— Нет, так мы не проедем, - говорит Хрущёв, - уже народу полно, объявили! И решили «обмануть» народ. Поехали по улице Качалова, как говорится, «дворами» к Колонному залу».
И что же получается? По Акту начали вскрытие в 4 часа утра комиссией в составе 19 человек, закончили работу в 13 часов. С. Аллилуева в книге «Двадцать писем другу» указывает время выезда с Ближней дачи машины с телом Сталина: «Поздно ночью, - или, вернее,
18 Н.С. Черушев. Коменданты Кремля в лабиринтах власти. М., 2005, с. 554.
под утро уже, приехали, чтобы увезти тело на вскрытие».
По Рясному ночью «кое-как собрали человек пять врачей», а утром уже обрядили Сталина в мундир и с Хрущёвым поехали в Дом Союзов. И вот тогда в «11-12 часов дня» подъехал Мясников с бригадой в восемь врачей и что стал делать-то? Тем более, что Комиссия по организации похорон постановила вскрытие проводить в лаборатории Мавзолея.
Теперь посмотрим фактуру Акта вскрытия.
Одиннадцать листов размером А4 напечатаны через полтора интервала на пишущей машинке № 89 и с левой стороны вверху имеют несколько отверстий от степлеров.
На двух последних, несколько более тёмных по сравнению с другими листах напечатан патолого-анатомический диагноз и эпикриз и находятся по виду оригинальные подписи всех членов комиссии. На этих листах слева вверху имеются отверстия, но неровные, типа дыр, размером более 2 мм, при толщине скрепок 0,5 и 0,7 мм. Они свидетельствуют о том, что эти листы многократно прикреплялись к различным, каждый раз к разным вариантам Акта вскрытия, степлерами большого и малого размера.
На последнем листе с подписями врачей, на оборотной его стороне, сверху слева простым карандашом написано: «19.1.1954 г.», ниже, синей шариковой ручкой наискосок: «5.III.1953 г. 21 час 50 мин.».
Особого внимания заслуживает шрифт и сама пишущая машинка №89. В процессе печатания шрифт испытывает значительные напряжения. Сплавы, из которых изготавливали различные шрифты в 1940-50 годах, состояли из свинца, сурьмы, олова и цинка; содержание их в сплаве характеризует твёрдость, вязкость и истирание, т.е. физическую стойкость и его износ. В процессе изготовления и под влиянием механических нагрузок во время работы происходит индивидуальный износ каждой буквы шрифта. Поэтому он (износ), как и отпечаток каждого пальца человека, имеет свои отличительные признаки.
Если в 1953 году, когда подписывали Акт, пишущая машинка, хоть и имела характерные особенности, но была новая или почти новая.
Впоследствии её не берегли только для печати вновь изменяемого и редактируемого текста Акта, а использовали регулярно для повседневной работы. С хозяйственной точки зрения это было разумно. Но для воспроизведения первоначального вида документа это было неправильным, потому что механический износ всех её агрегатов и частей постоянно увеличивался. На последнем, дошедшем до нас экземпляре Акта, пишущая машинка выглядит весьма потрёпанной и состарившейся - изменились расстояния между буквами как по горизонтали, так и по высоте. Стало иным их расположение при различных буквосочетаниях. А характерные дефекты самих букв остались почти такими же, как и прежде. Это прекрасно видно при сравнении с листами, на которых остались оригинальные подписи, -должности и звания врачей, подписавших документ, напечатаны на той же пишущей машинке № 89, но, видимо, очень давно.
Вероятно, работу по изменению Акта в каждый временной период делали разные люди, которые выполняли каждый раз только одну конкретную задачу. В связи с этим они видели только последний вариант Акта и не могли знать, что сделано их даже совсем близкими предшественниками. Поэтому столько дыр от степлеров на листах с подписями академиков. Но зачем это нужно было делать, если всё соответствовало действительности?
В Акте весьма подробно, даже слишком натуралистично (не буду цитатой травмировать читателя), описан каждый палец ног. Но составителям последнего варианта Акта скорее всего и не положено было знать, что содержится в другой папке. А в ней есть документ, в котором, как видел читатель, врачи ещё в 1926 году отметили сращение двух пальцев на левой ноге. Об этом в Акте нет ни слова.
Значительная часть историй болезней Сталина имеет разночтения, неточности, пробелы и не отвечает требованиям объективного источника информации, способного обеспечить беспристрастное изучение картины здоровья, болезней и смерти этого человека.
Если допустить, что Сталин умер своей смертью от старости, то зачем нужно было вносить столько изменений в истории болезней?
Возникает вопрос: «Почему Хрущёв не поручил сжечь все медицинские документы Сталина?». Всё было бы значительно проще -не было бы необходимости громоздить их многочисленные фальсификации.
Для сокрытия своих кровавых дел Хрущёв приказал в 1955 году изъять и уничтожить все документы из архивов госбезопасности, на которых стояла его подпись. Три небольшие папки с историями болезней Сталина ни в какое сравнение не идут с объёмом сотен тысяч дел людей, расстрелянных и репрессированных по воле Хрущёва на Украине, в Москве и в Московской области. И гадали бы мы, кто уничтожил истории болезней: Сталин или Берия? А так имеем красочную картину убийств их обоих. (О том, что произошло с Л.П. Берией, поговорим позже). Молодец, Никита Сергеевич, всех перехитрил! Но больше всех -самого себя.
Очень интересен и такой факт: документ «Свидетельство о смерти И.В. Сталина» пока не найден. А быть может, его и не было. И вправду -кому свидетельствовать, если весь мир об этом знает?
Вот и всё о сохранившихся либо об отсутствующих по разным причинам медицинских и юридических документах.
Специалисты-врачи, в их числе кардиологи и токсикологи, могут не только квалифицированно прокомментировать оставшиеся медицинские свидетельства и имеющиеся данные, но и оценить действия своих коллег с учётом уровня науки того времени. При изучении этих материалов нельзя забывать, что со времени описываемых событий прошло уже больше 50, а то и 80 лет. За это время изменились не только методы лечения, но и понимание причин и следствий болезней. Далеко шагнула вперёд не только наука, но и техника их диагностики и лечения.
Особенно, конечно же, интересно мнение токсикологов. Почему, например, бактериологические анализы в 1946, 1947 и 1950 годах давали отрицательные результаты и почему пропали другие, кроме сделанных 2 и 5 марта, ЭКГ? Или почему не делались химические анализы материала, взятого в 8.20 утра 5 марта 1953 г.?
***
...Вспоминается Колонный зал Дома Союзов в морозные мартовские дни 1953 года. Мне было тогда 9 лет, но помню всё, будто это было вчера. Если вы вспомните себя в этом возрасте, то легко поймёте меня.
Мой отец участвовал в подготовке и проведении похорон. 8 марта на служебном автобусе с отцом и сестрой мы подъехали к шестому подъезду Дома союзов со стороны Пушкинской улицы. (Через пятьдесят лет ни я, ни сестра не вспомнили о присутствии каждого из нас в Колонном зале - время и само событие вычеркнуло нас из памяти). В зале приглушённо звучали траурные мелодии, было сумрачно. От хвои венков и, казалось, от слёз воздух в зале был терпким и горьким.
С правой стороны от возвышения, на котором стоял гроб, было несколько рядов скреплённых между собой простых деревянных кресел с откидывающимися сидениями, которые, как рассказывал мне потом отец, принесли из расположенного напротив кинотеатра «Стереокино» (В нём демонстрировались фильмы, как теперь говорят, в формате 3D). Кто-нибудь, наверное, ещё помнит этот кинотеатр.
Перед рядами кресел стояли обычные стулья, на которых сидели дети Сталина, их родственники и знакомые. За ними, в рядах, было много людей, но все сидели очень тихо, разговоров не было. Лишь иногда слышалось журчание жидкости, наливаемой в поминальные рюмки.
Сиденья у кресел были откидные и я, пробравшись между рядами, сел почти рядом с военным в иностранной форме (советскую военную форму мы, мальчишки, знали хорошо). Мы долго сидели и смотрели на Сталина, который лежал совсем близко в ярких лучах прожекторов. Когда настало время уходить, я неловко соскочил с сиденья, и оно с громким стуком встало в вертикальное положение. Я с опозданием придержал его и, словно извиняясь, посмотрел на военного. В этот момент он повернулся ко мне, мы встретились глазами. Тогда я первый раз в жизни увидел, как плачет взрослый мужчина. По щекам седого военного текли самые настоящие, большие блестящие слёзы.