На совещании 25 января расстроенный и злой Президент сказал: "Кастро начинает походить на сумасшедшего". Он подчеркнул, что, если ОАГ не поможет убрать его, Соединенные Штаты должны сделать это сами, например, установив блокаду Кубы. "Если кубинцы будут голодными, — сказал Эйзенхауэр, — они сбросят Кастро". Но мнение более холодных голов возобладало, и было сказано, что Соединенные Штаты не должны наказывать весь кубинский народ за действия одного сумасшедшего*2.
Эйзенхауэр обратился к ЦРУ за помощью в разрешении кубинской проблемы. В феврале Президент пригласил Аллена Даллеса в Овальный кабинет для обсуждения ситуации с Кастро. Даллес принес с собой несколько фотографий кубинского сахароочистительного завода, сделанных с У-2, а также план ЦРУ выведения из строя этого завода путем саботажа. Эйзенхауэр высмеял такое малоэффективное усилие, он считал, что ущерб легко можно восстановить, поэтому ЦРУ должно придумать что-нибудь получше. Он также посоветовал Даллесу вернуться к нему только тогда, когда его люди разработают конкретную "программу"*3.
После этого ЦРУ предприняло попытки убийства Кастро. Было несколько отчаянных вариантов — застрелить его, используя для этой цели мафию, положить яд в сигары или кофе, спрятать взрывное устройство в экзотической раковине и поместить ее на дне в наиболее излюбленном месте ныряния Кастро. Ни одна из этих попыток не удалась.
Знал ли Эйзенхауэр об этих попытках убийства, отдавал ли приказ осуществить подобные действия или нет, сказать трудно. Автор не обнаружил ни одного документального свидетельства, которое связывало бы Эйзенхауэра с этими попытками. Он мог отдавать приказы Даллесу с глазу на глаз и в устной форме, но если он так поступал, то это не было свойственно его характеру. Кроме того, Эйзенхауэр прямо указал ЦРУ, что не хочет, чтобы Кастро убрали раньше, чем будет сформировано правительство в изгнании; он опасался, что вероятным преемником Кастро, в случае его преждевременного убийства, станет Рауль Кастро или Че Гевара, которые, по его мнению, были хуже Фиделя.
Существует запись того, что было одобрено Эйзенхауэром. 17 марта он встретился с Даллесом и Ричардом Бисселлом, агентом ЦРУ, которому Даллес поручил возглавлять подготовку кубинской "программы". Эйзенхауэр согласился с программой, представленной ему Бисселлом. Она состояла из четырех пунктов: 1) создание "ответственного и единого" кубинского правительства в изгнании; 2) "мощное пропагандистское наступление"; 3) "организация тайного сбора разведывательной информации и тайных акций на Кубе"; 4) "полувоенное формирование вне Кубы для будущих партизанских действий". Эйзенхауэру понравились все четыре пункта, но он подчеркнул, что важно, опираясь прежде всего на первый пункт Бисселла, найти кубинского лидера, живущего в изгнании и способного образовать такое правительство, которое Соединенные Штаты могли бы признать, и уже в сложившейся ситуации руководить деятельностью тайных агентов и полувоенных формирований*4.
В начале 1960 года мысли Эйзенхауэра были в основном связаны с его выходом в отставку и с приближающейся встречей на высшем уровне, где, как он очень надеялся, ему удастся начать процесс всеобщего разоружения. Однако, за исключением Эйзенхауэра, мысли практически всех политических деятелей Америки были обращены на предстоящие президентские выборы. Эйзенхауэр стоял в стороне от борьбы демократов за выдвижение кандидатов, хотя в частных разговорах он проявлял раздражение и даже негодование по поводу постоянного обыгрывания Кеннеди "ракетного отставания" и других высказываний, отличавшихся сильным преувеличением. Например, Стайлз Бриджес во время проведения совещания представителей Республиканской партии 26 апреля информировал Президента, что за день до этого Кеннеди заявил, будто каждый вечер 17 миллионов американцев ложатся спать голодными. Эйзенхауэр фыркнул: "Они, должно быть, все находятся на диете!!!"*5
Эйзенхауэр стоял в стороне и от усилий активистов Республиканской партии, готовящих конференцию по выдвижению кандидатов. В начале 1960 года Рокфеллер все еще оставался кандидатом в президенты, что создало несколько, драматическую ситуацию для республиканцев и не вызвало удовлетворения у Эйзенхауэра, так как он давно знал: Рокфеллер не обладает ни умом, ни характером, чтобы быть президентом. Он все же написал длинное письмо Рокфеллеру с советами, главный из которых состоял в том, что Рокфеллер должен придерживаться центристской позиции. Но кроме всего прочего, он осуждал Рокфеллера за бюджетный дефицит штата Нью-Йорк и призывы увеличить затраты на оборонные нужды и только из-за этого никогда не поддержал бы кандидатуру этого человека на пост президента. Оставался Никсон, единственный жизнеспособный кандидат республиканцев, но и им он не был доволен. Других кандидатов, которых он мог'бы поддержать, не было, и если бы речь зашла о выборе между Никсоном и любым кандидатом демократов, то он отдал бы предпочтение Никсону.
Однако он не стал объявлять о своей поддержке Никсона, пока республиканцы, собравшиеся на предвыборную конференцию, не выдвинули Никсона кандидатом в президенты. После заявления Рокфеллера об отказе от дальнейшей борьбы Марвин Эрроусмит спросил Эйзенхауэра на пресс-конференции, одобрит ли он теперь выдвижение Никсона на этот пост. Эйзенхауэр не ответил прямо, а заявил, что "среди членов Республиканской партии есть несколько выдающихся деятелей, деятелей крупного масштаба, которые по своим данным могут соответствовать требованиям, предъявляемым к претендентам на этот пост...". Затем как-то не очень убедительно он объявил, что Никсону "мое отношение не незнакомо". На этой же пресс-конференции Уильям Кнайтон спросил, может ли страна рассчитывать на совет Президента, кого из республиканцев считать удовлетворяющим предъявленным требованиям. Эйзенхауэр ответил, что "таких людей несколько". Затем он произнес фразу, усугубившую, с точки зрения Никсона, его положение: "Я не разочарован той личностью, которая, похоже, получит этот пост"; и на этот раз Президент не произнес вслух, что поддерживает Никсона*6.
Но, несмотря на это, он совсем не упускал из виду проблему выдвижения кандидатов на пост президента как таковую. Он старался убедить Роберта Андерсона, что ему надо согласиться на выдвижение. Когда тот отказался, он попросил Овету Калп Хобби, чтобы с ее помощью республиканцы из Техаса организовали кампанию в поддержку Андерсона как деятеля, пользующегося известностью в своем штате. Если это окажется невозможным, то пусть она сама станет кандидатом в президенты. Он старался убедить выдвинуть свою кандидатуру и Ала Груентера*7. Но все было напрасно — никто не хотел перебегать дорогу Никсону, потому что он имел слишком большое влияние в партии.
Одна из основных причин отказа Эйзенхауэра от поддержки Рокфеллера заключалась в том, что речи губернатора Нью-Йорка звучали как эхо высказываний Кеннеди, когда тот затрагивал вопрос расходов на оборону. Убежденность, что Рокфеллер встанет на позицию демократов в вопросах обороны (тратить больше, тратить немедленно и на всевозможные виды вооружений), приводила Эйзенхауэра в крайнее раздражение. "Я не могу относиться спокойно, — сказал Эйзенхауэр 13 января на пресс-конференции, — к завуалированным обвинениям, что ко всему комплексу национальной обороны я подхожу с партизанских позиций". Он решил ввести в действие артиллерию главного калибра, заявив: если речь идет о национальной обороне, то это та проблема, которой "я посвятил всю свою жизнь и знаю о ней больше, чем кто-либо другой, может быть, за очень редким исключением"*8. Короче говоря, он хотел, чтобы люди "доверяли Айку" и отвернулись от критикующих его демократов.
Во время встреч в узком кругу с республиканскими лидерами Эйзенхауэр критиковал кандидатов от Демократической партии резко и откровенно. "Затеяв весь этот шум по поводу цифр, — сказал он о Кеннеди, Саймингтоне и других, — они пытаются выиграть состязание в убийстве". Президент задал риторический вопрос: "Ну сколько же вооружений требуют эти критики, чтобы можно было говорить о возможном пороге сдерживания? Хотят ли они иметь больше и больше "Атласов"* лишь для того, чтобы хранить их на складах? Это просто уму непостижимо"*9.
