— У меня не было выбора.

Его глаза сверкнули холодом.

— Ничего подобного. Выбор у тебя был. Во-первых, в клубе «Звезды» к тебе подошел Нико. Он говорил с тобой довольно долго. Он разъяснил тебе все, и именно ты предложила ему прийти в номер Боккаччо под видом официанта в пять утра. Именно ты оставила дверь в номер незапертой. И Нико пришел. Но тебя там уже не было. А Боккаччо лежал задушенным. Тогда ты очень убедительно рассказала мне о том, что ничего не помнила, что убежала из гостиницы, потому что проснулась рядом с незнакомцем. Странно, но я поверил тебе. Так же, как поверили ваши следователи. Какую дрянь ты влила себе в кровь, чтобы результаты экспертизы были убедительными?

— Обычный морфий, — я хмыкнула, — легко предположить, что малые остатки его в крови могут быть следствием распада более сложного наркотика.

— Ты здорово подставила Нико и Антония. Им пришлось заметать следы. И со Свиридовым тебе просто повезло: если бы не его появление, я бы в первую очередь заподозрил тебя… Господи! — он хлопнул себя по лбу. — А ведь Свиридов появился не случайно! Как ты его нашла?

— Я его не находила. Это действительно случайность. Я общалась только с Кокселем, и он написал, что пришлет человека, которому можно доверять. Я понятия не имела, что он имел в виду Свиридова. Я думала, что этот человек — Боккаччо. Думала до тех пор, пока сейчас ты мне не рассказал о Клаусе. А Клаус-Свиридов решил разыграть свою партию. Думаю, если бы не я убила Кокселя, это сделал бы он. Он был трусом, но ведь у него хватило духу попытаться задушить тебя в Болонье.

— А зачем ты в него стреляла?

— Я?! И не думала. Он попытался соорудить себе алиби. И попытка удалась. Ведь мы оба ему поверили. Кстати, а почему ты позволил гоняться за мной целой армии воинов, раз ты сам великий и ужасный Умберто?

— Сначала для конспирации. Да и потом тоже. Ну, за исключением последних суток. Каждый должен выполнять свою работу. Воины делали то, чему их учили всю жизнь. Я не мог препятствовать им. — Умберто покачал головой: — Неужели ты все это устроила только ради денег?

— А ради чего еще можно подобное устроить? — Наверное, в этот момент мои глаза сверкнули холодом. — Ты сказал, что у меня был выбор. А что ты знаешь о моей жизни? Сотрудник престижного рекламного агентства, девушка с бедным прошлым и вполне обеспеченным настоящим: при квартире, машине и нормальном доходе. И что дальше? Что я могла себе позволить? О чем мне было мечтать? Многие мои знакомые живут как королевы, потому что они красивы. У них есть любящие мужья или симпатичные кавалеры. А мой удел, — толстопузые женатики. Хочешь знать истинную причину? Пожалуйста — женская невостребованность. Я хотела большего, чем дала мне природа. Я хотела любви самых красивых и влиятельных мужчин планеты. А с такими деньгами я могла себе это позволить. Я бы стала дамой европейского света. Нереально богатая женщина, пусть и не красавица, всегда кажется чертовски восхитительной.

— Глупость какая-то, — он не смог сдержаться. Его откровенно перекосило.

— Может быть, — ухмыльнулась я, — но каждый человек имеет право на свою цель в жизни. Однако наш разговор зашел в тупик. Смотри, на экране уже все устаканилось.

На мониторе компьютера действительно прекратилось мельтешение цифр, и вылезла плашка, приглашающая повторить операцию.

— И я близка к этой цели.

— Да, — он положил свою ладонь на мою. — Но тебе придется убить еще одного человека. Меня.

Я покосилась на него и пробурчала:

— Шутка не прошла. К тому же у меня тесемки закончились.

— Амалия, я не могу позволить, чтобы еще несколько стран оказались ввергнутыми в финансовую катастрофу. Тебя же убить я не могу. Так что выбирать тебе. Пока я жив, ты не нажмешь на кнопку.

С этим он выложил передо мной внушительных размеров пистолет с глушителем.

Ему следовало бы еще раз попросить меня подобрать челюсть. Клянусь, я даже слышала, как она, падая, с треском ударилась о мое колено.

Когда я сумела собраться, а для этого понадобилось минут пять, я выдавила из себя:

— Но почему… ты-то не можешь пристрелить такую тварь, как я?

Он осунулся еще больше.

— Я защищал тебя. Я привык защищать тебя от всех невидимых врагов. И… я любил тебя. Конечно, я не принц, не голливудский актер и даже не молодой преуспевающий адвокат. Поэтому…

— Только не нужно пошлой лирики, — я скривилась. — Такие, как ты, таких, как я, не любят. Это противоестественно. Ты еще скажи, что влюбился в меня с первого взгляда.

— Отнюдь. Только когда я познакомился с тобой. Ты притягиваешь к себе, как магнит. Даже сейчас, когда я понимаю, что уже ничего не возможно, я пытаюсь тебя оправдать. Может быть, затем, чтобы память о тебе вызывала во мне приятные чувства.

— Господи! — Знаете, что такое боль? Всепоглощающая боль раскаяния. Я ненавидела и его, и себя. В ту минуту я впервые увидела жизнь в черном свете. Я понимала, что сама виновата. И уже ничего не могу изменить. Отчаяние мое было настолько глубоко, а ситуация настолько безысходной, что я протянула руку к пистолету. Пальцы сжали холодную рукоятку. Я в последний раз посмотрела на Умберто и в последний раз усмехнулась ему: — В ваших загашниках тайн нет машины времени?

Он мягко мне улыбнулся:

— Не делай этого.

— Бог есть? Ты знаешь.

— У нас нет религии.

— Но чьи же тайны хранит Храм?

— Не делай этого. Ты будешь жалеть. Но тогда уже действительно ничего нельзя будет исправить.

— Я попаду в ад?

— Я ничего не могу тебе сказать, — он откинулся на спинку стула. — Об этом могут знать только Посвященные. Я же говорю тебе, что выстрел в собственную голову — это действительно та ошибка, которую нельзя исправить.

Я ткнула себя в висок глушителем.

— Ты правда любишь меня?

— Я любил свою Амалию. Запутавшуюся девушку, за которой гонялись сотни недоброжелателей. Я не могу любить тебя.

— Это жестоко.

— Это твоя жизнь.

Я услышала, как пистолет плюнул выстрелом. А потом мир разлетелся на осколки.

— Эй-эй-эй! — неожиданно обозначился менеджер, о котором все забыли.

— Ну вот, — грустно прошептала я, глядя на черную дыру в потухшем мониторе. — Теперь к моим преступлениям еще причислилась и сознательная порча частного имущества. Во всяком случае, ночлег мне теперь обеспечен. А там, может быть, и бесплатный переезд на родину. В карманах-то у меня теперь только мечты о богатстве.

Позади послышался шум, издаваемый не менее чем десятком ног. Я оглянулась. В дверь ворвались ребята в коричневых пиджаках. Увидев Умберто, они застыли как вкопанные и мгновенно потупили взоры.

— Ну, началось. Зачем ты меня остановил, если знал, что за порогом толпятся парни, от всей души желающие меня прикончить? Похоже, именно это они сейчас и замышляют.

Умберто аккуратно вытащил пистолет из моих пальцев.

— Они тебя не тронут.

Он поднялся и жестом заставил заткнуться верещавшего в углу менеджера, который забыл о своем детективе и всю энергию переключил на обещание сообщить в полицию о моей выходке. Когда он заткнулся, в зале воцарилась академическая тишина. Я глянула на Умберто снизу вверх. Он показался мне чертовски внушительным и таким потрясающе красивым, что на глазах моих выступили слезы, а горло свело судорогой.

— Перед Храмом я говорю, — со странной повелительной интонацией вещал он, и его взгляд устремился на меня. — От зачатия до рождения проходит девять месяцев. Тебя зачали заново, и какой ты родишься в положенный срок, теперь зависит только от тебя. Если по прошествии положенного срока ты родишь на свет свое повторение, Храм будет вправе уничтожить тебя, как зло. До сей поры все твои проступки и преступления я буду считать своими и страдать за них, как человек, зачавший тебя и несущий за тебя ответственность.

Он окинул суровым взглядом храмовников, потом вздохнул и улыбнулся мне:

— Иными словами, ты должна кардинально измениться, иначе тебя убьют.