Эйзенхауэр оставался на службе до шести часов вечера семь дней в неделю; он устанавливал расписание занятий, проводил проверки, давал наставления только что назначенным младшим офицерам, наблюдал за полевыми учениями, изучал войну в Европе и применял ее уроки к своей части. Его заботило и моральное состояние людей, он делал все возможное, чтобы поднять дух подчиненных и поддерживать его на высоком уровне. Он был убежден, что "американцы не смогут или не захотят воевать с максимальной отдачей, если они не найдут смысл и назначение отдаваемых им приказов", поэтому он говорил с людьми, задавал вопросы, слушал, наблюдал. Он терпеливо, четко и логично объяснял офицерам и солдатам, почему то или иное задание надо сделать так, а не иначе. Он встречался с людьми и во внеслужебной обстановке, выслушивал их жалобы и, когда требовалось, помогал им.
Он считал, что "моральный дух одновременно и самый прочный и самый хрупкий предмет. Он может выдержать потрясения и даже катастрофы в боевых условиях, но может быть полностью разрушен протекционизмом, равнодушием или несправедливостью". Эйзенхауэр не терпел протекционизма и равнодушия и старался быть справедливым со своими подчиненными. Впрочем, он также знал, "что с армией нельзя нянчиться и цацкаться, поскольку это разлагает и снижает боеспособность" *40. Поэтому он упорно тренировал своих людей с утра до вечера, каждый день, без поблажек, как и самого себя.
Эйзенхауэр ненавидел любые проявления лености, особенно если замечал ее у офицера регулярной армии. Он однажды рассвирепел, увидев, как один из его офицеров просматривал тренировочные программы, "со страхом отмечая, что они более продолжительны, чем предыдущие, и принесут ему неудобства!". Он сказал как-то своему старому другу Эверетту Хьюзу: "Я не знаю более серьезной задачи в жизни, особенно для военнослужащих регулярной армии, чем выполнять свои обязанности со всей отдачей и изобретательностью!" *41
Эйзенхауэр испытал большое удовлетворение, получив в сентябре 1940 года письмо от полковника Пэттона, командира 2-й бронетанковой бригады в Форт-Беннинге, который писал, что вскоре впервые в истории армии США будут сформированы две бронетанковые дивизии, то есть будет выполнено то, о чем они мечтали молодыми офицерами в Форт-Миде в 1920 году. Пэттон писал, что ожидает своего назначения командиром одной из этих дивизий. Он спрашивал, не желает ли Эйзенхауэр служить под его началом.
"Это было бы превосходно, — немедленно ответил Эйзенхауэр. — Наверное, слишком смело с моей стороны было бы надеяться на командование полком в твоей дивизии, поскольку до звания полковника мне еще почти три года, но я думаю, что как командир полка я бы многое мог сделать". Пэттон ответил: "Я буду просить, чтобы тебя назначили ко мне или начальником штаба, что для меня предпочтительнее, или же командиром полка, ты сам решишь, что для тебя лучше, поскольку, кем бы ты ни служил, нас ждут великие дела"*42.
Зимой 1940/41 года Форт-Льюис рос вместе со всей армией. Как и в любом другом армейском городке, везде были видны строители, новобранцы прибывали тысячами. Эйзенхауэр, как всегда, успешно делал свое дело, круг его обязанностей рос. В марте 1941 года генерал Кеньон Джойс, командующий 9-м армейским корпусом, занимавшим весь Северо-Запад, попросил себе Эйзенхауэра в качестве начальника штаба. 11 числа того же месяца Эйзенхауэру присвоили звание полковника (временно).
Ни одно повышение не радовало его так, как это. Получить звание полковника было пределом его мечтаний. Мейми и Джон устроили празднество. Друзья-офицеры, поздравляя его, говорили, что уже недалек тот день, когда он получит генеральские звезды. "Черт побери, — жаловался он Джону, — как только получаешь повышение, люди сразу начинают говорить о следующем. Почему бы не дать человеку порадоваться тому, что он имеет? Весь праздник испортят" *43.
Три месяца спустя Эйзенхауэр уже служил у генерала Крюгера начальником штаба 3-й армии. В конце июня 1941 года Эйзенхауэры отправились в Форт-Сэм в Хьюстоне. Они приехали туда 1 июля, в день двадцатипятилетия их свадьбы. Мейми была рада вернуться в знакомое место, связанное с приятными воспоминаниями, особенно женой полковника, которому был положен один из красивых старых кирпичных домов с тенистыми верандами и большой лужайкой.
Полковнику полагался ординарец и офицер-порученец. Мейми поместила объявление об ординарце на доске. Несколько дней спустя к ним пришел рядовой 1-го класса Майкл Дж. Маккиф. "Мики", родители которого иммигрировали в Соединенные Штаты из Ирландии, до призыва в армию работал коридорным в нью-йоркском отеле "Плаца". Эйзенхауэр ему понравился "тотчас же", как он сам позднее говорил, потому что полковник был "абсолютно прям" и "с ним ты всегда точно знал, что он хочет". Мейми он считал "очень великодушной дамой". Мики вскоре стал самым горячим поклонником Эйзенхауэра и не расставался с ним пять лет *44.
В качестве офицера-порученца Эйзенхауэр выбрал лейтенанта Эрнеста Р. Ли (все звали его "Текс"), уроженца Сан-Антонио, который до службы в армии работал страховым агентом и продавал автомобили. Способный, энергичный, готовый услужить, Ли обладал всеми достоинствами хорошего торговца. Он нравился Эйзенхауэру, который полагался на него в ведении всех мелочей своего служебного хозяйства. Ли, как и Мики, оставался при Эйзенхауэре до конца войны. Вместе они составили ядро того, что в будущем станет "семьей" Эйзенхауэра — тесной группой преданных ему солдат, сержантов и младших офицеров, служивших ему верой и правдой.
Самым запоминающимся событием службы Эйзенхауэра в качестве начальника штаба 3-й армии были луизианские маневры, проводившиеся в августе и сентябре 1941 года. Это были самые крупные маневры американских войск до вступления США в войну. 3-я армия Крюгера противостояла 2-й армии генерала Бена Лира. Крюгер со своими двумястами сорока тысячами войск "вторгся" в Луизиану, Лир и его сто восемьдесят тысяч человек "защищали" США. Маршалл настоял на такой широкомасштабной военной игре, поскольку хотел вскрыть недостатки в обучении и оснащении войск и выявить неизвестные таланты в офицерском корпусе.
Эйзенхауэр почти сразу же получил свое первое публичное признание. 3-я армия Крюгера, действующая по планам, разработанным с участием Эйзенхауэра, обошла 2-ю армию Лира с фланга и вынудила ее к отступлению. "Если бы это произошло на реальной войне, — писал молодой репортер Хэнсон Болдуин в "Нью-Йорк Таймс", — войска Лира были бы уничтожены" *45. В совместной колонке "Вашингтонская карусель" Дрю Пирсон и Роберт С. Аллен отмечали, что именно "полковник Эйзенхауэр... задумавший и реализовавший стратегию, разгромил 2-ю армию". Они писали, что "Эйзенхауэр обладает хитростью, необыкновенной физической энергией и считает военное дело наукой..." *46.
Эйзенхауэр заявлял, что не понимает, почему ему приписана честь, которая по праву принадлежит Крюгеру. Скромность его была искренней и органичной. Это была одна из его самых привлекательных черт, которая во многом способствовала его популярности у прессы и общественности. Его взгляд, говорящий: "Ерунда, при чем здесь я?" — его смущение, когда его выделяли, его настойчивые уверения, что кто-то другой, а не он достоин похвалы, стали одной из самых его известных черт, которая подкупала миллионы людей. В конце сентября по рекомендации Крюгера ему было присвоено звание бригадного генерала (временно). Поздравления хлынули потоком. Эйзенхауэр отвечал на поздравления письменно: "Когда они дошли в списке до меня, то стали раздавать звезды с завидной щедростью" *47.
Благодаря этому повышению фотография Эйзенхауэра, с суровым лицом салютующего флагу, обошла все телеграфные агентства. Американцы — включая журналистский корпус — открыли для себя то, что Мейми знала всегда: Эйзенхауэр — один из самых фотогеничных людей в стране, а может быть, и в мире.
