Эйзенхауэр не хотел "использовать войска". Он опасался, что "движение может распространиться и привести к насилию". У него не было и тени сомнений в том, что он полномочен вызывать войска, но он опять указал, что не склонен прибегать к такой мере. Затем Эйзенхауэр высказался о том, чего постоянно и больше всего опасался. Он спросил Браунелла: "Предположим, дети придут в школу, может ли Фаубус закрыть школу? Может он это сделать на законном основании?" Браунелл должен был сначала вникнуть в этот вопрос. Эйзенхауэр боялся, что федеральное правительство окажется беспомощным, если Юг отменит систему обучения в общественных школах и тем самым создаст прецедент открытого неповиновения конституционной власти, который будет иметь губительные последствия и для негров, и для бедного белого населения южных штатов, и для нации *22.
Утром в понедельник, 23 сентября, вокруг центральной школы собралась орущая толпа расистов, протестовавшая против совместного обучения. По сообщениям из разных источников, толпа насчитывала от пятисот до "нескольких тысяч" человек. Толпа напала на двух репортеров-негров. Их сбили с ног и стали избивать, а в это время девять чернокожих учащихся проскользнули в школу через боковой вход. Толпа, узнав об этом, пришла в еще большую ярость. Она раскидала баррикаду, сооруженную полицейскими, и проложила себе дорогу в здание школы с криками "линчевать ниггеров". После этого мэр Литл-Рока отдал приказ полицейским эвакуировать из школы учащихся-негров. Интегрированное обучение в центральной школе длилось три часа.
За четыре с половиной года пребывания на посту президента Эйзенхауэр сумел преодолеть многие кризисные ситуации простым путем — отрицая кризис. Его излюбленный прием заключался в том, чтобы заниматься делами как обычно, придерживаться, насколько возможно, заведенного порядка, говорить и действовать в умеренном ключе и ждать неизбежного охлаждения страстей. Однако утром того дня в Литл-Роке трудно было рассчитывать на умеренность и осмотрительность. Толпа, выросшая до нескольких тысяч, господствовала на улицах. Мэр города Вудроу Вильсон Манн направил Эйзенхауэру паническую телеграмму: "Необходимо немедленно направить федеральные войска... Ситуация вышла из-под контроля, полиция не в состоянии рассеять толпу..." *23
Эйзенхауэр сразу же понял: его политика потерпела провал. Позволив событиям развиваться своим чередом, пытаясь вести переговоры с Фаубусом, не высказав ни разу своей твердой поддержки в пользу совместного обучения и не обеспечив морального лидерства в этом вопросе, он оказался именно в той ситуации, которой так страстно хотел избежать. Его возможности для маневрирования были исчерпаны. Телеграмма мэра Манна не оставляла ему иного выбора, кроме использования силы.
Но все же он мог выбирать, какую силу будет использовать. В 12 часов 08 минут он позвонил Браунеллу и сказал, что пришел, наконец, к выводу: сила должна быть применена. Он намеревался использовать подразделения армии США. Приняв предложение Браунелла, он объявит одновременно о зачислении национальной гвардии Арканзаса на федеральную службу и об использовании ее совместно с регулярными частями *24. В 12 часов 15 минут он позвонил генералу Тейлору и отдал приказ. Он хотел, чтобы Тейлор двинул армейские подразделения как можно быстрее, продемонстрировав таким образом способность армии быстро реагировать на острые ситуации. В течение нескольких часов по приказу Тейлора пятьсот парашютистов из состава 101-й воздушно-десантной дивизии перебросили в Литл-Рок; еще пятьсот человек были переброшены до наступления сумерек.
По всему Югу белые сторонники сегрегации были до предела возмущены "вторжением". Прошли демонстрации с выражением протеста, участники которых несли плакаты с перефразированным популярным призывом о вступлении в вооруженные силы США: "Вступайте в армию, и вы увидите средние школы"*. Линдон Джонсон провозгласил: "Не должно быть войск ни с той, ни с другой стороны, патрулирующих территории вокруг наших школ". Сенатор Истленд заявил, что "действия Президента являются попыткой разрушить социальный порядок Юга". Сенатор Олин Джонстон вызывающе заявил: "Если бы я был губернатором и он вошел бы ко мне, я бы избил его так, как его не избивал никто" *25.
[* На призывных пунктах в США обычно висят плакаты с изображением улыбающегося моряка на экзотическом фоне и с. надписью: "Вступайте в военно-морской флот США, и вы увидите мир".]
На следующий день утром подразделения 101-й воздушно-десантной дивизии рассеяли толпу, при этом произошли только мелкие инциденты (одного мужчину ткнули штыком), и под охраной военных девять учеников-негров вошли в здание центральной школы и занимались в классах целый день. В центральной средней школе было введено совместное обучение. Такой результат, которого сторонники сегрегации поклялись не допускать, стал возможен благодаря распоряжениям Эйзенхауэра. Фаубус вынудил Эйзенхауэра дать прямой ответ на вопрос: могут ли губернаторы южных штатов использовать вооруженную силу, чтобы воспрепятствовать интеграции в школах? Но поскольку Фаубус поставил этот вопрос в контексте полного отрицания решений федерального суда, он оставил Эйзенхауэру единственный выбор — действовать. Эйзенхауэр не мог, поступив иначе, оставаться президентом. Но для того чтобы он начал действовать, его надо было прижать к стенке, и в критический момент он остался верен президентской клятве. В ходе этих событий он убедил большинство белых южан: чтобы воспрепятствовать интеграции, они не могут использовать силу.
Кризис медленно затихал. Фаубус продолжал во всеуслышание отрицать решения суда, однако к 14 октября ситуация нормализовалась, и это позволило Эйзенхауэру отозвать половину солдат регулярной армии и освободить от федеральной службы 80 процентов солдат национальной гвардии. На следующей неделе Браунелл осуществил свое давнее намерение выйти в отставку и вернуться к частной практике; это был акт, который помог охладить страсти, поскольку многие южане видели в Браунелле главного злодея. К 23 октября негритянские ученики посещали среднюю школу уже без охраны военных. В ноябре были выведены последние подразделения 101-й дивизии. Национальные гвардейцы остались под федеральным контролем до конца учебного года, то есть до июня 1958 года. В сентябре этого года Фаубус сделал то, чего так опасался Эйзенхауэр, — закрыл центральную среднюю школу (она была вновь открыта уже как школа совместного обучения осенью 1959 года).
События, связанные с Литл-Роком, были для Эйзенхауэра "мучительными сверх меры" *26. Когда кризис миновал, события эти превратились, однако, в нечто большее, чем очаг раздражения, поскольку на них наложился другой кризис в системе американского образования, и на этот раз причиной его были русские.
В жизни Эйзенхауэра не раз случалось, что осень становилась для него периодом разочарований. В 1942 году он увяз в грязи в Тунисе, в 1943 году — в Италии, в 1944 году — вдоль Западной стены *. В 1954 году во время осенних выборов он утерял контроль в Конгрессе. В конце сентября 1955 года он перенес первый инфаркт. В сентябре 1956 года был Суэц, а в сентябре 1957 года — Литл-Рок. Для одного человека этого списка более чем достаточно, однако мрачный перечень продолжал расти. 4 октября 1957 года Советский Союз запустил на орбиту первый искусственный спутник ("путешествующий компаньон"). Это впечатляющее достижение было "полной неожиданностью" для Эйзенхауэра и его Администрации. Но, как признается Эйзенхауэр в своих мемуарах, "самой большой неожиданностью... была степень обеспокоенности общества" *27.
[* Укрепления на линии немецкой обороны во Франции.]
У него не было предлога сослаться на неожиданность близкой к истерике реакции американской прессы, политиков и общественности на запуск спутника. Он сам неоднократно говорил при обсуждениях американской программы создания ракет, что межконтинентальные баллистические ракеты (МБР) имеют значение скорее как психологический фактор, чем военное оружие. Он предвидел: когда МБР русских будут полностью готовы, это вызовет в американском народе испуг, почти панику, так как одна мысль о том, что противник может послать ядерные боеголовки через океан и уничтожить американские города, способна дать волю не поддающимся контролю тревожным настроениям. Но одно дело предвидеть, и совсем другое — переживать это в реальности. Поэтому Эйзенхауэр был просто потрясен столь острой реакцией американцев на событие в СССР.
