Претерпела, осталась и вскоре была назначена руководителем группы по работе с письмами. Отныне все вечные двигатели целиком и полностью повисли у нее на шее. В помощь дали полдюжины новичков, уже не ветеранов-инвалидов, а молодую комсомолию со средним образованием. И все покатилось прежним ходом, только еще скучнее и безнадежнее.

Новый сектор оказался неожиданно велик – целых шесть групп. Руководителем был поставлен мало кому известный латыш Ян Эрнестович Рудзутак, работавший до недавнего времени в руководстве профсоюзов. Товарищ Москвин скромно отошел в тень, получив под свое руководства одну из групп – научно-исследовательскую, располагавшуюся на отшибе, в помещение бывшего Чудова монастыря.

Второй раз рука потянулась писать заявление недавно, после того как грянула очередная партийная дискуссия. Надеждам на мир в РКП(б) пришел конец. Прочитав подброшенный вместе с письмами пасквиль с разоблачением зажимщика партийной демократии Троцкого, Ольга решила, что самое время уезжать из Столицы. Партийные споры все больше напоминали ей праздник каннибалов. Отсидеться не удастся, именно аппарат ЦК генерировал колебания, сотрясавшие РКП(б). Скоро от нее потребуют подписать, заклеймить, поддержать единодушно…

Надежды что-то узнать о Вырыпаеве больше не было. В отделе кадров значилось, что Виктор уволен в связи с переходом на другую работу, Касимов на ее вопросы повторял одно и то же: «Не ищи!» – всех же остальных пропавший сотрудник совершенно не интересовал. За единственную ниточку, ведущую к великолепной Ларисе Михайловне, потянуть не удалось. Та уехала и не появлялась в Столице, время от времени присылая очерки о тяжкой жизни пролетариата в загнивающей Европе.

Заявление Ольга все же не написала, решив подождать, тем более дискуссия, так всерьез не разгоревшись, внезапно погасла. Чуда не произошло, каннибалы не подобрели. Но в середине октября тихое течение года от Рождества Христова 1923-го было нарушено.

В Германии начиналась долгожданная революция. Грянуло! Точнее, вот-вот должно было грянуть, буквально через час, через минуту, в следующий миг…

2

Гряда черных холмов на горизонте, серые песчаные дюны, узкая полоска морского берега. Ни травы, ни деревьев, вместо них – неровный ряд каменных призм, похожих на воткнутые в песок карандаши. Внизу, у самого обреза, надпись синими чернилами: «Гранатовая бухта. 15 мая, 7-го года. Тускула».

Леонид, еще немного полюбовавшись фотографией, неохотно спрятал ее в папку, запер в сейф. Пока что единственная, но ему обещали целый альбом, причем даже с цветными, по новейшей немецкой технологии. Можно будет рассматривать по одной в день, чтобы продлить удовольствие…

Все, работать!

Груда бумаг, почти все прочитаны, не один день на это убил, пора делать выводы. Перо скользнуло в чернильницу, привычно вывело посреди страницы: «План следственных действий». Второе слово было явно лишним, но бывший старший уполномоченный решил пока не вычеркивать. Все равно – черновик.

«1. Следственные действия на территории СССР».

С этим просто, все давно уже продумано и согласовано. Сначала фигуранты. Прежде всего побеседовать с Владимиром Бергом… Побеседовать? Товарищ Москвин покачал головой. Этак до гнилого либерализма рукой подать!

«В. И. Берга арестовать по месту нахождения, доставить в Столицу, подвергнуть интенсивному допросу. Выяснить все о его братьях – Карле и Николае Бергах, а также о племяннице – Берг Ольге Николаевне. Научные интересы, исследования, их результаты, а также контакты и нынешнее местонахождение. Отдельно – изучить материалы о гибели К. И. Берга в 1921 г.».

Точка!

Бумаги, связанные со смертью старшего Берга, спрятаны в архивах ГПУ, показывать их не хотят и даже отрицают само их существование. Леонид усмехнулся, дописал «выяснить ответственного в Госполитуправлении», подчеркнув второе слово. Пора объяснить товарищам с Лубянки, что спорить с Центральным Комитетом – себе дороже.

Не только им – Владимира Берга защищали на самом высоком уровне, словно Тулу от Деникина. Вождь, побывав в его гелиотерапевтическом санатории возле Батума, даже написал что-то вроде охранной грамоты. Ничего, разъясним гражданина!

Перо дважды подчеркнуло слово «арестовать». Материала хватало с избытком. Опыты над людьми, гражданами СССР, да еще несовершеннолетними – такое на исключительную меру тянет. После того как удалось организовать отъезд части детей в Крым, товарищ Ульянов Дмитрий Ильич провел медицинское обследование, целый консилиум собрал. Полезный он человек, брат Вождя! Надо бы познакомиться.

А если Вождь вступится? Этот вопрос Леонид уже задавал товарищу Киму. Начальник невозмутимо пожал плечами: «Если не лично, то игнорировать». Тем лучше!

Перо замерло над бумагой. В этом случае «арестовать» не напишешь. Итак, побеседовать с Луниным Николаем Андреевичем. Предлог – его запрос в Центральный Комитет по поводу судьбы кандидата в члены ЦК РКП(б) Косухина Степана Ивановича, убитого при не разъясненных обстоятельствах в марте 1921 года. Покойный Косухин знал о Тускуле, более того, лично наблюдал установку Пространственный Луч. Плохо, что комиссар Лунин на товарища Москвина смотрит волком, значит, следует подобрать подходящего собеседника. К счастью, нужные люди в группе имеются.

Создание Технического сектора при Научпромотделе поначалу вызвало протесты. Товарищ Троцкий громогласно заявил, что «некоторые члены Политбюро» пытаются создать себе собственную ЧК. Лев Революции зрил в корень, и дабы не дразнить гусей, Ким Петрович предложил назначить руководителем любимца Вождя – не слишком известного в Столице латыша Рудзутака, которого сватали в наркомы транспорта. Троцкий этим удовлетворился и про ЧК больше не заговаривал. Председатель Реввоенсовета имел скверную привычку видеть все исключительно с птичьего полета.

Товарищ Рудзутак оказался прекрасным руководителем, особенно после того, как удалось познакомиться с сопроводительными материалами. Не дурак выпить, ходок по веселым девицам, в особенности же по несовершеннолетним. В случае сопротивления объекта латыш охотно применял силу. Имеющихся бумаг вполне хватало если не для ареста, то для громоподобного скандала с вылетом «из рядов». Побольше бы таких любимцев у Вождя! Сам Ян Эрнестович, вероятно чувствуя дыхание у затылка, вел себя чрезвычайно покладисто, соглашаясь со всеми нужными предложениями. В дела исследовательской группы нос не совал, кадровые вопросы решал мгновенно.

Итак, все, что намечается в пределах государственных границ, трудностей не представляло. За кордоном придется поработать. Прежде всего с этим малоприятным господином…

С фотографии на Леонида смотрела надменная бородатая физиономия, обрамленная морской фуражкой и адмиральским мундиром. Великий князь Александр Михайлович, он же Сандро, недорасстрелянный царский дядя. Эмигрантский адмирал в прошлом руководил эфирными полетами и всей Междупланетной программой Российской империи. Сейчас именно ему подчинялась установка Пространственного Луча в Париже – единственная тропинка на далекую Тускулу. Товарищ Москвин вновь вспомнил черные холмы на фотографии. Ничего, прорвемся! Царский дядя – человек вполне понятный. Всю жизнь завидуя родичу-императору, пытался его подсидеть, шел на контакт с английской разведкой. Казенными деньгами не брезговал, скупал земли в Крыму и на Кавказе, а заодно по уши замарался в корейской «дровяной» афере, спровоцировав Японскую войну. К шкуре своей княжьей относится трепетно, в Германскую войну не вылезал из штабов, на «Гражданку» и сам не пошел, и сыновей не пустил. С такими фигурантами только и работать!

Командировка в Париж намечалась на январь. Товарищ Ким советовал для начала предложить руководителям программы эфирных полетов равноправное сотрудничество. Их опыт – наши деньги. Если удастся договориться с великим князем и с еще одним фигурантом, генералом Барятинским, то Леонид станет первым гостем из СССР, ступившим на сухую каменистую почву далекой планеты.