Вот, значит, как думали даже моряки, когда отряд Небогатова уходил из России. Но "адмиралы" скоро доказали свои хорошие качества, а также и то, что их плохо знали в своем же флоте.

Погрузив уголь раз у Скагена и другой раз в Зафарине, Небогатов неожиданно для всех и даже для всеведущих поставщиков- греков 28-го февраля появился перед входом в Судскую бухту.

Стройно, в отличном порядке вошел и стал на рейде отряд, видом своим произведя самое хорошее впечатление не только на наши суда, бывшие в Суде, но и на иностранцев.

При отряде находились небольшой буксирный пароход "Свирь" и транспорты: “Курония", "Ливония", "Ксения" и "Герман Лерхе", а на Крите к ним еще присоединились огромный водоналивной пароход "Граф Строганов" и оборудованный в Одессе под госпиталь пароход Добровольного флота "Кострома”.

Королева Эллинов Ольга Константиновна, желая проститься с уходящими на войну моряками, прибыла на Крит и посетила все корабли, благословив каждый из них иконою.

Командир броненосца береговой обороны “Адмирал Ушаков” капитан 1 ранга Владимир Николаевич Миклуха(1853-1905гг). Брат знаменитого путешественника и этнографа Н. Н. Миклухо-Маклая (1846-1888гг.).

В 1873 г. после окончания Морского училища получает звание мичмана и затем проходит службу на броненосцах “Чародейка 99 и “Севастополь ”. Участник русско-турецкой войны 1877-1878гг.После войны, уволившись со службы, плавал на судах Добровольного флота. В 1888 г вновь проходит службу в военном флоте сначала на новейшем броненосце “Екатерина 11", затем после окончания минных курсов в 1890 г. командует миноносцем “Килия”.

С 1881 по 1895 гг. в звании капитана 2 ранга служил старшим офицером броненосца “Двенадцать Апостолов”. В 1895 г. его назначают командиром канонерской лодки “Кубанец”. В 1898 г. получает звание капитана 1 ранга. Перед назначением на должность командира “Адмирала Ушакова” в 1901-1902 гг. командовал броненосцами береговой обороны “Не тронь меня” и “Первенец”.

Как уже упоминалось выше, в это время я плавал на “Черноморце” и находился с лодкой в Воло, когда совершенно неожиданно командиром была получена телеграмма Главного штаба с предложен нем немедленно доставить меня на эскадру Небогатова.

Через сутки в Пирее мы застали наш миноносец, на котором после самого сердечного прощания с "черноморской" семьей вечером 5-го марта я вышел к месту своего нового, полного загадочной будущности назначения. Придя утром 6-го марта в Суду, я к подъему флага явился на флагманский броненосец и после представления давно меня знавшему адмиралу туг же был назначен старшим артиллеристом броненосца "Адмирал Ушаков" вместо списанного в Зафарине по болезни лейтенанта Г-а.

Выслушав о своем назначении, я сначала был несколько огорчен икс. так как помнил пожелания своих сослуживцев по "Черноморцу": только не попасть под команду капитана 1 ранга В.Н Миклухи, который вообще слыл за человека с очень тяжелым и неприятным характером. Но как же теперь я благодарю и всю жизнь буду благодарить судьбу за это назначение, давшее мне возможность служить и сражаться под начальством именно такого доблестного командира, каким оказался покойный Владимир Николаевич.Больной, с сильно расшатанными нервами, он действительно бывал подчас довольно тяжел, но все же безусловно считался лучшим из всех командиров отряда.

Старшим офицером "Ушакова" был милейший А. А. Мусатов, являвший собою даже при самых критических обстоятельствах олицетворение спокойствия и невозмутимости. Первое впечатление, вынесенное мною по прибытии на эскадру, было самое благоприятное-настроение хорошее и бодрое замечалось как среди офицеров, так и в команде.

Собственно говоря, имея очень мало сообщений с другими судами, я мог судить об этом только по своему "Ушакову", на котором почти весь экипаж, начиная с командира, шел на войну по своему желанию. На других кораблях, как потом оказалось, дело обстояло несколько иначе, и поэтому сообразно достоинствам командиров и конечная участь судов оказалась различной.

В ночь на 8-е марта отряд вышел из Суды и на переходе до Порт-Саида, сопровождавшемся очень свежей погодой с громадной попутной зыбью, я имел случай лично убедиться в легкости и плавности качки нашего маленького броненосца.

Видно, что "Николай" качается несравненно тяжелее, а на "Мономах" даже жалко было смотреть-так немилосердно выматывало его из стороны в сторону.

Ознакомившись со своей артиллерией, я к своему полному удовольствию нашел ее в совершенной исправности. Установки 254- мм орудий перед уходом из Либавы капитально исправили на заводе, и все гидравлические приспособления башен действовали отлично. 120-мм пушки батареи были тоже хорошие, а две из них совершенно новые, только что присланные с завода.

Как у башенных, так и у батарейных орудий имелись оптические прицелы, на которые возлагали большие надежды.

При отсутствии мушки наводка орудия даже на качке, благодаря прицелу, весьма удобна и легка (конечно, для обученного человека), ясность же видимости такова, что, когда корабль на расстоянии 40-45 кабельтовых для простого глаза совершенно скрывается (сливается в один общий силуэт), в прицел можно свободно разобрать все его отдельные части.

Громадное удобство предоставляют также помещенные внутри прибора планки, дающие возможность делать как вертикальную, так и горизонтальную установку прицела не отрывая глаз.

Боевой запас на броненосце был тоже достаточный: по 75 выстрелов на каждое 254-мм орудие и по 160-на 120-мм пушку. Кроме того, много снарядов, патронов и пороху лежало в трюмах парохода "Ксения", который исполнял роль транспорта для "Ушакова". Там же помещалась большая отрядная мастерская.

Но, несмотря на огромную стоимость своего оборудования и большое количество возможных станков и инструментов, мастерская эта удовлетворяла нужды отряда лишь в самых мелочах.

Между мастеровыми не было никакой дисциплины, шло пьянство, и начальник их мастер Ж-в совсем не имел требуемого авторитета. Происходило это отчасти оттого, что сам Ж-в никакой карательной властью облечен не был, а на неоднократные свои обращения за содействием к капитану или прапорщику, заведовавшему на правах ротного командира военными матросами "Ксении", постоянно получал ответ, что мастеровые ни тому, ни другому не подчинены. Наш буксир "Свирь", хотя и шел под коммерческим флагом, но был весь укомплектован военным экипажем и состоял под командой прапорщика запаса Розенфельда.

Произведенный в минувшую войну опыт призыва прапорщиков на разных судах дал очень разнообразные результаты. Попадались прекрасные люди, знающие и дельные, каковым, например, зарекомендовал себя вышеназванный Розенфельд, поведение которого как во время похода, так и среди боя было превыше всяких похвал.

Не мало было и таких прапорщиков, особенно по машинной части, которые, нося офицерскую форму, будучи членами кают- компании и титулуемые "благородием", зачастую не только по воспитанию, но и по специальным знаниям бывали вынуждены стушеваться перед кондукторами и даже унтер-офицерами.

Совершенно непонятное явление представлял из себя на одном из транспортов второй эскадры прапорщик, еле умевший нацарапать свою фамилию и в то же время нанятый Главным штабом за огромное жалование, в три с половиной тысячи в год, жалование, на которое с радостью пошел бы человек с высшим образованием.

Упомянув выше о "Свири", я хотел сказать о тех обязанностях, которые пароход во время пути нес при отряде. Он развозил приказания адмирала, обходил по вечерам эскадру, наблюдая, чтобы нигде не было видно ни одного огонька, буксировал артиллерийские щиты во время стрельб и даже, когда требовалось, вел на буксире и корабли. Так, например, когда на переходе Индийским океаном на "Ушакове" случилось повреждение в левой машине, мы почти двое суток шли, работая одной правой, и, буксируемые "Свирью", могли иметь 8 узлов эскадренного хода и удерживать свое место в строю.