день и ночь крутились по телевидению.

Однако самого Олега музыкальные фанаты почти не знали, и он мог даже время от времени позволить себе прокатиться в метро, роскошь, которая — увы! — была недоступна звездным исполнителям его песен. Когда Олег шутливо сетовал на это своей жене, та смеялась и отвечала, что в том, что его лицо остается за кадром, есть своя прелесть — он не рискует жизнью. Но если ему хочется ощутить на себе бремя своей славы, он должен петь сам, ведь у него и голос неплохой, и внешние данные вполне подходящие. «И тогда, — тут она обычно сгоняла улыбку со своего хорошенького личика, — наше материальное положение значительно бы улучшилось».

Впрочем, говорилось это скорее для красного словца. Олег зарабатывал столько, что иному поп-королю и не снилось. Непреодолимым препятствием на пути исполнительской карьеры была и его природная застенчивость. Оказавшись перед телекамерой, Олег держался так, как будто его только что связали по рукам и ногам. В то же время, как профессионал, он не мог не отдавать должное телевидению, не ценить его волшебной силы, которая, собственно говоря, и «сделала» композитора Романова. И сейчас, сидя в уютном номере загородной гостиницы, он пытался хотя бы бегло, на ощупь уяснить для себя, что это за штука — швейцарское ТВ.

Пока Олег, кстати говоря, не знающий ни одного европейского языка, наугад давил на кнопки переключателя, его жена Элеонора была погружена в не менее полезное и увлекательное занятие.

Лежа на широкой двуспальной кровати, занимающей большую часть просторного номера, она держала на лице косметическую маску из клубники. Элеонора считала, что женщине, желающей подольше «сохранить свое лицо», следует чаще прибегать не к химии, а к натуральным компонентам.

В белой шелковой рубашке, не настолько короткой, чтобы открывать лишнее, но и не настолько длинной, чтобы скрывать то, что не мешало бы видеть мужчине, в данном случае мужу — ее красивые, покрытые ровным загаром ноги, Элеонора выглядела журнальной картинкой из раздела «Он и она дома». Созерцая старинную лепку на потолке, она терпеливо дожидалась, когда из электронных часов, встроенных в приемник, раздастся сигнал, означающий окончание процедуры.

— Только не смотри на меня, Олежка, — время от времени приставала она к мужу. — Я, наверное, ужасно выгляжу.

Олег в ответ только посмеивался:

— Надеюсь, ты закончишь раньше, чем я исчерпаю телепрограммы в швейцарском ящике.

— О нет, тебе придется пойти по второму кругу, — попыталась улыбнуться клубничным ртом Элеонора. — Да, жаль все-таки, что не удалось взять двухкомнатный номер. Мужчина не должен знать о нас, женщинах, больше того, что ему следует знать.

В голосе Элеоноры позвучала еле заметная нотка раздражения.

— Ты же знаешь, все дело в этом международном симпозиуме, — миролюбиво возразил жене Олег. — Все двухкомнатные в отеле забронированы. А по мне и этот неплох…

Олег и Элеонора имели полное право называться современной супружеской парой. В течение долгого времени оставаясь вместе, они охотно давали друг другу свободу, когда это требовалось. Если и заводили увлечения на стороне, то сцен ревности и скандалов другу другу не устраивали. Отпуск же обычно «отгуливали» всей семьей, вместе с сыном Альбертиком выезжали на какой-нибудь модный заграничный курорт. А самый розовый период своей жизни сын провел у бабушки с дедушкой, в поселке на самом берегу Волги.

Конечно, первое время мальчик скучал по папе с мамой, но зато он дышал свежим воздухом, питался простой и здоровой пищей, при этом, что тоже было весьма немаловажно, не мешал Олегу и Элеоноре грызть «гранит» музыкальных наук в Гнесинском институте.