Оба улыбались. Улыбки тоже были одинаковыми.

– …Tout d'abord nous nous sommes rendus à Minsk, il y aura une personne fiable… – негромко говорил тот, что был в пальто.

– По-русски, братишка, – шепотом перебил второй. – Услышат, точно за шпионов примут.

– В Минск поедем, там у надежного парня остановимся, он скаут-мастер, начинал у Янчевецкого в «Легионе юных разведчиков…» Граница рядом.

Тот, что был в шинели, поправил мертвую руку, так и норовящую убежать из кармана, покачал головой.

– Через границу нельзя. Сами не перейдем, а среди контрабандистов chaque seconde – agent^[29]. То есть…

Ответом был смех, веселый и злорадный.

– Nous sommes… Мы их по ветках развесим, как старые портянки! Семен! Я не через границу тебя зову. Под Минском действует отряд «Народного союза защиты родины и свободы», нас с ними свяжут, дадут пароль. Наконец-то мы сможем взять винтовки!..

– Винтовки…

Поручик коснулся бессильной десицы, вновь улыбнулся, но на этот раз невесело. Его собеседник понял, смутился.

– Не беда, Семен, маузер тебе дадим. Да я их зубами грызть стану, голыми руками душить! Хватит, насмотрелся, наслушался…

– Погоди, братишка. Не спеши…

Младший вырвался из Киева чудом, буквально в последний миг. Конспирация не подвела, «Братство костра» продолжало жить и действовать, но над скаут-мастером нависла беда. Очередной «частый гребень», пущенный по спискам «бывших», прошел совсем близко. Арестовали соседей, соучеников по гимназии, товарищей по юнкерской дружине, защищавшей город от Петлюры. Верный человек предупредил: придут и за ним. Арест мог погубить всех, и брат решился на отъезд. Но душа была не на месте, его мальчишки остались в Киеве, а за этим «частым гребнем» неизбежно последуют другие. Может, потому скаут-мастер рвался в бой. Не спасти – так отомстить!

– Ни винтовка, ни маузер уже ничего не изменят, братишка. А за кордоном мы никому не нужны.

Брат взглянул удивленно.

– Так что же? Прятаться, надеть чужую шкуру и дрожать при каждом стуке в дверь? Я уже пробовал, больше не хочется.

– Представь, что в село ворвались волки, – поручик улыбнулся. – Можно надеть овечью шкуру и забиться в самый глухой угол. А можно – волчью и примкнуть к стае. Стать там своим, загрызть вожака – и самому сделаться вожаком. А там – верти, как хочешь, можешь вывести стаю на красные флажки, под облаву, а можешь использовать для караульной службы.

– Скажешь! – брат недоверчиво покачал головой. – И кто это сделает? Мы с тобой?

– И мы с тобой тоже. Слыхал стишок про скорпионов? «Я твердо знаю, что мы у цели, что неизменны судеб законы…»

«…– Что якобинцы друг друга съели, как скорпионы», – подхватил скаут-мастер. – On nous dit très bien^[30], но это только стихи. Или ты нашел Белого Скорпиона?

– Скорее, Черного, – улыбнулся поручик. – Среди крыс бывают крысиные волки, а это Волк Скорпионов.

Семен вспомнил адрес «товарища Чижикова» и еще раз повторил его про себя. Написать следовало как можно скорее. Помощи и защиты не просить, напротив, предложить товарищу Сталину кое-что дельное. Усатый старик в генеральской фуражке с обложки «Огонька», год от Рождества Христова 1953-й. Целых тридцать лет, можно многое успеть. Очень-очень многое!

– Помнишь?

Потемневший серебряный лик на ладони. Воздетые руки, каменная твердь над головой, суровый твердый взгляд.

– Наша иконка? – изумился младший. – Так вот где она! Папа перед смертью, в бреду, ее вспоминал, боялся, что пропала. Я еще понять не мог, с чего это он, атеист, о таком забеспокоится. Это же бабушкина? Пророк Илья?

– Царь-Космос!

Поручик спрятал образ, поглядел вверх, на тяжелый каменный свод, казавшийся еще совсем недавно непоколебимой скалою. Улыбнулся.

– Он услыхал Благую Весть. Для погибающих это глупость, а для спасаемых есть мудрость и сила Божья.^[31]

5

Товарищ Москвин отхлебнул чаю с мятой, бросил на язык маленький кусочек колотого сахара… Хорошо! Он поглядел в залитое весенним дождем окно, на мокрый скользкий булыжник маленькой площади. Там было пусто и голо. Бойцы в серых шинелях покинули Главную Крепость еще ночью, уйдя тихо и незаметно, словно и не было их никогда. Река Времен плеснула, вздыбила волны и вновь вернулась в свои берега.

На подоконнике лежала пачка «Иры», но курить не хотелось. В комнате не нашлось пепельницы, и товарищ Москвин решил не рушить чужую традицию. Покурит потом, в коридоре, заодно и новости от братьев-курильщиков узнает. Приятное – с полезным!

Надо было работать. На столе скучала стопка бумаг, присланных из Научпромотдела. Часть, уже разобранная, оказалась полной ерундой. Молодой ретивый партиец из Шуи советовал ради экономии средств на дорожное строительство в сельской местности пересесть на малые планеры его собственной конструкции. Чертеж, исполненный синими чернилами, прилагался.

Но было и что-то серьезное – два толстых «дела» в желтых картонных папках. С ними предстояла долгая возня.

Товарищ Москвин присел за стол, поставил недопитую кружку рядом, покосился на сегодняшние утренние газеты, присланные вместе с документами. Вчера почты не было. Всезнающие курильщики сообщили, что в экспедиции идет великий «шмон», половине сотрудников грозит увольнение, а некоторым и кое-что похуже. И правильно, нечего подметные письма в номера «Известий» вкладывать!

Слово «шмон» было товарищу Москвину хорошо известно, но он предпочел показаться наивным и на всякий случай переспросил. И в самом деле! Откуда ему, потомственному пролетарию-печатнику, знать бандитскую «феню»?

Сегодня газеты пришли. На первой страницы «Правды» красовался знакомый портрет человека в кепке и галстуке в горошек. Огромные литеры извещали: «ВОЖДЬ ВЫЗДОРОВЕЛ! ВОЖДЬ ВЕРНУЛСЯ К РАБОТЕ!» Вот об этом и следовало поговорить в курилке, естественно, со всей осторожностью, не задавая лишних вопросов. Если правда, если все подтвердится, то перемены грядут немалые. «Каппо ди тутти каппи» решил повременить с кончиной. Для кого радость, для кого вообще – восторг до полного посинения. Поспешили красные бояре, слишком рано наследство делить принялись… А вот вам всем!

Товарищ Москвин отодвинул газеты в сторону и решительно взялся за самую толстую папку. На желтом картоне – размашистая чернильная вязь. «Предложение тов. Тернема по строительству специального убежища». Внизу пояснение: «Проект жилого дома для ответственных работников на Барсеневской набережной, архитектор тов. Иофан».

Это были уже не самодельные планеры. Специальное убежище? Для кого, а главное, от кого?

Первые же строчки заставили замереть от удивления. В дверь постучали, но читавший даже не поднял головы.

– Здрасьте, то есть добрый день! – бодро прозвучало с порога.

– Дальше по коридору и налево, – флегматично отозвался товарищ Москвин, перекладывая страницу. – Если курить, то на лестничной площадке.

– Некурящие мы, – охотно отозвался бодряк. – А по коридору уже прошли, засвидетельствовали. Ты, стало быть, товарищ Москвин, который Техгруппа при Научпромотделе? А я тебе в помощь.

– Так точно, я Москвин…

Читавший неохотно закрыл папку, сунул ее в ящик стола.

– …Который Техгруппа. Пока в единственном числе.

Он привычным движением поправил темно-зеленую гимнастерку, улыбнулся.

– Ну что, давай знакомиться?

У порога стоял невеликого роста паренек лет девятнадцати в короткой, плохо подшитой солдатской шинели. Правая рука сжимала инвалидскую трость твердого дерева с отполированный до блеска черной рукоятью. Чуть смуглое, восточного типа лицо, белозубое усмешка, темные внимательные глаза…

– Знакомиться? Так затем и пришел. Касимов я, Василий Сергеевич, член РКП(б) с октября 1919-го. Из рабочих, умеренно грамотный, да еще, как видишь, инвалид по причине колчаковской гранаты.

Москвин шагнул вперед, протянул руку.

– Леонид Семенович. Инвалид по причине отсечение головы. В партии с января 1918-го.